История гестапо
Шрифт:
21 октября 1941 года письмо со штемпелем военной администрации Ставки командования в Париже было направлено шефу секретной полиции СД в Берлине, то есть Гейдриху. После напоминания об акции, в которой было ранено два солдата вермахта и несколько французов, в письме говорилось:
«Эти налеты были произведены французами из окружения Делонкля. Оберштурмфюрер СС Зоммер передал взрывчатые материалы исполнителям акции. Он знал о времени взрывов и способе, каким они будут произведены. Он находился в контакте с исполнителями акции непосредственно перед ее осуществлением. Оберштурмфюрер СС Зоммер действовал по приказу начальника парижской службы секретной полиции СД оберштурмбаннфюрера СС Кнохена, который изложил
Кнохена упрекали прежде всего в том, что он знал: меры, принятые военным командованием, приносят свои результаты и в Париже спокойно. Ранее, когда совершались разного рода покушения, всегда принимались ответные меры наказания. «Исполнители и инициаторы взрывов 2 и 3 октября прекрасно знали, что жертвами будут невинные люди и это приведет к самым серьезным политическим последствиям».
Опасности удалось избежать благодаря быстрому выявлению организаторов акции, но престиж оккупационной армии был подорван, так как французская полиция уже раскрыла истину. Наконец составитель письма (вероятно, доктор Бест) сформулировал свою подлинную цель:
«Ответственность за меры, принятые зондеркомандой секретной полиции СД, и за поведение этой зондеркоманды должен взять на себя ее руководитель, даже если он сам не участвовал прямо или косвенно в этой акции. Поэтому следует произвести смену руководства зондеркомандой ввиду политической важности дела и его влияния на политическое положение германской администрации. По этой причине главнокомандующий германской армией просит, чтобы бригадефюрер СС Томас был снят со своего поста. Командование вермахта полагает, что берлинские службы согласятся с ним в том, что доктор Кнохен и оберштурмфюрер СС Зоммер, которые участвовали в этой акции, не будут больше работать на оккупированных территориях».
Используя до конца ошибку своих конкурентов, Штюльпнагель надеялся их устранить. Соболезнование, выраженное французам, которые едва не понесли незаслуженное наказание, кажется неуместным, если вспомнить, что в тот самый день, когда было подписано это письмо, 16 заложников, тоже совершенно невиновных, пали под пулями взвода солдат в Нанте, а на следующий день 27 других заложников были расстреляны в Шатобриане.
В административном плане (сфера, к которой нацисты были особо чувствительны) Штюльпнагель проявил благоразумие. Кнохен был слишком ценен, и не могло быть речи о том, чтобы расстаться с ним. Генерал Томас был больше уязвим, несмотря на высокую протекцию его «зятя», который предложил решение, удовлетворившее всех: Томас попросил об отставке. Через несколько дней он отбыл в качестве шефа секретной полиции СД на оккупированные территории на Востоке и оказался в Киеве.
Кнохен оказался один во главе полицейской службы без власти и под бдительным наблюдением военных. Впрочем, его интеллект и ловкость позволили ему победоносно выйти из затруднительного положения.
Глава 3
Гестапо захватывает армию
Оппозиция военных, вызванная соперничеством, также опиралась на различия в доктринах.
Статья 3-я соглашения о перемирии, подписанного 22 июня в Ретонде, является довольно двусмысленной. «В оккупированных районах Франции, – гласит она, – германский рейх осуществляет все права оккупирующей державы. Французское правительство обязуется всеми средствами способствовать разработке норм, относящихся к исполнению этих прав и их осуществлению с помощью французской администрации. Французское правительство немедленно распорядится, чтобы все французские власти и административные службы оккупированной территории исходили из установок германских военных властей и
Верховное командование армии собиралось применить эти положения буквально и поставило французскую администрацию оккупированных районов под свой полный контроль. Военные придерживались той точки зрения, что управление оккупированной частью Франции должны обеспечивать сами французы, а военные будут лишь следить за тем, чтобы французские службы строго исполняли немецкие директивы. Таким образом, роль германской военной администрации ограничивалась руководством и контролем.
Директивы, данные военной администрацией, вполне ясны:
«Военная администрация должна руководствоваться принципом, что следует принимать только меры, направленные на обеспечение военной оккупации страны. Напротив, в компетенцию военной администрации не входит вмешательство в дела французской внутренней политики в целях ее улучшения. Военная администрация по всем административным вопросам должна пользоваться каналами французских властей».
Военные считали, что такое решение дает одни преимущества: трудности исполнения возьмут на себя сами французы; административное управление станет более экономичным; наконец, что самое важное, выполнение германских директив под французским прикрытием позволит избежать «инстинктивных реакций французов против всего, что исходит от немцев». Таким подходом объясняется то обстоятельство, что германские власти весьма тепло относились к французам, которые соглашались сотрудничать с ними. Они желали не присоединения Франции, а благоприятной для них ее политической линии.
И потому, как полагали военные, прямые действия германских полицейских служб могли «все испортить». Единственной службой, которую они принимали, была антиеврейская секция, руководимая Даннекером – одним из помощников Бемельбурга и непосредственным представителем Эйхмана во Франции.
Тео Даннекер был баварцем из Мюнхена и в возрасте двадцати семи лет служил под командованием Эйхмана, который лично назначил его своим представителем в Париже. Он прибыл туда в сентябре 1940 года. Находясь в административной и дисциплинарной зависимости от Кнохена, он тем не менее не получал от него прямых приказов. В своей «работе» он зависел исключительно от Эйхмана, который посылал ему свои директивы.
В ходе процесса над Даннекером первый генеральный комиссар по еврейским вопросам Ксавье Валла сказал, что он был «неистовым нацистом, который впадал в транс, как только при нем заговаривали о евреях». Когда вступили в силу антисемитские меры, он контролировал приговоры уголовных трибуналов, обращаясь к французам с пылкими протестами всякий раз, когда находил санкции мягкими.
Даннекер разместил свои службы в доме номер 31-бис на авеню Фош и в доме номер 11 на улице Соссэ. Он захотел немедленно использовать французских антисемитов и помог им советами и деньгами создать институт по изучению еврейских вопросов, для которого реквизировал помещения одного еврейского предприятия на бульваре Османн. Став съемщиками помещений у гестапо, французы-антисемисты стали самыми активными поставщиками людей для лагерей уничтожения.
Немецкая антисемитская пропаганда приносила свои плоды. Но Даннекер не мог довольствоваться любителями. 3 октября 1940 года правительство Виши обнародовало «Положение о евреях». Это положение определило: всякое лицо, имеющее евреями трех предков, считается евреем. Оно перечисляло «общественные функции», доступ к которым евреям запрещен, а затем регламентировало доступ евреев к некоторым профессиям.
Даннекер потребовал, чтобы от полицейской префектуры ему были выделены 12 инспекторов. Он непосредственно отдавал им приказы и выполнял то, чего хотела военная администрация: чтобы французы сами выполняли грязную работу, которую поручали им немцы.