История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим
Шрифт:
– Но она ни разу не ответила!
– воскликнул Эсмонд.
– Это уж не по вине Мохэна, - сказал милорд, - и я отомщу ему, видит бог, я ему отомщу.
– Милорд, из-за двух-трех неосторожных слов вы не станете рисковать честью вашей жены и благополучием всего семейства, - взмолился Эсмонд.
– Вздор, при чем здесь честь моей жены?
– сказал милорд.
– Как будто нельзя найти другого предлога для ссоры. Если я останусь в живых, негодяй понесет заслуженное наказание; если я паду, моя семья только выиграет: одним мотом станет меньше на свете, а Фрэнк получит иное воспитание, чем его отец. Я принял решение, Гарри Эсмонд, и каков бы ни был исход, меня он не страшит. Тебе и леди
Видя, что милорд твердо решил довести дело до развязки и никакие мольбы не заставят его изменить решение, Гарри Эсмонд (в ту пору отличавшийся более горячим и стремительным нравом, нежели теперь, когда его укротили заботы и размышления, равно как и седина в волосах) счел, что его долг оставаться подле своего великодушного друга и покровителя, и сказал:
– Милорд, если вы решились идти в бой, вы пойдете не один. Долг каждого представителя нашего рода быть поддержкой его главе, и я никогда не простил бы ни себе, ни вам, если б вы не призвали меня или я покинул бы вас в минуту опасности.
– Но, Гарри, бедный мой мальчик, ведь ты же готовишься в священники, сказал милорд, ласково беря Эсмонда за руку, - и было бы очень грустно, если б тебе пришлось вмешаться в подобное дело.
– Ваша милость тоже некогда помышляли о духовном поприще, - возразил Гарри, - а священный сан вашего отца не помешал ему биться с круглоголовыми во время осады Каслвуда. Ваши враги - мои враги, сэр; я, как вы знаете, не так уж плохо управляюсь с рапирой и, пожалуй, не сробею, если увижу ее без наконечника.
– И тут Гарри, покраснев и с некоторым смущением (ибо вопрос был щекотливый, и он опасался, не задел ли он чувства своего покровителя тем, что опередил его в намерении наказать обидчика), рассказал, как он сам укорял лорда Мохэна за его поведение и предлагал помериться шпагами в случае, если тот не захочет кончить разговор миром.
– И я бы побил его, сэр, - смеясь, сказал Гарри.
– Ему ни разу не удалось отпарировать знаменитую botte, которой я научился в Кембридже. Давайте поупражняемся часок, сэр, я обучу вашу милость этому приему: это самый верный удар в мире, но уж если промахнешься, - шпага противника тут же пронзит тебя насквозь.
– Клянусь святым Георгием, Гарри, это тебе следовало быть главой рода, - мрачно сказал милорд.
– Ты был бы куда лучшим лордом Каслвудом, нежели такой ленивый пьяница, как я, - прибавил он, проведя рукой по глазам и окинув своего родича теплым и ласковым взглядом.
– Снимем камзолы и займемся делом, покуда еще светло, - сказал Гарри, сперва с горячей благодарностью пожав мужественную руку своего покровителя.
– Ты еще всего лишь мальчуган, - добродушно сказал милорд, - но, право же, я уверен, что ты бы справился с этим джентльменом. Нет, мой мальчик, продолжал он.
– Мне не нужны твои приемы и уловки: я тоже недурно владею шпагой и свой спор сумею решить на свой манер.
– Но я буду при этом, чтобы не допустить никакого обмана!
– вскричал Гарри.
– Да, черт возьми, ты будешь при этом.
– Когда это состоится, сэр?
– спросил Гарри, ибо он видел, что все уже заранее сговорено и подготовлено милордом,
– Мы сговорились так: я отправлю посланного к Джеку Уэстбери передать, что он мне нужен по важному делу. Он уже знает, по какому, и с минуты на минуту будет здесь и разопьет с нами эту бутылку хереса. Затем мы отправимся в театр на Дьюк-стрит, где встретим Мохэна, и оттуда все вместе поедем ужинать в "Розу" или "Гончую". После ужина мы потребуем карты, за игрой, вероятно, возникнет ссора, а затем - да поможет нам бог!
