История Фридриха Великого.
Шрифт:
Поведение прусского короля было признано виновным всеми державами единогласно, и Фридрих увидел необходимость оправдаться в глазах европейских дворов. Он решился обнародовать все козни Австрии и Саксонии, побудившие его к немедленным и решительным мерам для спасения собственного королевства.
Для этого он имел нужду в подлинных бумагах, но государственного архива в Дрездене уже не было. Фридрих не мог допустить мысли, чтобы Август III захватил с собой архив, когда он в страхе забыл даже свое семейство. Все углы и закоулки в Дрездене были обшарены, но бумаг не отыскивалось. Наконец, Фридриху шепнули, что архив перенесен в опочивальню королевы, и что у нее хранятся и ключи. Фридрих послал к ней одного из своих генералов с просьбой выдать ключи. Она не соглашалась, посланный настаивал и, наконец, несмотря на ее сопротивление, просьбы и обещания, объявил, что имеет приказание действовать решительно, но умо-{255}лял, чтобы
Ключи были ему отданы, и архив немедленно отправлен в Берлин. Там отличный дипломат своего времени, министр Герцберг, составил свой знаменитый Memoire raisonne, в котором были приведены все оригинальные акты о союзе держав против Фридриха и план дележа Пруссии. Брошюра была напечатана в Берлине и разослана ко всем кабинетам с копиями подлинных бумаг. Против этих доказательств даже австрийский двор не нашел оправданий.
При отыскивании архива было обращено особенное внимание на дом Брюля. Во время обыска пруссаки открыли комнату, наполненную париками. Фридрих приказал их перечесть и, узнав, что их триста, воскликнул: "Бог мой! Сколько париков нужно человеку, у которого нет головы!" Дом Брюля был обращен в казарму по приказанию короля. {256}
"Если этот человек не боялся разорить целый народ бесполезной войной, -- сказал Фридрих, -- то пусть он один и пострадает от ее последствий".
Между тем, с самого вторжения в Саксонию, Фридрих завел дружескую переписку с Августом III. Он приглашал его принять решительный нейтралитет или пристать к его стороне и общими силами действовать против австрийцев. Август не соглашался. Он знал, что силой оружия пруссаки не могут ему повредить, потому что каждое нападение на его лагерь было бы безрассудной и бесполезной отвагой с их стороны; сам же он не решался выйти из своей засады до прибытия австрийских войск. Фридриху это было весьма неприятно, но он старался принудить Августа к решительным мерам другими средствами. Как паук, увидавший насекомое в своей власти, он опутывал свою жертву, окружал ее со всех сторон войсками и, уничтожая всякое сообщение с саксонским лагерем, надеялся победить неприятеля голодом. Одни транспорты провизии для королевской кухни пропускались сквозь прусские кордоны, так что беспечный Август не терпел ни в чем недостатка и не подозревал печального положения своего войска. Оттого он так упорно противился предложениям Фридриха, а Фридрих не мог двинуться в Богемию против австрийцев, боясь оставить в тылу опасного неприятеля, против которого не имел возможности отделить достаточного войска.
Австрийцы между тем изготовились и двинулись двумя отдельными армиями к границам Саксонии и Силезии. Против одной из них выступил Шверин из Силезии, но австрийцы заняли такую выгодную позицию, что генеральное сражение между обеими армиями сделалось невозможным. Иногда только происходили незначительные стычки между разъездами и аванпостами, но тем все действия и ограничивались.
Король Август неотступно просил у венского кабинета выручить его из затруднительного положения, которое с каждым днем становилось хуже. Вследствие того фельдмаршалу Броуну было предписано немедленно собрать вторую армию в Будине и переправиться через Эгер.
Для наблюдений за действиями этой армии Фридрих отделил довольно значительный корпус и отправил его, под начальством генерала Кейта, к границе Богемии. Пруссаки заняли теснины в горах, которые служили путями между Богемией и Силезией, и {257} образовали обсервационную линию, от внимания которой не ускользало ни одно движение неприятеля.
Главной целью Фридриха было помешать соединению австрийцев с саксонцами. Для этого он решился остановить австрийцев на пути и дать им сражение. Он сам отправился к своему обсервационному корпусу и вывел его из гор на равнины Эльбы. Близ местечка Лозовиц, на берегу Эльбы, у самой подошвы горного хребта, обе армии встретились. С обеих сторон эта встреча была совершенной неожиданностью. Темнота ночи мешала приступить к каким-нибудь решительным действиям. Но Фридрих, не мешкая, воспользовался всеми выгодами своего положения: он загородил дорогу, ведущую от Лозовица, и занял все возвышенности по обе ее стороны.
