Истории для кино
Шрифт:
Ну, на то они и критики. Их хлеб – пощипывать бедных артистов.
Ответы Лены полны невозмутимости. Но вдруг и она не выдерживает:
– Впрочем, ты скорее не комик, а типичный рамоли – щиплешь инженюшек за бока!
Лёдя уходит в глухую оборону:
– О чем ты? В спектакле нет никакой инженю.
– Ах, ну да, она не инженю, она польская аристократка… Такие аристократки у нас в Никополе нанимались мыть полы!
– Лена, это все глупости!
– Конечно, глупости. – Лена пристально смотрит на мужа. – Только хотелось бы, чтоб и ты понимал,
– Да у меня вообще голова другим занята!
Лена опять невозмутима. Она заботливо укутывает мужа шарфом:
– Меня больше волнует не твоя голова, а твое горло. Смотри, не простудись…
Лёдя капризно отталкивает ее руки:
– Нет, ты меня не понимаешь! Я хочу доказать, что могу больше, чем делаю сейчас!
– Можешь – докажи, – спокойно соглашается Лена. – Ты только определись, что ты можешь.
– Что могу? Да все! Я могу все! От трагедии до трапеции!
Лёдя брякнул это сгоряча. Но задумывался над этим он уже давно. При всем успехе ему было неуютно в рамках одной оперетты. Ведь существует и множество других жанров. А значит, необъятные силы и немереные амбиции Лёди требовали доказать, что он может проявить себя в любом жанре.
– Представляешь, – возбужденно объясняет он Лене, – первым номером что-нибудь драматическое. Ну, скажем – Раскольников… А после Достоевского я выйду Менелаем из «Прекрасной Елены»… Ужасающее соседство, да? Ну и отлично! Дальше – скетч «Американская дуэль», потом: что-нибудь грустное, элегическое… К примеру, «Не искушай» Глинки – под аккомпанемент трио, где я играю на скрипке… Затем… Какой же к этому контраст? Ага, классический танец! Я исполню настоящий вальс… Потом – комический рассказ, потом, конечно, куплеты на злобу дня… А закончу… Закончу тем, чем начинал: рыжий клоун на трапеции!
Потрясенная громадьем его планов, Лена недоверчиво смотрит на Лёдю. А он твердо заявляет:
– И все это не меньше чем часов на шесть!
Афиша уникального представления гласит:
ПАЛАС-ТЕАТР
в пятницу 2 февраля 1923 года
показательный синтетический
вечер-спектакль
Л. О. УТЕСОВА
«ОТ ТРАГЕДИИ ДО ТРАПЕЦИИ»
Часы, специально вывешенные над сценой, показывают ровно шесть часов вечера.
Под барабанную дробь, прорвав афишу, Утесов выходит на сцену. Зал аплодирует. Барабанную дробь сменяет драматическая увертюра к «Пиковой даме» Чайковского. Под нее Лёдя читает драматический монолог Раскольникова: «Я кровь пролил, которую все проливают! Которая льется и лилась на свете, как водопад, которую льют, как шампанское, и за которую венчают в Капитолии и называют потом благодетелями человечества…»
За кулисами взволнованная Лена, гример с пуховкой наготове, костюмер с плечиками от костюма, рабочие сцены – все наблюдают за Лёдей.
А
Зрители аплодируют от всего сердца.
Лёдя влетает за кулисы, гример бросается к нему с пуховкой, костюмер помогает переодеться в костюм царя Менелая, Лена поит его чаем из стакана…
И вот уже Лёдя-Менелай поет арию из оперетты «Прекрасная Елена».
Из зрительного зала, прикрыв лицо вуалькой шляпы, за Лёдей наблюдает Невяровская – и восхищенно, и слегка ревниво.
Дамы бросают на сцену цветы.
За кулисами Лёдя, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в полосатые брюки, одновременно надевает одесское канотье и откусывает от бутерброда, который сует ему в рот Лена.
Лёдя – в полосатом костюмчике, канотье и с тросточкой – исполняет одесские куплеты.
А потом играет известную эстрадную интермедию, которая почему-то называется «Американская дуэль», хотя никакой Америки, да и самой дуэли, по сути, тут нет. Просто двое тянут жребий из цилиндра, и тот, кто вытянет бумажку с крестиком, обязан застрелиться. Крестик достается Лёде, он ломает в ужасе руки, приставляет револьвер к виску, убегает за кулисы, там раздается звук выстрела, после чего Лёдя возвращается и радостно сообщает: «Вот повезло так повезло – промахнулся!»
Вместе со всеми зрителями заливисто смеется и Дита в первом ряду.
А Лёдя за кулисами сбрасывает одесский костюмчик и влезает в подставленный костюмершей фрак. Лена повязывает ему галстук-бабочку.
Лёдя во фраке поет романс Глинки: «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей, разочарованному чужды все обольщенья прежних дней…»
У дам в зале увлажняются глаза.
За кулисами взволнованная Лена шевелит губами, беззвучно подпевая Лёде.
Сменив фрак на балетное трико, Лёдя танцует с партнершей в балетной пачке классический вальс Штрауса «Сказки Венского леса». В какой-то момент он оставляет партнершу, которая продолжает одиноко кружиться, берет скрипку, играет на ней тему вальса, а затем возвращается к партнерше, завершая танец.
Лёдя выбегает со сцены за кулисы, подхватывает Лену и кружит ее, как только что кружил балерину. Но гример с костюмером торопят его опять сменить грим и переодеться – на сей раз в клоунский костюм.
Как в цирковой юности, он сначала по-клоунски дурачится, а затем работает номер воздушной гимнастики: крутится на трапеции, делает сальто в воздухе, взлетает к потолку… А зрители – и строгие интеллектуалы, и экзальтированные дамы – замирают и ахают, как когда-то простая публика в цирке Бороданова.