История Фридриха Великого.

Кони Федор Алексеевич

Франция утратила почти целую армию в Германии; 20-го ноября английский адмирал Гаук истребил весь ее флот почти в виду французских берегов, а лорд Клейв овладел Канадой и завоевывал французские владения в обеих Индиях. Финансы ее были истощены продолжительными войнами в двух частях света и придворной роскошью. Версальский кабинет готов был согласиться на мирные предложения Англии, но он не имел власти, им управляла легкомысленная Помпадур. Главной статьей предлагаемого Англией мира была неприкосновенность Пруссии. Гордая любимица Людовика скорее согласилась бы выморить всю Францию голодом, чем оставить дерзкого противника без наказания.

Русский двор был столь же непреклонен. Напрасно Салтыков, в бытность свою в Петербурге зимой 1760 года, старался охладить императрицу к войне с Пруссией, представляя ей на вид неединодушные, слабые действия австрийских генералов и все затруднения продовольствовать армию в отдаленной, враждебной земле. Напрасно достигал до ее слуха повсеместной ропот о трате стольких людей

в бесполезной войне за чужие интересы. Против недовольных были приняты строгие меры. Салтыков возвратился к войску с высочайшим предписанием "неослабно действовать в пользу общего доброго дела уничтожения вредной власти прусского короля!"

Итак, не было спасения! Мир требовал крови, и Фридриху осталось употреблять все способы, без разбора, чтобы оградить себя и королевство от исполинских ополчений противников. Кроме Саксонии, герцогство Мекленбургское и княжества Ангальтские были обложены значительными контрибуциями. Со всех сторон сыпались деньги, отовсюду являлись солдаты, и к началу кампании у Фридриха стояли под ружьем 90.000 человек против 250.000 враждебного войска.

Притом это были не те испытанные, закаленные в неприятельском огне солдаты, с которыми Фридрих одерживал свои великие {365} победы. Полки его состояли из неопытных юношей, не видавших крови и порохового дыма. Увлеченные обаянием славы, они горели желанием ознаменовать себя громкими подвигами и занять в истории место подле великого своего полководца. От такого направления духа в молодом войске можно было ожидать одних крайностей; или оно сделается непобедимым, или первая неудача погасит его воинский жар. Фридрих надеялся на свою счастливую звезду. И сам он был уже не тот, что прежде. Четыре года забот, треволнений и неимоверных трудов ослабили его физические силы. Болезни и преждевременные признаки старости изменили его наружность и даже нраву придали некоторую суровость. Он был утомлен войной. Вот, что он писал в это время к венецианскому ученому Альгаротти:

"Если вечный жид существовал, он, верно, не вел такой скитальческой жизни, как я. Мы начинаем походить на странствующих комедиантов, у которых нет ни отчизны, ни родного очага. Мы кочуем по свету и разыгрываем наши кровавые трагедии только там, где неприятель дозволяет нам устроить театр. Последняя кампания привела Саксонию на край погибели. Пока счастье дозволяло мне владеть этой прекрасной страной, я берег ее. Теперь везде разорение. Нравственное зло этой войны ничто перед материальным вредом, который она причинит Германии. Мы можем назваться счастливцами, если к нам вдобавок не придет чума. Бедные глупцы! Жизнь дана нам на один миг, и тот мы стараемся сделать как можно тягостнее. Мы гордимся, что одним ударом можем обратить в прах прекраснейшие создания труда и времени! Развалины и нищета -- вот презренные памятники наших громких подвигов!"

Весна застала войска Фридриха на всех опасных пунктах, уже готовыми остановить каждое предприятие союзных врагов. Принц Генрих ждал на Одере русских; генерал Фуке прикрывал силезские границы со стороны Богемии; в Померании отдельный корпус был выставлен против шведов, а сам король стоял против армии Дауна в Саксонии. Фердинанд Брауншвейгский на юго-западе Германии действовал против французов и их мелких союзников.

Но военные действия начались не скоро. Союзники не могли согласиться о плане предстоящей кампании. Каждая сторона искала своих выгод, и это было началом раздоров. Салтыков хотел начать дело с покорения Кольберга и потом, при помощи русского флота, овладеть берегами Померании: приобретение это могло {366} быть важно для России в торговом и в военном отношениях. Август убедительно просил прежде всего освободить его курфюршество, а Мария-Терезия требовала, чтобы Салтыков вместе с Лаудоном обратились на Силезию, пока Даун будет удерживать Фридриха в Саксонии. Французам хотелось, чтобы Салтыков овладел Штеттином. После долгих переписок и совещаний петербургский кабинет согласился утвердить план императрицы-королевы. Салтыков получил повеление двинуться со всей армией в Силезию и осадить Бреславль. Все его представления о выгодах приобретения Кольберга и Данцига и, напротив, о затруднениях осады Бреславля, по неудобству подвоза военных и жизненных потребностей, не были уважены. Это его огорчило. Неохотно стал он содействовать видам австрийского фельдмаршала.

Пролог к войне открылся в Силезии. В марте Лаудон проник в Верхнюю Силезию. Она была защищаема Мантейфельским полком, под командой генерала Гольца, который решил отступить к Нейсе. На пути Лаудон окружил его со всех сторон и отправил трубача с требованием, чтобы пруссаки сдались в плен, а в случае отказа грозил всех до одного положить на месте. Гольц провел трубача перед своим фронтом и объявил солдатам предложение неприятеля. Взрыв негодования был ответом храброго полка.

Тогда австрийцы всей своей силой ринулись на пруссаков, но мантейфельцы дрались, как львы, отбили врага, заняли крепкую {367} позицию и отняли у австрийцев охоту испытать вторичное нападение. Лаудон потерял до четырехсот человек, тогда как у Гольца пало только сто сорок.

