Испытание. По зову сердца
Шрифт:
На рассвете, пропустив мимо себя все колонны, Ирина Сергеевна села в свой «газик» и помчалась по шоссе в сторону Москвы.
В госпиталь она прибыла как раз, когда майор Никольский, закончив пятиминутку, собрался на обход больных.
— Доктор, здравствуйте, — остановила она его у двери. — Как с моим сыном?
— А, товарищ Валентинова? Зайдемте ко мне. — И он пропустил Валентинову вперед. — Могу вас, мамаша, обрадовать. Вчера был у нас Михаил Захарович Попов. Большая величина по возвращению людям
— Доктор, милый товарищ Никольский, как вы меня обрадовали. Эта надежда во сто крат прибавила мне силы. Я не знаю, как вас благодарить. А как все это будет долго? — пересилив волнение, спросила Ирина Сергеевна. — Только не подумай, что я любопытствую от нетерпения. У меня там, в дивизии, дочь-малышка. Вы сами знаете — фронт, и держать ее при себе не могу, хочу отправить. И если с Ваней все решится скоро, то я подожду и тогда отвезу их обоих.
— Нет, дорогая товарищ Валентинова, этот процесс продлится долго — месяца два-три, а может быть, и больше. Так что вы не ожидайте и свою малышку отправляйте. А теперь вот вам сестра, и она вас проводит.
Подойдя к палате, сестра не отважилась войти: из-за двери слышался детский голосок, читавший, видимо, газету про партизан, как те напали на вражеский гарнизон и как другая группа в ту же ночь ворвалась на станцию, перебила охрану и разрушила станционные пути.
— Подождем, — сказала сестра, — пусть дочитают до точки. Ведь у слепых одна радость — это слушать других.
— Вот это здорово! — послышался из-за двери общий вздох.
Когда девочка замолчала, сестра открыла дверь, тихо подошла к Ване и, взяв его за руку, шепнула:
— Мама приехала!
Ирина Сергеевна, помня указания майора Никольского, старалась не волноваться. Положив Ване в руки пакетик с карамелью, спросила:
— Ну как, сынок, больно?
— Что ты, мама, нисколечко. — И Ваня снял ее руку с повязки. — Не надо, мама, сдвинешь. Доктор сказал, — радостно продолжал он, — что я буду видеть. Мама, расскажи, как там Дуся, как Юра. Как они живут и что они делают. Только не торопись.
— Ты знаешь, — неторопливо начала Ирина Сергеевна, — приехала Нина Николаевна. Вот это она послала тебе конфеты...
За разговорами они на заметили, как подошел обед. Кормя сына, Ирина Сергеевна испытала большое материнское удовлетворение. Она пробыла до тихого часа. И извинившись перед такими же слепыми, уложила Ваню в кровать, укутала его одеялом и, поцеловав, со спокойной душой уехала.
Своей радостью ей захотелось поделиться с Карповым, полагая, что он будет не меньше рад, чем она. Не долго думая, она погнала «газик» к землянке Карпова и, будучи в радушном настроении, готовая еще с порога крикнуть: «Петя, дорогой, Ваня будет видеть!» — рванула дверь и опешила: на постели по-домашнему в халате вольготно лежала красивая женщина и читала книжку.
— А где подполковник Карпов?
Женщина села и, закрывая ноги
— Он в штабе.
— А вы кто ему будете?
— Я? — скривила рот женщина и с чувством своего превосходства сказала: — Я его жена. Что ему передать?
— Передайте ему, что снарядов не будет, — бросила Ирина Сергеевна и хлопнула дверью, да так, что даже зазвенел рукомойник, села на свой «газик» и помчалась, не видя ни дороги, ни людей.
Теперь вся красота вечера исчезла, и ей все казалось серым и мрачным, а люди — нелюдимыми и злыми. В таком состоянии она подъехала к дому стариков.
Дуся, игравшая на завалинке, увидев мать, бросилась к ней навстречу.
— Мама, чего ты такая нехорошая?
— Нехорошая? — Мать хотела улыбнуться, но улыбки не получилось.
— Ну, ты чего, мама? — тормошила ее гимнастерку Дуся.
Тут Ирина Сергеевна подхватила дочку на руки и щекой прижалась к ее разрумянившемуся личику.
— И снова мы, доченька, одни-одинешеньки.
— Как? — Дуся смотрела на мать большими глазами. — А Ваня? Что с Ваней?
— Ваня? С Ваней, дорогуша, все хорошо, — наконец по-настоящему улыбнулась Ирина Сергеевна. — Наш Ваня будет видеть.
Дуся обхватила мать руками:
— Мамочка, милая мама. Какая ты хорошая.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Не желая волновать жену и рассуждая, что лучше добрая ложь, чем горькая правда, Яков Иванович решил скрыть правду о Вере.
Будучи в армии, он объяснил начальнику узла связи суть своей просьбы, и по распоряжению того, радистка печатными буквами отбила телеграмму.
— Дорогая мамочка здравствуй вскл, — читала Нина Николаевна. — Очень хочу тебя видеть но у нас жаркая пора много работы точка.
— Это значит, там, видимо, идет сражение и у нее много полетов, — пояснил Яков Иванович.
— Не волнуйся, — продолжала читать Нина Николаевна, — я невредима и здорова точка Крепко обнимаю целую Вера. Как же не волноваться? — она с укором смотрела на мужа. — Там такое сражение, что даже родную дочь отпустить не могут.
— На войне, Нинушка, всякое бывает. Помнишь свой приезд? Я ведь был почти рядом и, кажется, должен был к тебе сюда на крыльях прилететь. Но не прилетел. Война! Война жестокая и беспощадная! И она не хочет знать ни любви, ни родства, ни личных чувств. Вот так и у Веры.
Это в какой-то мере убедило Нину Николаевну.
* * *
В один из дней недели капитан Сергиевский и Юра на машине Польщикова слетали в дивизию, в которой числился Юра.
Там Юре вручили медаль «За отвагу».
Теперь, возвратясь с наградой, Юра никак не хотел расставаться с армией, с фронтом. Лишь обещание отца устроить его в суворовское училище, об открытии которых по фронту ходили слухи, Юра согласился поехать на лето в Княжино.