История города Рима в Средние века
Шрифт:
В действительности Григорий пользовался почти всей властью государя, так как нити политического управления сами собою сосредоточились в его руках. В этом положении Григорий оказался по отношению не только к Риму, но точно так же и к другим местностям; так, в одном случае он посылает в тусцийский замок Непе герцога (dux) Леонтия и увещевает духовенство, администрацию и народ повиноваться этому герцогу; даже в Неаполь, для защиты этого теснимого лангобардами города, Григорий назначает трибуна и приказывает находящимся там войскам подчиняться его распоряжениям. Еще раньше Григорий поручает епископу города Кальяри, в Сардинии, Януарию, держать повсюду наготове стражу. Заботы о Риме были, без сомнения, еще более близки сердцу Григория, и неудивительно по. этому, что он, как светский глава, поглощен здесь военными распоряжениями, ведет переписку с военачальниками, находит неправильным посылку к ним войска на Рима и дает им указания, как действовать против врага.
Беспомощное положение Италии и опасность, угрожавшая самому Риму, сделали Григория посредником мира, причем достижением его Григорий был обязан только своим собственным силам. Григорий настолько сознавал свое могущество, что приказал своему нунцию объявить императору следующее: если бы он, слуга императора,
Среди этого ненадежного мира Рим вдруг был взволнован вестью о кровавом перевороте в Константинополе. Мужественный император Маврикий, с таким успехом защищавший империю против Аваров, пал жертвою военного возмущения, и трон стал достоянием одного из самых ужасных чудовищ, которое когда-либо знала византийская история. Мятежник Фока, простой центурион, запятнанный в крови императора и его пяти сыновей, которых он с невероятным варварством приказал зарезать на глазах отца, стал властителем во дворце Юстиниана с 23 ноября 602 г. Новый император не замедлил послать в Рим изображения, свое собственное и своей жены Леонтии, и 25 апреля 603 г. они были получены в Риме. Таков был ставший уже старым обычай, что каждый император, вступая на трон, посылал провинциальным властям в сопровождении солдат и музыкантов изображения свое и своей жены, которые назывались «laurata», вероятно, потому, что головы на изображениях украшались лавровыми венками. Эти изображения как бы заступали место императоров, а потому встречались в городах народом торжественно и благоговейно, с зажженными свечами, как какие-нибудь живые и божеские существа, и затем относились в какое-нибудь священное место. Когда изображения Фоки и его жены были доставлены в Рим, духовенство и знать собрались в базилике Юлия в Латеране и с криками: «Услыши, Господи! Многие лета Фоке Августу и Леонтии Августе!» – провозгласили тирана императором. Затем папа приказал поставить полученные изображения в епископском дворце, в часовне мученика Цезария. Под вышесказанной базиликой Юлия следует разуметь не действительную церковь, а какую-нибудь часть латеранского дворца. Избранным для торжественного принесения присяги местом оказался таким образом не древний дворец цезарей, а зала Латеранского дворца. Присутствовал ли при этом торжестве императорский чиновник мы не имеем сведений; о сенате в этом случае опять тоже не упоминается, несмотря на всю важность такого акта, как признание нового главы империи. Напротив того, мы видим, что папа дает приказание поставить императорские изображения в часовне мученика, и они были отнесены именно в Латеран.
В глубине своей души Григорий должен был чувствовать отвращение к императору, который достиг власти, запятнав себя кровью; но политические соображения заставили Григория приветствовать Фоку и Леонтию верноподданническим посланием. В своих письмах Григорий говорит о ликовании неба и земли, как будто действительно со смертью справедливого и лично к Григорию расположенного Маврикия (хотя последний старался все возраставшему значению римского епископа противопоставить константинопольского патриарха) с Рима снималось невыносимое иго, а с новым правлением наступала вновь эра свободы и благополучия. Невозможно читать эти письма без возмущения; они являются единственным темным пятном в жизни великого человека и также позорят его, как позорит Рим воздвигнутая Фоке на форуме колонна.
Григорий не принимал никакого участия в сооружении этой колонны, так как она была поставлена уже четыре года спустя после его смерти. Злополучных римлян, которые с гордостью могли указать на величественные колонны Траяна и Антонинов и на сохранившиеся на этих колоннах статуи увенчанных славою императоров, экзарх принудил обратиться к Фоке с покорной просьбой оказать городу честь – позволить ему поставить у себя колонну императора, и эта колонна была воздвигнута Смарагдом на форуме, сбоку и против триумфальной арки Септимия Севера. Чтобы создать совершенно новую колонну, Рим уже не имел средств, точно так же, как и для самого искусства такая задача была тогда непосильна; поэтому колонна была взята из какого-то древнего здания; она античного коринфского стиля, имеет в вышину 76 пальм и была поставлена на огромный постамент пирамидальной формы; на каждой стороне постамента были высечены ступени. Над высокой капителью было помещено позолоченное бронзовое изображение императора.
По-видимому, художник не умел льстить, и римляне могли по этой статуе лучше оценить все безобразие византийского властителя, чем глядя на изображение в часовне Св. Цезария. Мы, однако, сомневаемся до некоторой степени, чтобы статуя эта была действительно изображением императора Фоки и произведением жившего в то время художника, и считаем более вероятным, что это была древняя статуя Какого-нибудь римского императора и только окрещена была именем Фоки; это могло случиться тем легче, во-первых, потому, что такое разрешение вопроса о постановке
Таким образом, последним общественным украшением, таким же, какие создавались в древности, но воздвигнутым уже среди развалин, была в Риме статуя Фоки – памятник порабощения Рима Византией.
