Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Коллектив авторов

Два поколения трудились на ниве исторической беллетристики. Первое поколение – «отцы», старшие, к моменту вступления на литературное поприще – зрелые тридцати-сорокалетние мужи. Метрики старших, даты рождения: Загоскин – 1789 год, Лажечников – 1790, Свиньин – 1788, Булгарин – 1789, Полевой и Зотов – оба 1796 года. Все они – почти ровесники, располагающие общим историческим фоном переживания и действия. Второе поколение – «дети», «младшие», писатели «массовые», для низов (хотя довольно трудно четко провести черту; так, Иван Гурьянов [1332] , год рождения 1791, одна из интереснейших фигур, создававших историческую беллетристику, по возрасту относится к первым, старшим, по роду и характеру занятий – ко вторым). Года рождения вновь близки: Глухарев – 1809, Любецкий – 1808, Голота – 1812. У многих «отцов» за плечами 1812 год, живой опыт участия в большой истории. «Дети» получили в наследство рассказы и предания старших очевидцев. «Дети» – вторые, поэтому они среди

«отцов» выбирают «учителей». Для Гурьянова авторитет – Булгарин; Глухарев подражает Загоскину, используя «просто так» в заголовках фамилии героев известных книг, никак не оправдывая названия сюжетом; Голота, контаминируя детали, подражает сразу всем. И старшие, и младшие связаны с Москвой, с Московским университетом (либо получили систематическое образование, либо брали отдельные уроки, преподавали в «околоуниверситетских» учебных заведениях, дружили с профессурой – об эпизодах москвоцентризма будет сказано ниже). Отсюда – отчасти «университетский стиль» письма, сказавшийся, к примеру, в тщательной разработке источников, стремлении получить информацию из первых рук, проработать материалы de visu.

1332

Рейтблат А.И.«Фризурный» литератор Иван Гурьянов и его книги // Лица: биографический альманах. М.; СПб. [Париж], 1993. С. 24–38.

Если попытаться найти место литературы в насыщенных разнообразными и, порой, разнородными занятиями биографиях старших и младших, то вряд ли сочинение романов стоит считать единственным главным делом жизни, претерпевшим, однако, мифологическую аберрацию в восприятия последующих поколений. Нет, все они – «многостаночники», чиновники, государственные деятели, неуемные авторы проектов. Рафаил Михайлович Зотов (1796–1871), к примеру, был деятельным администратором; он обосновывал возможность постройки железной дороги из Петербурга в Одессу, был сторонником выкупа крестьян, сокращения воинской службы до трех лет.

При несходстве характеров и судеб авторов в культурной памяти современников и потомков остался отчасти идеальный, идеализированный, положительный «сборный» образ исторического романиста, обласканного властью, добившегося особой благосклонности и высочайшего поощрения, что приравнивало успех в этом литературном жанре к заслугам государственной важности, а сам роман обретал не просто художественную значимость, а политический смысл.

Посмотрим, как выглядела сложившаяся иерархия писательских позиций, как складывались авторские предпочтения в выборе источников, тем, героев, как этот выбор стимулировал возникновение национальной мифологической картины мира.

Сведения библиографов помогают восстановить данные [1333] , согласно которым тематически и количественно обживание художественного космоса русской истории можно приблизительно разбить на следующие группы (цифры означают число опубликованных произведений по соответствующей теме в 1830-е годы):

• Киевская Русь, Русский каганат, Новгородская Русь – 4;

• Раздробленность и собирание русских земель – 3;

• Нашествие Золотой Орды – 2;

1333

Мезьер А.В.Указатель исторических романов, оригинальных и переводных, расположенных по странам и эпохам. СПб., 1902; Указатель заглавий произведений художественной литературы. 1801–1975: в 8 т. М., 1985–1995; Щеблыкин И.Р. У истоков русского исторического романа. Пенза, 1992 ; Ребеккини Д.Русские исторические романы…

• Димитрий Донской – 2;

• Завоевания Новгородской республики, присоединение Пскова, Смоленска, Верховских княжеств и Рязани, возникновение Московского государства – 3;

• Царствование Ивана IV Грозного, завоевание Казанского ханства, укрепление Московского государства – 4;

• Ливонские войны – 2;

• Война с Польшей (Стефан Баторий) – 2;

• Русско-крымская война – 2;

• Походы Ермака в Сибирь – 2;

• Смутное время, конец Смуты – 4;

• Избрание Михаила Романова – 6;

• Укрепление Империи, присоединение к России Украины – 9;

• Петровские реформы – 13;

• Эпоха дворцовых переворотов 1725–1801 – 6;

• Царствование Екатерины II – 11;

• 1812 год – 18.