Едва рассвело, он построил свою армию в боевой порядок, но сильный туман препятствовал различать предметы даже на близком расстоянии. Левому крылу прусского войска надлежало занять гористую местность влево от дороги. Но едва оно двинулось, как было встречено беглым огнем из виноградников, покрывающих скаты гор. Около двух
Пруссаки, действительно, опрокинули неприятельскую конницу и обратили ее в бегство. Но когда они начали ее преследовать, то были вдруг встречены в лицо и во фланг сильным ружейным и пушечным огнем и вскоре убедились, что перед ними развернута вся неприятельская армия: это заставило их ретироваться. Тогда Фридрих увидел ясно, что имеет дело с армией, которая втрое сильнее его.
Между тем туман начал опадать. Король, видя невозможность тягаться с неприятелем силой, решил одолеть его искусством. Для этого он постарался выбрать самую выгодную позицию. Все внимание австрийцев было обращено на левое прусское крыло, им хотелось сбить его с возвышенности, на которой оно находилось, и не допустить овладеть скатом горы. Но пруссаки бодро шли вперед в виноградниках, овладевали одним плетнем за другим и погнали неприятельские легкие войска и пехоту в долину. Часть австрийцев бросилась в Эльбу, другая побежала в Лозовиц.
В долине встретил преследующих новый строй австрийцев. Прусская пехота упала духом -- в течение шести часов она дралась без отдыха и потратила все патроны, а теперь надлежало вступить в бой со свежим войском, не имея ни сил, ни пороха. Пруссаки остановились, не зная, что делать. Герцог Бевернский, который предводительствовал этим войском, быстро проскакал перед фрон-{259}том и с веселым видом закричал солдатам: "Что же вы стали, братцы, и патронов нет? А на что же вас учили принимать врага штыком?" Как электрическая искра подействовали слова его на солдат: штыки сомкнулись, и незыблемая, живая стена с громким криком двинулась на неприятеля и потеснила его к Лозовицу. Вот уже пруссаки в городе, по грудам тел пробираются они по улицам, неприятель защищается упорно ружейным огнем, его бьют холодным оружием; вот огненные языки показались из домов Лозовица, город запылал, австрийцы ищут выхода, их теснят, батареи их отбиты; наконец, неприятель смят, бежит и -- пруссаки торжествуют победу.
Лозовицкая битва дорого стоила Фридриху: он потерял вдвое против австрийцев убитыми и пленными. Правое крыло прусской армии, которым командовал сам король, посылало только подкрепления левому, но само участия в битве не принимало. Тем замечательнее была победа пруссаков.
Австрийцы опять переправились через Эльбу и разрушили за собой мосты. Фридрих не посмел их преследовать со своим малочисленным войском. Он овладел полем битвы и расположил своих солдат лагерем на безопасной позиции. Лозовицкая победа не принесла ему никаких существенных выгод над неприятелем, но она помешала соединению войск саксонских с австрийскими, и этого на первый случай было достаточно. Радуясь успеху, довольный своими солдатами, о которых сказал, что "они никогда еще не оказывали такой храбрости, с тех пор, как он имеет честь ими командовать", Фридрих отправился в Саксонию.
Рассказывают, что Фридрих после Лозовицкого сражения был до того утомлен, что тут же на поле битвы сел в повозку и заснул. В это время австрийцы отступали. Один из ретирадных выстрелов попал прямо в королевскую повозку: ядро разбило весь передок и чуть не оторвало обе ноги короля. По счастью, за минуту перед тем, как будто по внушению судьбы, он поднял ноги на высокий облучок и тем спас свою жизнь.
Известие о победе пруссаков отняло у саксонцев последнюю надежду на освобождение из обширной их темницы. Им оставалось одно средство: обмануть бдительность прусских войск и ночью, с оружием в руках, пробиться на волю. Составили план и тайком дали знать фельдмаршалу Броуну, который стоял в Богемии. Броун с шестью тысячами человек немедленно подошел к Эльбе, в тылу {260} пруссаков, чтобы ложным нападением способствовать освобождению саксонцев. Ночь на 11-е октября была назначена для совершения дела. Броун в назначенный час занял свой пост, сделал все нужные распоряжения и ждал только условных выстрелов с высот Кенигштейна, которые должны были служить ему сигналом к атаке. Ночь была страшная: буря затемняла совершенно небо и волновала реку, дождь лил, как из ведра. Саксонцы строили мост через Эльбу при блеске молний, и каждый порыв ветра разрушал их работу. Наконец, мост поспел, сигнал подан, но гром небесный заглушал громы пушек, и Броун не трогался с места. Таким образом, попытку к освобождению надлежало отложить до другого времени. Условились обождать два дня.