Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Не у дел, в связи с этим, оказалось учреждение Гантмана. Оно за ненадобностью прикончило свое существование в Дубровне.
— Фройлейн! Живо к шефу! — прокричала в дверях Даша.
— А что такое? — поинтересовалась Вера.
— Наш «Каффехауз», — Даша сложила руки крест-накрест, — капут!
Эта весть настолько придавила Гантмана, что он даже не поднялся с кресла, которое всегда возил с собой. В избу гурьбой ввалились женщины, а следом за ними, галдя, пришли и мужчины.
— Битте, — вяло провел он рукой, указывая на скамьи,
— Фройлейн унд манен! Майн кафехауз будут закрывать, — рубил Гантман ладонью. — Ошень шлехт!
Переводила Даша.
— Шеф благодарит за службу. Но, как ни печально, он вынужден всех вас рассчитать.
Те, кто служил ему верой и правдой, звучно выразили испуг. «Удрученно» вздохнула Вера. Глядя на нее, «взгрустнула» и Устинья и даже потянула к глазам передник.
Гантман обвел всех растроганным взглядом. Их скорбь трогала его душу, плачущую о потере столь доходного и безопасного места.
Он уже представлял себя там, вдали, где глухо грохотала канонада.
Вера, всхлипывая, сказала:
— Нас, герр шеф, волнует то, что, как только мы выйдем за Дубровно, нас арестуют, так как у нас нет никаких документов об увольнении, ведь это же фронт.
— Шеф говорит, — перевела Даша, — что каждому будет выдана надлежащая справка.
— Данке! — поклонилась Вера, за ней последовали и все остальные. Эти справки давали возможность двигаться без страха в любом направлении.
Получив справку, Степан далеко не пошел, а, поджидая Веру, сел на скамеечку в саду сгоревшей усадьбы.
— Степан, ну как? — подсела к нему Вера.
— Хочу, Юлия Петровна, податься к своим. Чтоб по-настоящему схватиться с этим фашистским зверем. Душа горит, а рука меча просит.
— И куда решил податься?
— В болота Осинторфа. Там всю войну наши партизаны властвовали. Да и я по ним соскучился.
— Хороший ты, Степан Глебыч, человек, но и прекрасный разведчик. У тебя все здорово получается. Так что давай. — Вера хлопнула его по плечу. — Разведка — это тоже разящий меч! Ну как?
— Дай подумать.
— Думать некогда. Сегодня в ночь надо уходить. А без тебя мне будет тяжело.
— Я тебя понимаю. Не столь тяжел груз, как опасен путь. А знаешь что? Пойду с тобой, а дорогой все обдумаем и решим.
— До вечера! — Вера пошла к себе собираться. Но ее остановил грохот движения, шедший от моста. Она не была бы разведчицей, если бы не поинтересовалась, что там. И куда все это движется? Огородами она пробралась к мосту. Через него тянулась от Чижовки длиннющая колонна тяжелой артиллерии. Вера пошла к развилке дорог. Не доходя ее, остановилась, так как отсюда было хорошо видно, как артиллерия тянулась по большаку на Ленино. Из болтовни солдат установила, что это артиллерия 39-го танкового корпуса.
— Гут. Аллес! — сказала сама себе, завернула в огород и околицей пошла обратно.
Как только все улеглись спать, ни с кем не прощаясь, Вера и Устинья с узелками
— Слава богу, пронесло. Побежали! — Степан шлепнул Веру по спине.
Они вскочили и вмиг оказались в кустах.
— Вот мои кунды-мунды, — Степан показал на мешки. — Оставайся, а я помчался за Устиньей. — Закопавшуюся в соломе Устинью он еле нашел.
Вера их встретила у кустов.
— По большаку только что прошел патруль. Так что, пока они не вернулись, нам надо перейти Чижовский большак. Большак переваливаем все разом... Идем кустами приднепровской стежкой. Я впереди, ты, Степан Глебыч, так в шагах двадцати за мной. На таком же расстоянии за тобой — тетя Стеша. Идем в сторону Андреевщины. Если что, сбор в лесу в километре южнее этого села. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — ответил Степан.
— Тогда двинулись. — Но тут же Вера остановилась, а за ней и ее товарищи: со стороны станции Хлюстино замелькали волчьи глазки фар.
— Зенитчики. Видимо, тоже туда, — сказала Вера и стала считать проходившие орудия. — Друзья, помните, двадцать семь среднего калибра. А теперь, бегом! — И они перемахнули большак.
Потом, обойдя селение Заднепровье, к предрассветным сумеркам они перемахнули главную рокаду врага — шоссе Витебск — Орша и углубились в лес. Уже серел рассвет, когда группа набрела на большую яму, похожую по выложенным стенам на обвалившуюся землянку. Это место и стало их убежищем. Тут Вера отошла в сторонку, села на пенек и, пока поправляли землянку, стала писать донесение.
Смастерив на скорую руку навес, они сели завтракать.
— Степан Глебыч, ну, как ты решил? — спросила Вера.
— Решил податься к своим. Конечно, ради Родины можно и с поросятами возиться, но мне, — и Степан с силой вонзил нож в консервную банку, — сподручнее, Юлия Петровна, фашистов бить!
— Ну что ж, мы в своем деле, Степан Глебыч, не неволим, — сказала Вера. — Но напоследок прошу тебя еще раз помочь.
— Всегда готов!
— В сторону Витебска, отсюда километра полтора, должно быть село Андреевщина. Там, во втором доме по правой стороне, спросишь Григория Ивановича.
— Деда Гришу? — перебил ее Степан. — Так это ж наш партизан.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Вера и вручила ему радиограмму. — Передай это деду Грише. А дальше что делать, он тебе скажет.
— Так давай собирайся, и пойдем все вместе.
— Нет, без указания деда Гриши мне туда идти нельзя.
— Без указания деда Гриши нельзя? — удивился Степан, так как в их бригаде дед Гриша был всего-навсего связным «Дяди Вани». — Он что, твой начальник?
— У нас, Степан Глебыч, о начальнике узнают тогда, когда пожелает этого сам начальник. На сегодня у нас начальник — дедушка Григорий. Ну, с богом! — улыбнулась Вера и проводила его до лесной дороги.