История диофантова анализа от Диофанта до Ферма
Шрифт:
Человек и зверь катались по каменистому дну распадка. Зверь злобно шипел, человек дрался молча. Когтистая лапа вспорола лоб, кровь залила Афанасию глаза — и мир вокруг стал розовым. Афанасий сгреб рысь за загривок, сдернул, подмял под себя, но рысь тотчас же вывернулась и впилась охотнику в предплечье.
Отшвырнув зверя, Афанасий вскочил, а когда рысь снова бросилась на него, что есть силы хватил ее кулаком — раз, другой, третий. К небу взлетел негодующий кошачий вопль — и рысь скрылась за деревьями.
— Боксом я в армии баловался, — объяснил Афанасий. — Пришлось прием применить.
— Нокаутировал, значит, зверя?
— Не… Поучил
Раны оказались не опасными, и вскоре охотник поправился. Малоприятное приключение товарища всплыло в памяти до мельчайших подробностей, породив недовольство и недоумение: о чем думал Афошка, везя рысенка в Москву? Что я с ним буду делать? Покуда он маленький, как-нибудь справлюсь, а дальше что? Он же вырастет и, чего доброго, меня искалечит! Значит, надо его куда-то пристраивать, и поскорее. Размышляя о будущем малыша, я покопался в холодильнике, достал пакет молока, подогрел в кастрюльке, налил в блюдце и поставил в угол, подстелив кусок клеенки.
Кушать подано!
Однако рысенок покидать свое убежище, похоже, не собирался, а когда я наклонился над сумкой, зашипел, как проколотый мячик. Я поднес блюдце к самому краю сумки: у кошек неплохое обоняние, а теплое молочко так аппетитно пахнет! Но рысенок даже не шевельнулся. Снова и снова я подносил блюдце к краю сумки, однако ничего не добился, только закапал пол. Что ж, придется использовать методы принуждения, нужно вытащить рысенка из сумки и ткнуть его мордочкой в блюдце, волей-неволей он облизнется, распробует молочко, убедится, что оно вкусное, и начнет лакать.
Сунув руку в сумку, я тотчас же выдернул ее и довольно долго изучал причиненные рысенком повреждения — когти маленького негодяя остры! Перевернув сумку, я вытряхнул неблагодарного злюку на пол и полез в аптечку за йодом и пластырем, а когда вернулся в кухню, рысенка и след простыл. Поиски ни к чему не привели, хотя я обшарил не только кухню, но и комнату, и тесную прихожую; двери в ванную и туалет были закрыты, куда же он подевался? Не в форточку же выскочил с восьмого этажа, к тому же форточка закрыта.
А ларчик открывался просто — рысенок сидел в сумке. Это немного обнадеживало, — по крайней мере, норку себе облюбовал. Одобрив выбор рысенка, я запихнул в сумку старую шапку — пусть неблагодарному зверенышу будет помягче. Потом я положил сумку набок, сел на тахту и несколько минут сидел без движения, надеясь, что рысенок покинет свое убежище, подойдет к блюдцу и поест, ведь наверняка проголодался; а может, он так мал, что способен питаться только молоком матери, и придется срочно подыскивать ему кормилицу, не рысь, конечно, а кошку с котятами?
Терпения у меня не хватило, к тому же я очень устал, поэтому, решив оставить рысенка в покое, разделся и лег, немного почитал перед сном и выключил свет. Ночью я неоднократно просыпался, выходил на кухню, прислушивался, но поступал так совершенно напрасно: кошки передвигаются бесшумно. Утром первым делом я подошел к сумке, сумка зашипела, рысенок на месте, что же касается блюдечка, то оно блестело, словно отлакированное. Слава Богу, дело пошло на лад!
Первые дни были довольно однообразными, периодически я наполнял блюдечко молоком, время от времени оно осушалось и полировалось; когда происходит этот процесс, удалось установить позднее, так как рысенок отваживался покидать свое жилище только ночью. Очень хотелось запечатлеть этот момент на пленку, но рысенок днем не показывался, хотя голод, по всей вероятности, побуждал его нарушить свои привычки.
А что, если
Итак, проблема питания рысенка разрешилась, не потребовав от меня особых усилий, отпала нужда и в кормилице-кошке, за что я был рысенку весьма благодарен — с многодетной кошкой тоже было бы немало хлопот. На радостях я стал увеличивать габариты котлеток и, чтобы разнообразить меню своего питомца, купил на базаре немного свежей рыбки, покупал у ребятишек, которые всегда сидели рядом с солидными рыбаками и торговали карасиками и плотвичкой, предназначенными специально для кошек.
Рыбе рысенок воздал должное, не оставив от нее и косточек. Аппетит у него был отличный, вскоре он отведал и московской колбаски, а затем получал все то, что оставалось от моих завтраков-ужинов, обедать я предпочитал на работе, в редакции. Аппетит звереныша вдохновлял и обнадеживал, одновременно вызывал законное беспокойство: где рысенок делает свои дела? Необходимо срочно тщательным образом обследовать всю квартиру, выяснить местонахождение рысьего туалета.
Искать пришлось долго. Проследить за рысенком было трудно, хоть он и немного перестал дичиться и частенько покидал свое убежище и днем, быстро пробегал по полу, мелькал вдали, прокрадывался вдоль стены в кухню, где стояло блюдце с молоком, однако стоило мне шевельнуться, как рысенок опрометью мчался к сумке, с ходу нырял в свое гнездышко и надолго затаивался.
Целеустремленные поиски результатов не дали, у рысенка была своя тайна, выдавать ее он не собирался, свои сугубо интимные дела так засекретил, что я сбился с ног, пытаясь эту тайну раскрыть. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным, обнаружился и туалет рысенка, под него маленький негодник приспособил мой хотя и не новый, но вполне еще приличный и крепкий башмак, в чем я удостоверился. Решив переодеться, сменить обувь, сунул ногу прямо в… ну, в общем, читателю понятно во что. Высказав рысенку все, что я думаю о нем по этому поводу, я, надев предварительно кожаные перчатки, вытащил рысенка за шкирку из его уютного гнездышка.
— Что ж ты наделал, паршивец эдакий!
«Паршивец» свирепо шипел, махал когтистыми лапами, и плохо бы мне пришлось, если бы не перчатки. Хотя скребущие удары когтей толстая кожа перчаток выдерживала, прокусить их острыми как иголки зубами рысенку особого труда не составляло, что он не замедлил и сделать.
— Так ты еще кусаешься, котище бессовестный?!
И вдруг я увидел, что передо мной вовсе не кот, а особь противоположного пола. Это открытие меня удивило, на секунду я ослабил контроль за барахтающимся в воздухе рысенком, а он, воспользовавшись моментом, рванулся, выскользнул из рук, однако, очутившись на свободе, не помчался, как обычно, к своей сумке, а взъерошился, выгнул спину дугой, и столько лютой злобы и холодной ненависти было в маленьких янтарных глазках, что я помянул Афоньку недобрым словом, — что будет, когда эта милая киска подрастет? В тесной московской квартире расправиться с человеком полегче, нежели в сибирской тайге. Примет меня за двуногую мышь — и…