Случайно эта колонна сохранилась, тогда как другие статуи и колонны, находившиеся тут же, на форуме, погибли бесследно; окруженная развалинами, она в течение веков продолжала стоять, возбуждая любознательность исследователей пока, наконец, в марте 1813 года не был отрыт ее пьедестал, на котором оказалась надпись. Имя императора и все подсказанные лестью к нему его прозвища были забыты римлянами, справедливо питавшими к нему ненависть. Колонна стоит доныне на том же месте. Возвышаясь среди неизвестных постаментов, с которых уже давно исчезли помещавшиеся на них статуи, окруженная хаосом опрокинутых мраморных глыб, лишенная сама своей верхней части со статуей и одинокая, эта колонна ярче всякого сказания Тацита воспроизводит образ деспота.
Глава III
1. Отличительные особенности VI века. – Магомет и Григории. – Религиозное настроение. – Почитание мощей. – Вера в чудеса. – Григорий освящает готскую церковь Св. Агаты на Субуре
Настоящая глава является как бы обратной стороной предыдущей. Там мы видели перед собой величественный и светлый образ Григория с его проницательным умом и исключительно многосторонней деятельностью; здесь мы познакомимся с мраком, который был присущ VI веку и со всех сторон охватывал Григория. Дух этого великого человека был отчасти доступен суеверию своего времени, и Григорий сам некоторыми своими сочинениями способствовал распространению этого суеверия в человечестве. В одних отношениях гений может стать выше своего времени, в других – нет; каждый человек несется потоком своего времени, охваченный запросами, интересами и взглядами этого времени, так же непосредственно близкими человеку, как воздух, которым он дышит.
Шестой век является вообще одним из самых замечательных в истории. Человечество переживало в этот век полное крушение древней великой культуры и потому верило, что приближался конец мира. Варварство, как густое облако пыли, поднимаемое разрушающимся зданием, нависло над Римской империей, по которой носились, в образе чумы и других бедствий, ангелы смерти. Мир вступал в критический период нового развития. На тех развалинах древней империи, на которых готы погибли, как преждевременные пионеры Германии, теперь уже создавались юные формы национальной жизни. В Италию обновление было внесено лангобардами, в Галлию – франками, в Испанию – вестготами, в Британию – саксами. Жизненным началом этих крепнувших народных групп явилась католическая церковь; победив арианство, она мало-помалу привела эти группы к единству, которое раньше или позже, в виде новой западной «империи», должно было облечься политической формой. И в это же самое время на востоке совершался подобный же процесс развития: созданная Магометом новая религия покорила и объединила народы на восточных обломках Римской империи, византийское же государство эта религия сначала принудила предоставить Италию самой себе, а затем превратила его в бастион, который в течение веков с геройским мужеством охранял и Запад, и эллинскую культуру. Григорий и Магомет оба были духовными пастырями, первый – Запада, второй – Востока, создавшими на развалинах древности те две иерархии, враждебным столкновением которых были определены дальнейшие судьбы Европы и Азии. Базилика Св. Петра в Риме и Кааба в Мекке были символическими храмами завета, один – европейского мира, другой – азиатского, тогда как церковь, сооруженная Юстинианом в честь св. Софии, – это изумительное создание византийской империи, – оставалось центром все еще сохранявшего свою жизнь греческого начала.
Неудивительно поэтому, что в то время столкновения народов и перехода к новым общественным формам люди со всей силой своего воображения отдавались религиозному чувству. Когда переживаемый в болезни кризис парализует все положительные душевные силы, ничем не сдерживаемые фантазия и бред уносят человека в царство сновидении. Так же, как при Константине, обществом овладел мистический экстаз; уже в Бенедикте мы видели основателя нового, вышедшего из Рима монашества Пораженные тяжкими страданиями, люди погрузились в мрачную мечтательность Весьма знаменательным по отношению к религиозной жизни римлян того времени является то обстоятельство, что процессии, устроенные по случаю чумы и описанные нами выше, были направлены к церкви Девы Марии. Не Христос, а Его Мать призывалась спасти людей. Таким образом, почитание Девы Марии, преобладающее в Италии и Греции доныне, было господствующим уже в то время. До Константина такая же процессия была бы связана с именем Христа, во времена вандалов и готов – с именем апостола Петра; теперь воображению людей, искавших покровительства, Богоматерь казалась ближе, чем Ее Сын, суровое величие которого на мозаичных изображениях говорило людям, что они найдут в Нем только Страшного Судью всего мира. Возможно ли утверждать, что эта сделанная на мозаиках замена некогда юношеского, своей идеальностью напоминавшего Аполлона, образа Христа образом сурового и мрачного старца содействовала тому, что люди, проникшись благоговейным трепетом к Христу, отдалились от почитания Его? Чистое служение Богу вообще уже давно извратилось в новую мифологию. С той поры, как эпоха отцов церкви и догматической борьбы из-за основ христианского учение миновала, почитание святых, церковные празднества и обряды и пышная церковная служба стали распространяться повсюду. Нисходя от Христа к апостолам, как стоящим на верхней ступени иерархической лестницы, верующие делали затем объектом своего поклонения множество мучеников, т. е. борцов за Христа. Повсюду в городах появлялись церкви, посвященные памяти этих мучеников, а в церквях сооружались алтари мученикам и хранились их мощи. Чувственный латинский народ никогда не был склонен к монотеизму; едва успев сделаться христианами, римляне немедленно стали делать достоянием своего города, который издревле был пантеоном богов, всех появлявшихся в провинциях новых святых, строили церкви в честь этих святых и собирали их мощи. Школы светских наук не существовало, голоса критического суждения не было слышно, и это давало полный простор развитию мистической мечтательности и грубо материального культа. В представлении людей, ставших варварами, одна только живопись, значение которой как искусства для той эпохи не может быть достаточно оценено, еще сохраняла отчасти свое идеальное содержание.