Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— А как там наши? Живы?
— Как? Дед Гуря и Лешка в партизанах у Лобанка, Нюра и Фимка дома. Днем — около хаты, а ночью прячутся, спят в пунях.
— А как мама?
— Мама? — замялась Фрося, ей тяжело было сказать правду, но солгать не могла. — Маму...
— Что? Убили? — Николай крепко сжал ее руки.
— Да, повесили, — еле-еле выдавила это слово. — За деда Гурю повесили.
Николай встал и, сжав до боли зубы, отошел к двери.
— Похоронили?
— Да. Ночью. На нашем кладбище.
— Мне, Фросенька, пора. Если завтра боя не будет,
— Я тебя провожу, хотя бы до сараев. — Фрося быстро оделась в ватник и платок и вышла вместе. Чем дальше шла, тем больше не хотелось с ним расставаться.
На середине плаца остановилась.
— Вот здесь, наводя на нас страх, казнили заключенных. Вон в том бараке, — Фрося показала на одно из освещенных луной зданий, — камеры смертников. Там их пытали. Потом, в полдень или в пять вечера, выводили сюда и на наших глазах расстреливали. Но больше вершили казнь за проволокой, вон там, в поле. Кто не мог идти, пристреливали в камерах, потом на носилках волокли за проволоку. За смертниками шли невольники с лопатами. Они рыли могилы. А когда могилы были готовы, живых смертников раздевали догола, ставили на край могилы и расстреливали. Расстреливали и тех, кто рыл могилы... Вот такой участи, Коленька, ждала и я, да и каждый из нас...
Небо озарялось бледным светом ракет, вспышками разрывов, трещали пулеметы.
Николай сказал:
— Мне, Фросечка, надо идти. Если можешь, оставайся у нас на перевязочном, если же не можешь, то я отправлю тебя в наш медсанбат.
— Милый Колечка, смогу. Все смогу. Даже могу помочь санитарам на перевязочном.
— Можешь? Тогда оставайся.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Генерал Соколовский решил беспрерывным наступлением сбить противника с «Восточного вала», как можно дальше отбросить его от «Смоленских ворот» и занять выгодные рубежи для будущих сражений за Белоруссию.
После взятия Смоленска здесь сравнительно ходко наступали правофланговая армия генерала Глуздовского на Рудню и южнее Смоленска — армия генерала Журавлева — на Красное. Между ними было не густо. И командующий фронтом приказал отдохнувшие в Смоленске дивизии срочно вывести в стык этих двух армий и развернуть наступление.
Туманным утром 2 октября эти дивизии завязали бой.
В этот же день в дивизию Железнова приехал генерал Алексашин и привез приказ: Железнову — на формирование корпусного управления, а Доброву — о назначении его комдивом вместо Железнова.
— Я приехал помочь вам, Яков Иванович, — сообщил Алексашин и сел за стол.
Рассматривая каждую вакансию и каждого кандидата, они к вечеру сформировали оба штаба.
Когда приступили к формированию штаба дивизии, пригласили полковника Доброва. Алексашин объявил ему приказ о его назначении. В заключение, уже прощаясь, душевно сказал Доброву:
— Так что, Иван Кузьмич, поздравляю вас. Принимайте дивизию, командуйте и ведите ее на свершения во имя освобождения нашей Отчизны от немецко-фашистских захватчиков. Одно буду
* * *
Незнакомая «эмка», выглядывавшая из-за угла дома Железнова, заставила Валентинову притормозить свой «газик».
— Тимофей Гордеевич, кто это у комдива? — спросила она шедшего навстречу полковника Васильева.
— Генерал Алексашин. Новый корпус формируют, — ответил он и пошел дальше.
Не прошел он и десяти шагов, как на крыльце комдива появился генерал Алексашин, а за ним — Железнов, Добров и Хватов. Ирина Сергеевна хотела притаиться за углом, но Хватов ее заметил и, проводив Алексашина, подошел.
— Здравствуй, — пожал он ее руку и, не выпуская, засыпал вопросами: — Как Ваня? В Афонине? Как он встретил Наташу?..
В его отеческой заботе о Ване Ирина Сергеевна почувствовала что-то родное.
— Я слышала, что тебя назначили в корпус.
— Назначили.
— А как же теперь будет дальше?
Фома Сергеевич понял ее.
— А дальше будет просто, — с мальчишеской веселостью заявил он. — Пошли! — И он, взяв ее под руку, повел в дом Железнова.
— Что ты задумал? — упиралась Ирина Сергеевна.
— Сейчас все узнаешь.
Железнова они застали за работой.
— Яков Иванович, я к тебе, как к отцу родному...
— Что такое? Пожалуйста. — Железнов встал и поздоровался с Валентиновой.
— Я серьезно, Яков Иванович...
— Слушаю.
— Я и Ирина Сергеевна уважаем вас. Поэтому перед вами я предлагаю Ирине Сергеевне стать моей женой.
— Очень рад за вас, мои боевые товарищи. Благословляю. Откровенно говоря, друзья, я давно этого желал. Так что помолвку надо отпраздновать.
— Сегодня? Не надо, — остановил его Хватов.
— Почему? Дивизия же во фронтовом резерве, так что нам ничто не помешает. Александр Никифорович, — распорядился он вошедшему Никитушкину, — давай на стол все, что у тебя есть в запасе.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Фельдмаршал фон Клюге принимал отчаянные меры, чтобы остановить наступление Красной Армии в центре группы армий.
Он немало попортил крови командармам, но больше всего Хейндрице.
Но как ни были грозны его приказы, армии Хейндрице, Рейнгардта и даже прославленного «льва обороны» Моделя постепенно отходили.
Геббельс изо всех сил старался своей крикливой пропагандой все это замаскировать выравниванием фронта от Велижа до Гомеля. И действительно, выравнивание совершилось, но не от доброго желания фон Клюге или его командармов и крика на весь мир Геббельса, а от напора войск Западного и соседних с ним фронтов.
«Выравнивая фронт», генерал Хейндрице настолько много в центре повыдергивал войск, что одно корпусное управление оказалось не у дел, и фельдмаршал Клюге забрал его в свой резерв.