История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
Прерываю затянувшееся молчание:
– Девушка, где здесь у вас вода?
Она торопливо поправляет свои волосы и преодолев замешательство, тихо возмущается:
– Кто тебе разрешил вставать?!
– Пить хочется – опешил я.
Медсестра шепчет, почти шипит:
– Иди ложись в постель!
С трудом глотаю липкую слюну, разворачиваюсь и плетусь обратно к своей кровати: «Вот «змея», а спала как ребенок».
Вслед слышу уже доброжелательный голос:
– Сейчас принесу.
Сижу на кровати - жду. Медсестра подходит со стаканом
– Тебе пока пить нельзя. На возьми ложку - обматывает ее бинтом: – Обмокни, и смачивай себе губы. Придётся потерпеть - кладет стакан на рядом стоящий стул и уходит.
Влага из мокрого бинта орошает сухие губы и язык, но жажда не уменьшается. Хочется пить! Отложив ложку, беру в руку стакан. Первый глоток теплой воды пробивает брешь в горле, второй добирается до желудка, принеся некоторое облегчение. Рука помимо воли не отпускает стакан.
Поддавшись искушению, выпиваю оставшуюся воду. Стало лучше. Закутавшись с головой в одеяло - засыпаю…
«Я почему-то каменщик. Веду кладку стены высотного дома. Прохладный ветерок колышет волосы. К животу справа привязана бутылка с водой. Кладу кирпич – глотаю из бутылочки, еще кирпич – вновь глоток и так постоянно. Бутылочка бьет по животу, мешает работать – но без воды мне нельзя, а ее все меньше и меньше и вскоре она заканчивается. Охватывает отчаянье. Вдруг вижу летящий в мою сторону вертолет, а под ним на тросе висит бочка. Вертолет зависает надо мной. От лопастей бьет холодный ветер - мне зябко. Из бочки свисает тонкая резиновая трубочка, из нее льется вода. Трубка болтается - не могу поймать ртом струю воды. Залезаю на стену пытаясь схватить конец трубки руками. Тянусь за ней, но сырая кирпичная кладка рассыпается под ногами и я…» Просыпаюсь…
25 ноября 1968 год.
Утро. Во рту пересохло, язык не шевелится - «припаялся» к небу. Боли в животе усилились. Одеяло сползло, знобит от холода. В моем закутке посветлело. Свет падает через стеклянную стенку операционной и немного из-за угла в коридор.
Закутываясь в одеяло, с удивлением слышу за изголовьем тихий женский голос:
– Коля, тебе водички дать?
– но ей никто не отвечает.
Не согрелся, но слово «вода» поднимает с постели.
Сажусь. Осмотревшись, вижу вдоль стены еще кровать, на которой лежит худой с осунувшимся лицом мужчина. Рядом с ним в небрежно накинутом на плечи помятом халате, сидит на стуле с усталым скучающим лицом женщина. Впалые глаза больного закрыты, но веки дергаются – не спит. Поборов нерешительность и облизав шершавым языком губы прошу ее:
– Тетенька! Принесите воды.
Она от неожиданности вздрагивает:
– Да! Да конечно.
– обращается к мужчине: - Коля, я на минутку.
– женщина встает, берет мой стакан и хочет идти, но передумав, останавливается: – Может тебе «минералки» налить? Будешь?
Киваю головой. Вода из бутылки булькая льется в стакан, а пузырьки газа с шипеньем вырываются из него.
– Спасибо – беру стакан и с жадностью пью. Солоноватая вода
– Мужу сделали операцию - кивает в сторону мужчины:
– Всю ночь просидела рядом. Устала, спать хочу. Да ты не спеши, пусть газ выйдет - немного подумав, продолжила:- Мальчик, мне нужно на работу сходить - отпроситься. А ты, если понадобится, позови медсестру – она ставит на мой стул бутылку «Боржоми» с оставшейся водой и быстро уходит.
Пока сидел, вновь замерз. По телу забегали «мурашки». Лежу под одеялом, только глаза и нос снаружи. По мере необходимости достаю рукой бутылку, прикладываюсь к ее горлышку и маленькими глотками пью драгоценную воду – экономлю.
Периодически мимо проходят люди в белых халатах. Несколько раз провозили на каталках прооперированных. Также на каталке, куда-то увезли и дядю Колю. Снова один. Бутылка «Боржоми» стоит пустая, а пить хочется и очень болит живот.
Осторожно сажусь – все плывет перед глазами.
Волна тошноты поступает к горлу. Несколько минут сижу обескураженный. Головокружение постепенно уменьшается, в глазах прояснилось, но боль по-прежнему разливается по всему животу. Придерживаясь за спинку кровати медленно встаю, ноги предательски дрожат. Беру стакан, иду искать воду.
Через открытые двери палат вижу ходячих и лежачих больных, но зайти стесняюсь. К счастью с противоположной стороны коридора, заметил узкую дверь с характерным рисунком - мужской туалет. Захожу - прямо за дверью умывальник. С наслаждением припадаю к брызгающему холодной водой крану. Пью взахлеб, обливая лицо и пижаму – не могу остановиться. Вдруг вся выпитая вода, в один миг оказалась в умывальнике – вырвало. Стало лучше. Тошнота почти прошла, боли в животе уменьшились, но замерз. Наполняю водой стакан и довольный плетусь в свой «закуток».
Возле кровати стоит санитарка. Она раздраженно мне бросает:
– Больной ходячий, а я бегаю передачку ему ношу. Следующий раз сам спустишься.
Киваю головой, и санитарка уходит. Знобит. Укутавшись одеялом, разбираю передачку. В «авоське» между бутылкой кефира и литровой стеклянной банкой, завернутой в домашнее полотенце, нахожу сложенный вдвое тетрадный лист. На нем маминой рукой написано: «Саша, к тебе не пустили. Посещение разрешено только для тяжелобольных». Разворачиваю полотенце. В теплой банке плавает в бульоне большой кусок курятины, но вид еды вызывает приступ тошноты.
Наступил второй вечер моего пребывания в больнице. Позывы на рвоту участились. Согнувшись, прижимая руками живот, мелкими шагами «бегаю» в туалет - боюсь «осрамиться». Желудок постоянно «выбрасывает» в умывальник выпитую воду и неприятную горечь. С трудом дохожу до своего места. Силы покидают, живот болит при малейшем прикосновении. Хочется спать, но не могу найти удобное положение в постели. Измучавшись, в конце концов, засыпаю…