– либо предатель и бесчестный злодей уйдет из этой жизни, либо ничтожный и недостойный человек, который вовсе не дорожит ею. И это
– У меня было объяснение с Мохэном до его отъезда из дому, я хочу сказать: из Каслвуда, - продолжал милорд.
– Я показал ему найденное мною письмо и обвинил его в бесчестном поведении, и он даже не отрицал своей вины, только сказал, что моя жена невинна.
– И это правда, милорд; как перед истинным богом, это правда! вскричал Гарри.
– Разумеется, разумеется. Женщины всегда невинны, - сказал милорд. Разумеется, то была лишь случайность, что она лишилась чувств, услышав, что он убит.
– Но, милорд, ведь и меня зовут Гарри!
– воскликнул Эсмонд, густо покраснев.
– Вы сказали миледи: "Гарри убит".
– Проклятие! Что же, я и с тобой должен драться?
– в неистовстве закричал милорд.
– Так ты, змееныш, отогревшись у моего очага, теперь хочешь ужалить - ты? Нет, нет, дитя мое, ты честный мальчик, добрый мальчик. (И тут гнев его сменился слезами, видеть которые было еще тягостнее.) Ты добрый мальчик, и я люблю тебя; и клянусь небом, я так несчастен, что мне все равно, чья шпага меня прикончит. Но вот и Джек Уэстбери. Входи, Джек! Привет, старый дружище! Это мой кузен, Гарри Эсмонд.
– Который когда-то в Каслвуде подавал вам шары, сэр, - сказал Гарри, кланяясь; и все три джентльмена уселись за стол и распили приготовленную для них бутылку хереса.
– Гарри будет номером третьим, - сказал милорд.
– Тебе нечего опасаться его, Джек.
– Тут полковник глянул на меня так, словно хотел сказать: "Да, судя по его виду, действительно нечего". Затем милорд рассказал все то, о чем прежде говорил лишь намеками. Ко времени своей ссоры с лордом Мохэном он задолжал ему около тысячи шестисот фунтов, и лорд Мохэн выразил готовность подождать, покуда обстоятельства позволят милорду виконту покрыть этот долг. Сегодня утром милорд отослал лорду Мохэну всю сумму сполна, а перед отъездом из дому привел все свои дела в порядок и теперь был готов к любому исходу ссоры.
Мы выпили две или три бутылки хереса, после чего милорд послал нанять карету, и все три джентльмена, как и было условлено, отправились в театр герцога Йоркского, Давали одну из пьес мистера Уичерли - "Любовь в лесу",
С тех самых пор Гарри Эсмонд никогда не мог без содрогания вспоминать об этой комедии, равно как и о миссис Брэйсгердл, актрисе, исполнявшей в ней главную женскую роль. Переодетая пажом, она подошла вплотную к нашим джентльменам, сидевшим на сцене, и, через плечо поведя на них своими лукавыми черными глазами, улыбнулась милорду и спросила, что такое случилось с почтенным сквайром и уж не получил ли он дурных вестей со скотопригонного рынка.
В перерывах между актами комедии джентльмены непринужденно разгуливали по сцене и беседовали друг с другом. С милордом Мохэном были двое друзей: капитан Макартни, одетый в военную форму, и еще один джентльмен, в платье из синего бархата с серебром, в светлом парике и дорогих венецианских кружевах, - милорд граф Уорик и Холленд. У милорда в руках был мешочек с апельсинами, которые он ел сам и предлагал актрисам, отпуская при этом разные шутки. И вот, услышав от лорда Мохэна какую-то непристойность, миссис Брэйсгердл повернулась к нему и спросила, что он здесь делает; уж не собирается ли он со своими друзьями заколоть еще кого-нибудь так же, как бедного Билля Маунтфорда? От этого намека темное лицо милорда потемнело еще больше, и в глазах появилось зловещее выражение. Те, кто видели его, запомнили надолго и не раз вспоминали впоследствии.