Исток
Шрифт:
— Я сегодня ещё и не обедала, — вспомнила сестра Феофания.
Следом за гостеприимным капитаном монахини прошли в его каюту, сотворили благодарственную молитву и чинно уселись за дубовым столом, а тем временем два смуглолицых матроса внесли варёную рыбу и тушёные овощи, подали чаши для омовения рук.
— Не угодно ли наливочки? — наполняя серебряные кубки темно-красным вином, предложил капитан. — Как говорится, сие и монаси приемлют...
От вина сестра Феофания не отказалась и вскоре, не чинясь, за обе щеки уплетала закуски, которые
Насытившись, монахиня разрумянилась и заметно подобрела. Она уже не глядела на Елену с беспричинной злостью и словно бы даже жалела сестру во Христе.
А Елене есть вовсе не хотелось, и она с трудом заставила себя съесть лишь кусочек отварной форели и выпить глоток сладкого вина.
Начиная с того самого момента, когда её подхватили под руки придворные евнухи и потащили в храм Святой Софии на пострижение, Елене всё происходящее виделось как бы со стороны, словно бы не её, а какую-то другую девушку постригали в монахини, затем несли на корабль и увозили куда-то на край света.
Постепенно до её сознания стало доходить, что не с кем-то, а именно с ней произошла метаморфоза и что не кому-то, но именно ей отныне суждено провести остаток дней в служении Господу... Чтобы не думать об этом, сестра Параскева спросила капитана:
— И как вы, моряки, не боитесь отправляться в плавание? Я слышала, что плавать по морю опасно...
— Не море топит корабли, но ветер, — сказала сестра Феофания. — Без воли Господа ни единый волос не может упасть с головы человека.
— А мы и уповаем на Господа, — ответил капитан. — Но, конечно же, понимаем, что в открытом море каждый день жизни может оказаться последним. Это ощущение придаёт жизни своеобразную прелесть. Посмотрите, как прекрасно море, освещаемое лучами заходящего солнца!..
Монахиня поглядела на море, но лишь недоумённо хмыкнула.
— Когда человек живёт в обстановке постоянного ожидания смерти, когда он не может быть вполне уверен ни в одной следующей минуте, вот тогда-то и появляется особое суждение о красоте каждой вещи... Красота эта — мгновения и преходяща. Каждый миг она готова исчезнуть, как последний луч солнца на закате, и надо успеть насладиться этой красотой, дарованной нам Господом в безмерной доброте Его... Мы ежедневно и ежечасно становимся свидетелями того непреложного факта, что неумолимая Вечность поглощает сегодняшний день...
— Да ты не моряк, а поэт! — с жаром воскликнула сестра Феофания. — Если бы ты избрал духовное поприще, то смог бы достичь больших вершин.
— Вот состарюсь — и приму духовный чин, — пообещал капитан. — А до той поры буду ходить по морю, любоваться его красотами.
Он поглядел на Елену, сидевшую с каменным лицом, сочувственно вздохнул:
— Не отчаивайся! Если девушка будет сохранять оптимизм и жизнерадостность, счастье рано или поздно постучится в её дверь...
— О каком счастье можно говорить в моём положении? — горестно спросила Елена.
— О величайшем счастии служить Господу нашему, —
Елена горестно опустила голову.
— Ты ещё так молода, Елена!.. В твоей жизни ещё могут произойти перемены, — сказал капитан. — Мудр был тот отец, который советовал сыну записывать свои огорчения и возвращаться к записям по прошествии некоторого времени. Даже спустя несколько недель прежние огорчения кажутся мелкими, не заслуживающими внимания. Не отчаивайся. Никому не дано провидеть свою судьбу, хотя все мы того желаем. Вот и сестра Феофания не знает, какие перемены уготованы ей...
— Это знает лишь Господь, — поднимая глаза кверху, сказала сестра Феофания.
— Да, — согласился капитан и лукаво усмехнулся. — Все мы под Богом ходим...
Игуменья Екатерина увидела в окно, как от причала в монастырь пронесли закрытые носилки. А вскоре важная столичная монахиня ввела в покои настоятельницы Сурожского монастыря юную деву.
— Прими, матушка, новопостриженную сестру Параскеву под своё неусыпное попечение, — сказала сестра Феофания, передавая в руки настоятельнице свиток, запечатанный красной печатью.
Игуменья Екатерина задумчиво оглядела новую монахиню, прибывшую в обитель на царском корабле.
По виду — прямо ангел, а какова она на самом деле?..
— Повелением святейшего патриарха Игнатия сестре Параскеве определено провести дни свои в твоей обители. Доглядывай за ней, ибо молодой император может осмелиться на святотатство и прислать своих молодцев, дабы они похитили сестру Параскеву, — многозначительным шёпотом добавила сестра Феофания и испуганно перекрестилась.
— Из нашей обители ещё никому никогда не удавалось скрыться, — заверила игуменья Екатерина.
— Её величество василисса Феодора пожертвовала обители скромную лепту, — сказала сестра Феофания, передавая в руки настоятельнице туго набитый кожаный кошель.
— Щедрость её величества безмерна! — радостно возгласила настоятельница.
— Но если, не дай Бог, сестра Параскева сбежит или её похитят, не сносить тебе головы, — предупредила настоятельницу сестра Феофания.
— Не беспокойся, сестра! Не впервые приходится исполнять подобные поручения. Всё будет сделано как следует, — сказала игуменья и сняла со свитка печать.
Развернув пергамен, игуменья нараспев прочитала:
— «Настоятельнице Сурожского монастыря повелеваю принять в свою обитель сестёр Феофанию и Параскеву, учинив за ними строгий надзор...»
Услышав это, сестра Феофания в ужасе подбежала к окну и увидела, как дромон медленно отходит от причала.
— Господи, сослали сюда сестру Параскеву, а я-то чем провинилась перед василиссой?.. Меня-то за что? — жалобно завопила она. — Господи Иисусе, спаси и помилуй!..
— Не употребляй имя Господне всуе, — строго заметила мать настоятельница.