История диофантова анализа от Диофанта до Ферма
Шрифт:
Немного отдохнув, мы выпили чаю, решив, что пельмени оставим на обед, и начали одеваться. Лука кивнул на мою продукцию, ухмыльнулся:
— На роту солдат, однако, хватит…
Ночью над тайгой пронеслась вьюга, это было нам на руку, все встречавшиеся следы были свежими, оставленными совсем недавно. В то утро Луке повезло, он добыл пять белок, а на обратном пути подстрелил матерого глухаря.
Обрадованный успехом, Лука предложил оставить добычу в заимке и походить по лесу еще часок-другой, я не возражал, наблюдать за действиями настоящего охотника было интересно. На этот раз все было иначе, тайга казалась пустой, вымершей, от тишины звенело в ушах; Лука так ни разу и
Раздосадованные, усталые мы возвращались домой, лыжи казались тяжелыми, неуклюжими. Лука сетовал на то, что не взял у соседа лайку, уж она-то нам помогла бы. А без собаки какая охота? Неподалеку от заимки мы заметили белку: забравшись на высокую ель, белка уронила на нас сухую шишку, затем, словно поддразнивая, сбежала по стволу и уселась на суку.
Лука поднял карабин, мне стало жаль задорную игрунью, и я попросил охотника не стрелять; Лука, видимо, подумал, что я рехнулся, но спорить не стал, а белка, не подозревая, что избавилась от смертельной опасности, продолжала озорничать, роняла шишки, прыгала по веткам, как заводная игрушка; задев пушистый ком снега, обрушила его прямо на голову Луки.
Вынув из-за пояса топорик, Лука с силой стукнул обухом по стволу ели, глухой удар прокатился по тайге, с ветвей посыпался снег, белка оборвалась с дерева и пушистым комком упала в сугроб.
— Лови, хватай ее! — заорал Лука на весь лес. — За хвост ее!
Насмерть перепуганный зверек, взлетев на дерево, понесся прочь.
— Пора, однако, — улыбаясь, сказал Лука. — Нас ждут пельмешки. Попробуем, что ты налепил.
Почувствовав, что сильно проголодались, мы поспешили к заимке. Убрав лыжи в сени, сняв мешки, мы вошли в комнатку и замерли, пораженные, — все здесь было перевернуто вверх дном. Вещи, сброшенные с аккуратных полочек, в беспорядке лежали на полу среди каких-то тряпок, обсыпанные сахарным песком из разорванного пакета; из закопченного зева печи торчал кусок сала, испачканный золой, а гордость моя — пельмени, над которыми я трудился столько времени, просто испарились, за исключением нескольких раздавленных и вымазанных в грязи. Не понимая, в чем дело, мы с потерянным видом слонялись по избушке, сообщая друг другу невеселые новости: это сломано, это разодрано, то разбросано, то перебито…
Опомнившись, мы выбежали из избушки, чтобы увидеть следы дерзких преступников, но ничего не обнаружили. Это обстоятельство окончательно сбило нас с толку — что за чертовщина?! Кто-то побывал в заимке, утащил и перепортил продукты, изорвал и переломал вещи и ухитрился при всем этом не оставить никаких следов. Не на вертолете же прибыли и убрались грабители! Проваливаясь по пояс в глубокий снег, мы околесили избушку, но ничего не нашли — ни следочка. Голодные и злые как черти, сидели мы у холодного очага, ломая головы над неразрешимой загадкой. Потом голод взял свое, из уцелевших продуктов (а сохранились только консервы, небольшой кусок сала и сухари) мы приготовили наспех обед и молча съели его. Напряженная тишина была нарушена лишь однажды Лукой, который заявил, что более отвратительной пищи, чем сладкое сало (кусок сала был вывалян в сахарном песке), он в жизни никогда еще не ел. Немного насытившись, мы снова принялись за осмотр и обшарили избушку скрупулезно, как следователи. Постепенно выяснились некоторые детали, позволившие сделать кое-какие выводы.