Более серьезные действия начались

летом, в июне месяце. Лаудон с 50.000 войска вошел в графство Глацкое, а оттуда -- в Силезию. Генерал Фуке занимал пограничный пост при Ландсгуте. Корпус его состоял из 14.000 человек: с такими силами нельзя было удержаться в горах. Он отступил к Швейдницу в намерении встретить неприятеля в открытом поле. Лаудон того только и ждал. Он тотчас же осадил крепость Глац, чтобы в ней основать себе опорный пункт для дальнейших предприятий в Силезии. Фридрих был очень недоволен распоряжением Фуке. "Добудьте мне горы во что бы то ни стало!" -- писал он ему, и послушный Фуке поспешил занять свою прежнюю позицию. Он постигал всю опасность этого поста, но решился защищать его до последней капли крови. Цель короля была идти на помощь к Фуке, но прежде он хотел выманить Дауна в Силезию и, пользуясь его отсутствием, овладеть Дрезденом. Но фальшивые его маневры и контрмарши не подействовали. Даун, слишком часто обманутый его стратегическими вымыслами, не трогался из своего лагеря близ Дрездена. Так прошло несколько дней. Вдруг 25 июня в австрийском лагере раздались победные выстрелы. Король, к величайшему прискорбию, узнал, что Фуке разбит Лаудоном наголову. Прусский военачальник сдержал свое обещание. 23 июня испытал он грозную атаку Лаудона. С отчаянием дрались пруссаки, но превосходство сил одержало верх, Почти весь корпус был побит неприятелем. Сам Фуке, покрытый ранами, наконец, упал с лошади. Австрийские драгуны занесли уже над ним палаши, но верный его денщик кинулся на своего господина и закричал: "Что вы, разбойники! Это наш генерал!" Покрыв его своим телом, он принял назначенные ему смертоносные удары. В эту минуту подскакал австрийский полковник Войт и остановил разъяренных драгун. Фуке был взят в плен.

Когда Фридриху донесли о всех подробностях дела, он воскликнул: "Фуке -- истинный герой! Плен его делает честь прусскому оружию!"

Лаудон, разбив Фуке, овладел беззащитным Ландсгутом. Здесь опозорил он свое имя, дозволив войску, в виде награды, разграбить город, издавна славный промышленностью и торговлей. Жителей перерезали, дома сожгли. Не было пощады ни старикам, ни жен-{368}щинам, ни детям. Лаудон сам ужаснулся жестокости своих солдат, но остановить их был не в силах.

При известии о поражении Фуке, Фридрих поднялся со всей своей армией и пошел в Силезию. Даун поспешил опередить его несколькими маршами, чтобы, соединясь с Лаудоном, преградить пруссакам дорогу. Но когда Даун ушел вперед довольно далеко, Фридрих вдруг поворотил войско и поспешил назад, к Дрездену. При его приближении австрийский корпус фельдцейгмейстера Ласси поспешно переправился через Эльбу и вместе с имперской армией, которая праздно стояла на левом берегу, отступил к Пирне. Фридрих обложил Дрезден и послал в Магдебург за осадной артиллерией. 14 июля начали обстреливать, а вскоре за тем и бомбардировать город. Король надеялся, что опасное положение семейства Августа и пожары понудят коменданта к сдаче. Но комендант держался, ожидая помощи от Дауна. Даун между тем принял поворот Фридриха из Силезии за фальшивый маневр и не слишком торопился на помощь к Дрездену, зная, что для защиты его оставлено достаточное войско. Таким образом, штурм продолжался несколько дней. Прусские бомбы и каленые ядра превратили предместья и большую часть города в пепел. Жители с трудом могли ту-{369}шить беспрерывные пожары. Великолепные дворцы и церкви, истинные памятники искусства и вкуса, рассыпались в развалины. Знатнейшие фамилии искали спасения в погребах. Улицы были покрыты ранеными и раздавленными падением домов и колоколен. Вопли отчаяния раздавались по городу; все дороги были запружены бегущими. Чего не успели сделать прусские ядра и бомбы, то докончил гарнизон. Пользуясь смятением, австрийские солдаты, не привыкшие к субординации, пускались на грабеж; неистовства их над бедными жителями умножали общее бедствие. Напрасно дрезденцы старались скрыть свои сокровища в крепких кладовых и под землей -- защитники сами отнимали у них последнее достояние. Вскоре цветущий, красивейший город Германии обратился в печальный остов, напоминавший только о прежнем величии и богатстве!

Наконец, Даун опомнился и явился под Дрезденом. Со стороны Эльбы устроил он сообщение с городом и посылал туда целые корпуса на подкрепление. Начались вылазки и беспрерывные стычки. Все предприятия Фридриха были неуспешны, он терял терпение. Он сделался беспощаден даже к своему войску. В одном из австрийских нападений Бернбургский пехотный полк был вытеснен из траншеи. Фридрих приписал этот случай недостатку храбрости своих солдат. Весь полк был примерно наказан: у простых солдат отняты тесаки и нашивки, офицеры лишены позументов на шляпах. Храбрый полк сделался посмешищем целой армии. Между тем смелые вылазки австрийцев угрожали даже главной квартире короля: он вынужден был переменить позицию и с этой переменой лишился последних выгод над неприятелем. Сверх того, в армии оказался недостаток в продовольствии и военных припасах, а Даун, владея Эльбой, захватывал все прусские барки, шедшие с транспортами. В то же время из Силезии приходили самые неблагоприятные вести: Лаудон овладел Глацем почти без сопротивления. Все это понудило короля оставить осаду Дрездена и поспешить на выручку Силезии.