Истории и легенды старого Петербурга

Иванов Анатолий

Первая ссора возникла из-за межи, а поскольку обе стороны не отличались уступчивостью и склонностью к компромиссам, пустяковый спор о 5 саженях земли перерос в непримиримую вражду, так что, встречаясь где-либо в обществе, противники немедленно отворачивались друг от друга, составляя, по насмешливому замечанию императрицы, фигуру двуглавого орла. Их взаимоотношения даже послужили Екатерине сюжетом для литературного произведения – несохранившейся пьесы под названием «За мухой с обухом», где в комическом виде изображалась тяжба Постреловой и Дурындина.

Далее события разворачивались почти как в гоголевской повести. В один из октябрьских дней 1788 года две свиньи, принадлежавшие А.А. Нарышкину, предприняли неудачную попытку поживиться цветами, возросшими на участке Е.Р. Дашковой. Чем закончился для них этот злополучный набег и

что за сим последовало, мы узнаем из «Сообщения Софийского нижнего земского суда в Управу Благочиния столичного и губернского города Святого Петра от 17 ноября 1788 года». Этот документ достоин того, чтобы воспроизвести его почти полностью: «Сего ноября с 3-го числа в оном суде производилось следственное дело о зарублении минувшего октября 28 числа на даче ее сиятельства, Двора Ее Императорского Величества штатс-дамы, Академии наук директора, Императорской Российской Академии президента и кавалера, княгини Екатерины Романовны Дашковой, принадлежавших его высокопревосходительству… Александру Нарышкину, голландских борова и свиньи, о чем судом на месте и освидетельствовано и… определено, как из оного дела явствует: ее сиятельство княгиня Дашкова зашедших на дачу ее принадлежавших… А.А. Нарышкину двух свиней, усмотренных якобы на потраве, приказала людям своим, загнав в конюшню, убить, которые и убиты были топорами, то… за те убитые свиньи взыскать с ее сиятельства княгини Е.Р. Дашковой, против учиненной оценки, 80 рублей… а что принадлежит до показаний садовников, якобы означенными свиньями на даче ее сиятельства потравлены посаженные в шести горшках разные цветы, стоющие 6 рублей, то сия потрава не только в то время чрез посторонних людей не засвидетельствована, но и когда был для следствия на месте г. земский исправник Панаев, и по свидетельству его в саду и ранжереях никакой потравы не оказалось… По отзыву же ее сиятельства, учиненному г. исправнику, в бою свиней незнанием закона, и что впредь зашедших коров и свиней також убить прикажет и отошлет в гошпиталь, то в предупреждение и отвращение такового… законам противного намерения, выписав приличные узаконения… объявить ее сиятельству, дабы впредь в подобных случаях от управления собою (то есть от самоуправства. – Л. И.) изволила воздержаться и незнанием закона не отзывалась, в чем ее сиятельство обязать подпискою».

Представляете себе президента двух академий, багровую от ярости, с перекошенным лицом и растрепанными волосами, приказывающую слугам рубить топорами душераздирающе визжащих свиней? Зрелище не для слабонервных! Ссора, а затем смертельная вражда двух близких к государыне лиц, естественно, привлекала ее внимание, о чем говорят записи в «Дневнике» секретаря Екатерины II А.В. Храповицкого. 30 октября 1788 года он заносит туда следующие строки: «Дашкова побила Нарышкиных свиней; смеясь сему происшествию, приказано скорее кончить дело в суде, чтоб не дошло до смертоубийства».

К судебному процессу о меже добавилось «дело о зарублении», закончившееся, кажется, лишь со смертью в 1795-м А. А. Нарышкина, который, показывая приятелям на красное лицо своей супостатки, любил говаривать: «Она еще в крови после смерти моих свиней…»

Роковой треугольник

Эта история в свое время наделала немало шума, и еще спустя полтора десятилетия после ее трагического окончания находим отголоски случившегося на страницах дневника А.С. Пушкина. Вот запись, сделанная им 8 марта 1834 года: «Княжна Туркестанова, фрейлина, была в тайной связи с покойным Государем и с кн. Владимиром Голицыным, который ее обрюхатил. Княжна призналась Государю. Приняты были нужные меры – и она родила во дворце, так что никто и не подозревал. Императрица Мария Федоровна приходила к ней и читала ей Евангелие, в то время как она без памяти лежала в постели. Ее перевезли в другие комнаты – и она умерла. Государыня сердилась, узнав обо всем. Вл. Голицын разболтал все по городу».