Первым делом мы обратили внимание на большое количество сажи, рассыпанной на полу. Особенно эффектно она выглядела на заброшенном под скамейку полотенце. Сажа виднелась повсюду, похоже было, что неизвестные громилы проникли в заимку через печную трубу. Версия эта хоть и была маловероятна, проверки все-таки
Мы вышли из избушки и, проклиная нарушителей спокойствия, полезли на крышу, где сразу обнаружили большие следы, отдаленно напоминающие кошачьи. Лапы у безвестного четвероного — а теперь мы были убеждены, что подверглись налету не людей, а зверя, — были большими. Рысь? Не похоже. Клок шерсти, найденный Лукой, позволил ему безошибочно определить «личность» грабителя:
— Росомаха, однако! Не иначе она. Ее заделье, ее!
Так вот кто орудовал в заимке! Спрыгнув с крыши, мы вернулись в заимку и стали горячо обсуждать план мести. Лука был вне себя, я же росомаху не только никогда не видел, но, к своему стыду, ничего толком о ней не знал, поэтому слушал перемежаемую крепкими словами характеристику зверя с большим вниманием.
— Какая она, росомаха? Как выглядит?
— Ростом невелика, чуть поболе песца, только ты не гляди, что махонькая, она олешков запросто берет, да что там олешков — лося заваливает! Уж на что здоровущ сохатый, а супротив росомахи не выстоит; а похожа она на горбатого медвежонка…
— Как же росомаха с лосем справляется, ведь он огромный?
— Валит его, однако. Летом лось может от нее убежать, а зимой нет. Росомаха гонит его день, два, может бежать и не устает, а сохатый из сил выбьется и падает. Почему? Лось проваливается в снег, а эта тварь нет. Лапы у ней широкие, тридцать, сорок километров бежит за лосем, ждет, когда сохатый совсем обессилеет, тогда росомаха и навалится — зубами, когтями рвет на куски. Один кусок в снег зароет, другие на деревьях развесит, так и живет возле лосиной туши, пока всю не сожрет, пока дочиста не обглодает.
Впоследствии, вернувшись в Москву, я узнал о росомахе немало любопытных подробностей. Небольшой вес и очень широкие лапы создают незначительную нагрузку на снег, позволяют зверю бежать по глубокому снежному покрову, совершенно не проваливаясь, словно на широких охотничьих лыжах, поэтому росомаха способна, не затрачивая больших усилий, быстро преодолевать значительные расстояния, в то время как преследуемый ею олень или лось изнемогает от усталости и в конце концов становится легкой добычей хищника.
По свидетельству некоторых исследователей, росомаха разделывает тушу оленя или лося не хуже заправского мясника, буквально расчленяет ее, причем управляется с этой работой в считанные минуты. Известный читинский поэт Георгий Граубин, исходивший сибирскую тайгу вдоль и поперек, прекрасно изучивший ее, в своей увлекательной книге «Четырехэтажная тайга» рассказывает, что добычу свою росомаха «закапывает», устраивает настоящие склады, поселяется возле своих «закопушек», никого к ним не подпуская, и живет на этом месте, пока все не съест. Многие звери прячут пищу на черный день — соболь, хорек, ласка. Но до росомахи им далеко. «В запасниках росомахи находили по двадцать песцов и по сто куропаток. Если у добычи сойдется несколько росомах, то они готовы друг дружке горло перегрызть. Рысь, несущая добычу, если увидит направляющуюся к ней росомаху, бросает добычу и убегает… Росомаха настырна, навязчива, прилипчива и пакостлива».
Лука, удостоверившись в том, что жилье подверглось нападению росомахи, очень расстроился. Обычно немногословный, сдержанный, он поносил росомаху с нескрываемой злобой:
— Поганый зверь, однако. Поганей нету. Самый бандит! Капканы раньше охотников обходит, всю добычу метет подчистую. Росомаха, ежели однажды повадится на какое-то место приходить, в заимку к примеру, все перепортит, все изгадит. Не будет нам теперь удачи, не будет. А убить ее очень трудно — хитрющая…
— Жаль, собак нет — помогли бы ее найти.