Можно полемизировать о точности показателей, тем не менее очевидно, что стараниями исторических романистов происходила известная мифологизация Петровской эпохи, екатерининских времен [1334] , событий 1812 года [1335] и других важнейших вех жизни Российской империи, в романе закладывался каркас государственного мифа. Налицо массированная атака буквально на всех фронтах, на всех ярусах общества, стремительное заполнение вакансий, быстрый (в течение одного лишь десятилетия) взлет. Удовлетворивший потребности и вкусы и тем самым задевший по крайней мере два-три поколения, исторический

роман сумел создать пересекающиеся контексты исторической мифологии, что дает нам некоторое право все многообразие сочинений этого рода прочитать как единый текст.

1334

Проскурин О.А.Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. С. 444.

1335

Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика: Опыт источниковедческого изучения. М., 1980. С. 193–202.

Фигуры

Одной из самых легендарных фигур среди литераторов, исторических романистов был Михаил Загоскин, автор романа «Юрий Милославский» (1829). С его легкой руки начинался отсчет русской исторической романистики.

В авторскую «легенду» Загоскина входило несколько принципиальных составляющих. Он – первый, основатель, «отец», центральная фигура, занявшая вакантное место национального романиста в отечественной словесности. Отсюда в многочисленной критике и воспоминаниях выстраивается мифология центра, главных и периферийных лиц и текстов в русской исторической романистике, эталонность, с которой так или иначе соотносятся новинки – сочинения собственные и чужие, а главное, морфология литературного успеха как национальной победы, воодушевившей и объединившей русское общество. Успех Загоскина многократно усилен двумя обстоятельствами: в первую очередь благоприятным контекстом – «Юрий Милославский» воспринимался как альтернатива нравоописательным и историческим романам Булгарина «Иван Выжигин» и «Дмитрий Самозванец». Второй фактор – активная национальная самоидентификация, настоятельный отказ от европейских учителей, что совпадает с общей тенденцией 1830-х (и знаменитое впоследствии «Нет, я не Байрон, я другой» написано Лермонтовым в 1832 году).

Свидетели успеха описывают его воздействие на публику как восторг, восхищение, единый порыв, объединивший обе столицы и провинцию, национальный праздник, радость. «Юрий Милославский» быстро перерос литературные рамки и превратился в событие политическое. Загоскин стал национальным героем, фигурой, которой почти поклонялись, а его дом превратился в место паломничества.

…Все обратились к Загоскину: знакомые и незнакомые, знать, власти, дворянство и купечество, ученые и литераторы – обратились со всеми знаками уважения, с восторженными похвалами; все, кто жили или приезжали в Москву, ехали к Загоскину; кто был в отсутствии, писали к нему. Всякий день получал он новые письма, лестные для авторского самолюбия [1336] .

1336

Аксаков С.Т.Биография Михаила Николаевича Загоскина // Аксаков С.Т. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 4. М., 1966. С. 169.

Это еще одно свидетельство об особой обстановке, сложившейся вокруг романа.

Концептуальная альтернатива вальтер-скоттовскому роману сформулирована Загоскиным 20 января 1830 года в полемическом письме В.А. Жуковскому, приученному традицией к тому, что действие отодвинуто в романах как минимум на полвека от времени написания текста. Загоскин же настаивает на правомерности иной хронологической актуализации и четче проясняет свою национальную «программу»:

Вам кажется почти невозможным написать роман, в коем должно вывести на сцену наших современников, с которыми мы так близки и из которых многие еще живы и теперь. Вот что я скажу вам на это. Исторические романы можно разделить на два рода: одни имеют предметом своим исторические лица, которые автор заставляет действовать в своем романе и на поприще общественной жизни, и в домашнем быту; другие имеют основанием какую-нибудь известную эпоху в истории; в них автор не выводит на сцену именно то или другое лицо, но старается охарактеризовать целый народ, его дух, обычаи и нравы в эпоху, взятую им в основание его романа. К последнему разряду принадлежит «Юрий Милославский» и роман, которым я теперь занимаюсь. И вот почему я не мог их назвать иначе, как «Русские в 1612-м» и «Русские в 1812 году» [1337] .

1337

Загоскин М.Н.Сочинения: в 2 т. М., 1987. Т. 2. С. 722.

Загоскин настаивал на своем приоритете разработки исторического романа как современного. Русский патент Загоскина признала публика, Пушкин, задетый идеей и ее художественным воплощением во втором загоскинском романе, писал своего, другого «Рославлева», а гоголевский Хлестаков, пребывая в состоянии «легкости мысли необыкновенной», не задумываясь признается в авторстве «Юрия Милославского», только другого, а не господина Загоскина. Знаменательно, что «воспоминание» о загоскинском сочинении возвращается в пересказах, продолжениях, новых версиях, возрастных адаптациях в последней трети XIX – начале XX века и совпадает со второй волной русского исторического романа.