Такова общая фабула этого происшествия в той трактовке, которую оно получило у современников. Но так ли все обстояло на самом деле?

Княжна Варвара Ильинична Туркестанова (1775–1819), принадлежавшая по отцу к знатному грузинскому роду, была фрейлиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны (супруги Павла I). Большая часть жизни княжны Варвары прошла при дворе, и все светское общество александровского времени, как в зеркале,

отражено в ее обширной переписке с Фердинандом Кристином, русским политическим агентом в наполеоновской Франции. Письма Туркестановой рисуют ее женщиной незаурядной, обладавшей большим умом и образованностью, к тому же наделенной неотразимым обаянием, что позволяло ей, при не очень эффектной внешности, пленять сердца мужчин.

В.С. Голицын

Иногда поражаешься смелости выражений княжны и разборчивости в отношении возможных претендентов на ее благосклонность. Вот выдержка из одного письма, где речь идет о князе Федоре Голицыне, брате того самого Владимира, о котором упоминает Пушкин: «Он так толст, что, будь я его женою, я ни минуты не имела бы покоя, зная, что он может умереть тогда, когда ожидаешь этого всего меньше. Мне кажется, что с человеком таких размеров никогда нельзя рассчитывать на долгую жизнь, но что я, наверное, могу сказать, это то, что ни мой муж, ни любовник не будут на него походить».

И это пишет тридцатидевятилетняя особа не слишком привлекательной наружности, которая, казалось бы, должна уже давно смириться с ролью старой девы!

Но будущее покажет, что у княжны были основания почитать себя достойной лучшей участи. Весной 1818 года происходит ее окончательное сближение с Александром I; ранее их связывали вполне невинные отношения легкой увлеченности со стороны императора и восторженного преклонения со стороны фрейлины. И в это же самое время Варвара Ильинична без памяти влюбляется и вступает в связь с флигель-адъютантом Владимиром Голицыным, чуть не двадцатью годами моложе ее.

Князь уже имел устойчивую репутацию ветреника, кутилы, искавшего в жизни одних удовольствий; красивый, сильный, веселый и остроумный, внешне совсем не похожий на своего толстого брата, он был схож с ним лишь в одном – в безудержной жажде плотских утех. По словам современника, «вся жизнь его была сцеплением проказ, иногда жестоких, иногда преступных, редко безвинных». Пушкин хорошо знал князя В.С. Голицына как неплохого музыканта, но вряд ли высоко оценивал его нравственные качества, а потому легко поверил услышанному. Казалось бы, именно такому человеку суждено было сыграть в жизни немолодой княжны роковую роль. Но случилось иначе: легкомысленный повеса неожиданно подпадает под власть чар умной и обаятельной женщины, искренне увлекается ею и даже, несмотря на громадную разницу в возрасте, собирается на ней жениться!

В.И. Туркестанова

Но вся беда была в том, что княжна не находила в себе сил отказаться от одного из возлюбленных, питая к обоим одинаково сильное чувство. Ложная и двусмысленная ситуация, в которую она себя тем самым поставила, в скором времени разрешилась весьма печальным образом: в одну из августовских ночей Голицын застал царственного соперника в спальне у своей избранницы…

Все было кончено; он не смог ей этого простить, а может быть, просто предпочел удалиться, не желая мериться силами на любовном поле брани с самим царем. Так или иначе, Владимир прервал близкие отношения с Туркестановой и спустя некоторое время посватался (правда, неудачно) к княжне Лопухиной. Несчастная фрейлина вынуждена была претерпевать все муки ревности, причем к обоим любовникам сразу: Голицына она ревновала к Лопухиной, а императора – к его бывшей фаворитке М.А. Нарышкиной, только что вернувшейся из-за границы. Но ее связь с Александром продолжалась.

24 апреля 1819 года В.И. Туркестанова тайно произвела на свет дочь Марию, после чего приняла медленно действующий яд и несколько недель спустя скончалась в ужасных мучениях. Кто же был отцом ребенка? Дабы оградить «священную особу Государя», молва взвалила всю вину на князя, которому даже приписали гнусный поступок – подкуп горничной, через которую он якобы прибегнул к наркотическому средству, чтобы опоить свою жертву, овладеть ею и выиграть пари, заключенное с приятелями, – мотив, использованный позднее В. Крестовским в его «Петербургских трущобах».