Истории, рассказанные вчера
Шрифт:
От домового много пользы было. Если он по чердаку топал и черепицей на крыше гремел, мама Лиза знала, что неприятности ожидаются и готовилась их встретить. Когда двадцать второго июня немцы Севастополь бомбили, то в таких местах, как Карасувбазар, только к обеду узнали, что война началась. А мама Лиза, услышав ночью, как домовой тревожится, еще утром со мной и Лидой на все наши деньги соль, спички, мыло, подсолнечное масло и консервы в магазине купила и тайники для них приготовила, — догадывалась, что к вечеру магазинные полки опустеют и магазины закроются. А весной следующего года мы к Марии Уманской в гости собрались, с днем
Город в оккупацию притихший был; каждая семья радовалась, когда сутки без беды прожить удалось. Те, кто немцам пошли служить, увереннее себя чувствовали, но мама Лиза таких презирала: «Оккупант — всегда враг, даже когда добрым прикидывается. А помогающие врагу свою родину топтать без души остаются».
Немцы старались население разобщить: доносы поощряли, деньги за них платили. Когда Николая Спаи вешали, на площадь всех согнали. «Кого пугать?! — злилась мама Лиза. — Храброго смертью не испугаешь, а трус еще вчера перепуган». Мама Лиза сильно в тот день расстроилась: Николая Константиновича, работавшего до войны председателем горисполкома, она за честность уважала.
Несколько сот человек убили, но предателей в городе от этого не прибавилось.
Помню, Колю Бойко на улице встретила — он классом старше меня учился.
Многие знали, что он в партизанском отряде связным был, и от меня он ничего не скрывал, гранату показывал и объяснял, как немцев легко дурить. Ах, Коля, Колюшка! Ни он, ни я не знали тогда, что вскоре, случайно схваченный полицейскими, он этой гранатой себя подорвет.
Весной стали молодежь на работу в Германию сманивать. В клуб всех собрали, фильм показали, обещали большие деньги и поездки по Европе. Даже я заинтересовалась, пока мама Лиза подзатыльник не дала: «Сыр в мышеловке тоже на вид приятен!». А Витя Реутов и еще несколько ребят из школы решили ехать. Я их вместе с родителями к автобусу проводила: Витя на гитаре играл — лучший гитарист школы был, — остальные ему подпевали. В следующий раз я Витю после войны увидела: с искалеченной рукой, больного, измученного, — он один из ребят выжил.
Новых добровольцев не оказалось и начали другое придумывать, чтобы в Германию отправить. На медкомиссию вызывали, и кого врач здоровым признал, в автобус заталкивали. Спасибо врачу Ломакину: у меня от грязи кожа красными пятнами покрылась, так Николай Федорович немецкому врачу доказал, что у меня заразное чесоточное заболевание, и мне справку дали, что по состоянию здоровья работать в Германии не могу. Я теперь, когда немцы облаву на молодежь устраивали, дома оставалась, а Лиде по-прежнему приходилось по кустам и на речке прятаться.
В сентябре объявили, что школа открывается. Лида учиться любила, сразу туда заторопилась. Рассказывала потом, что директором — пучеглазый немец, а учителя те же, довоенные. Восемь дней в школу ходила, а на девятый рыскает утром по комнатам, портфель не может найти. «Ты спрятала! — на меня кричит. — Я вечером его приготовила и на тумбочку положила». Одноклассник Лидин, Женя Фоминых, зашел: «Директор велел обязательно на уроках присутствовать: списки сегодня составлять будут, на паек записывать». Побежала и я во все углы заглядывать: нет портфеля, словно испарился. Лида упала на кровать и
— За что такое невезение?! Не пойду в школу, пока портфель не отыщется.
— Тогда школа и без меня обойдется — решил Женя. — Погода жаркая: пошли на речку купаться!
Лида согласилась, а я отказалась — красные пятна на теле берегла. Занялась постирушкой и уборкой: мама Лиза с рассвета до темна в саду работала, фрукты для немцев собирала, и домашние хлопоты мне достались. Квартиранта у нас пока не было: Пешта неделю назад в Керчь переехал, швейную машинку тайком прихватив. Мама Лиза даже заплакала, когда узнала: очень эта машинка нас выручала.
Выполола я сорняки в огороде, двор метлой вымела и комнатами занялась.
Мою полы — и под кроватью, куда дважды заглядывала, на Лидкин портфель наталкиваюсь. «Ну, домовой, — говорю сердито, — Лидка всего тебя изругает. Она теперь без записи на паек осталась».
В это время калитка открывается и тетя Клава, Женькина мать, во двор забегает.
— Где Женька? — спрашивает.
А сама взволнованная, дышит тяжело.
— На речке — отвечаю. — С Лидой туда пошел.
— Слава Богу! — тетя Клава восклицает и на скамейку обессилено падает. — Мне только что соседка, Вера Ивановна — она в школе учительницей работает, — рассказала: во время второго урока подъехали к школе автобусы, немцы с автоматами школу окружили, всех старшеклассников в автобусы загнали и в Симферополь повезли, в Германию на поезде отправлять. Как только они уехали, учителя с остальными учениками по домам разбежались. Школа, считай, закрылась.
Посидела, отдышалась и к калитке пошла:
— Нужно ребят предупредить, пусть спрячутся: вдруг домой придут искать!
А я вышла на середину комнаты и кланяюсь:
— Спасибо тебе, домовой: если б не затея с портфелем, ехала бы сейчас моя сестричка в неволю.
Засунула я Лидин портфель в шкаф и обедом занялась: сорвала в огороде щавель, выкопала несколько картошек, растопила во дворе печь и борщ варить поставила. Благодаря травам, овощам и фруктам летом мы немножко отъедались, зато зимой от голода пухли.
Вдруг слышу: автоматная очередь вдалеке раздалась, потом еще одна.
Испугалась: так просто никто стрелять не будет. Выглянула на улицу: никого — все по домам попрятались. Смотрю: в той стороне улицы, что к речке ведет, Лидка показалась. Бежит изо всех сил и в руках что-то несет. Я калитку нараспашку и жду. Лидка во двор забежала, пот градом, и автомат за приклад держит. В комнату шмыгнула, автомат под мамину кровать спрятала и на стул села, отдышаться не может.
— Откуда у тебя? — кричу. — Ты зачем в дом принесла? Сумасшедшая!
Лидка рукой махнула: помолчи, мол, дай дух перевести, потом, минут через десять, рассказывает.
— Мы на берегу загорали, когда эсэсовские солдаты купаться пришли. Оружие и обмундирование у кустов сложили и даже часового не выставили. Я Женьку подначиваю: «Слабо автомат украсть?!» Я в шутку сказала, а он всерьез обиделся.
Велел мне одеться и у дороги ждать, а сам к оружию полез. Прибегает вскоре с автоматом:
— И внимания никто не обратил! — хвастает. — Пойдем, в огороде закопаем.