История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект
Шрифт:
Тем не менее, последующие историки вновь и вновь поднимали вопрос о «научности» истории, отстаивая право «научной истории» на существование. В 1929 году, в тот же год, когда одни из наиболее язвительных критиков Бери триумфально занял его место как новый regius professor истории Кембриджского университета и таким образом символически поставил точку в споре историков в Англии, во Франции, два историка Страсбургского университета, Люсьен Февр и Марк Блок, объявили о создании нового журнала, Анналы экономической и социальной истории (Annales d’histoire economique et sociale), давшего имя историографической школе, идентифицирующей себя с программой «научной истории». При всех своих различиях связанные со школой Анналов историки считали себя именно научными историками в том смысле, который как раз и вызывал возражения и раздражение критиков Бери: отказываясь признать культуру и природу несовместимыми категориями, историки школы Анналов – от Февра до Фюре – стремились продуктивно соединить биологию, географию и изучение климата, с одной стороны, и изучение «форм политического и культурного самовыражения конкретных групп индивидов» – с другой, поскольку и то и другое представлялось им разными движущими силами истории человечества 44 .
44
Lynn Hunt, “French History in the Last Twenty Years: The Rise and Fall of the Annales Paradigm,” Journal of Contemporary History 21, № 2 (1986): 2009–224, 212. См. также: Peter Burke, The French Historical Revolution: The Annales School, 1929–2014 (Cambridge: Polity, 2015).
Сегодня многие историки и ученые вновь пытаются перекинуть мостики между естественными науками и исторической дисциплиной. Независимо от того, преуспеют они или нет, сегодняшние сторонники «большой истории», «глубинной истории», «био-истории» и других программ, призывающих раздвинуть границы
Два движения за единство науки
Если сторонников научной истории что-то и объединяло, то это было их стремление объединить науки о прошлом. В этой программе объединение знания виделось как способ формирования единого мировоззрения, лекарство от сокрушительных войн и неутихающих межнациональных конфликтов. В своей инаугурационной речи 1903 года Бери призывал историков к объединению фрагментарных знаний о прошлом в единую историю мира, высказывая при этом свое убеждение, что такая история, когда и если она будет написана, послужит укреплению мира 45 .
45
Bury, Inaugural Lecture.
Объединение исторического знания было мечтой и современника Бери, французского философа и предприимчивого организатора Анри Берра. В 1900 году Берр основал журнал Revue de synthese historique (Журнал исторического синтеза), целью которого, как это явствовало из названия, был синтез исторического знания. В 1907 году Берр пригласил к сотрудничеству в Revue историков Люсьена Февра и Марка Блока. Будущие взгляды Февра и Блока об истории и историческом методе сформировались во многом в результате их сотрудничества с Берром. В продолжение амбициозной программы Берра, ставящей своей целью синтез всего доступного знания о прошлом, Февр настаивал на «необходимости синтеза всего знания в рамках истории», призывая историков рассматривать свою дисциплину как основу для достижения «живого единства науки» (“l’Unite vivante de la Science”) 46 . Реализацию этой программы Февр видел в «организованных и согласованных коллективных исследованиях», объединяющих историков и естественников на пути к созданию единой «науки о прошлом человечества» (“science du passe humain”) 47 .
46
См.: Lucien Febre, “De 1892 a1933: Examen de conscience d’une histoire et d’un historien,” Revue de synthese historique 7, № 2 (1934): 93–106; и Michael Harsgor, “Total History: The Annales School,” Journal of Contemporary History 13, № 1 (1978): 1–13.
47
Lucien Febre, Combats pour l’histoire (1953; цитируется по изданию Paris: A. Colin, 1992), 16, 20. См. обсуждение в работе Allan Megil, “Coherence and Incoherence in Historical Studies: From the ‘Annales’ School to the New Cultural History,” New Literary History 35, № 2 (2004): 207–231. Касательно дискуссии о коллективных исследовательских практиках в школе Анналов см. ниже, Глава 5.
У историков науки движение за объединение знания обычно ассоциируется с другим историческим эпизодом, а именно с движением, инициированным философами и учеными, входившими в так называемый Венский кружок за объединение науки, в который входили, среди прочих, философы Мориц Шлик и Рудольф Карнап, экономист Отто Нейрат, физик Филипп Франк и математик Курт Гедель 48 . В том же 1929 году, когда Февр и Блок основали Анналы, поставив своей целью «объединить исследователей разных дисциплин и специализаций» 49 , члены Венского кружка издали свой манифест, объявив о намерении объединить «различные ветви науки» 50 . Участники Венского кружка стремились создать единую формальную «логическую структуру мира» (по выражению Карнапа), которая служила бы основанием «научной картины мира» 51 . Международные конгрессы по объединению науки и публикации, такие как Международная энциклопедия единой науки (International Encyclopedia of Unified Science), сделали Венский кружок безусловным эталоном проекта объединения науки в XX веке 52 .
48
См.: Friedrich Stadler, The Vienna Circle: Studies in the Origins, Development, and Influence of Logical Empiricism (Vienna: Springer, 2001).
49
Marc Bloch, Lucien Febre, “A nos lecteurs,” Annales d’histoire economique et sociale 1, № 1 (1929): 1–2, 2.
50
См.: Rudolf Carnap, Hans Hahn, Otto Neurath, “The Scientific Conception of the World: The Vienna Circle,” в книге Empiricism and Sociology, ed. Marie Neurath, Robert S. Cohen (Boston: Reidel, 1973), 299–319, 299, 304 (оригинальная публикация: Wissenschaftliche Weltauffassung: Der Wiener Kreis, ed. Verein Ernst Mach (Vienna: Wolf, 1929).
51
См.: Rudolf Carnap, The Logical Structure of the World, trans. R. George (Chicago: Open Court Classics, 2003), оригинальная публикация: Der logische Aufbau der Welt (Berlin, Weltkreis, 1928). О «научной картине мира» Венского кружка как социальной установке см.: Donata Romizi, “The Vienna Circle’s ‘Scientific World-Conception’: Philosophy of Science in the Political Arena,” HOPOS: The Journal of the International Society for the History of Philosophy of Science 2, № 2 (2012): 205–242.
52
См., например: Otto Neurath, Rudolf Carnap, Charles F. W. Morris, Foundations of the Unity of Science: Toward an International Encyclopedia of Unified Science, 2 vols. (Chicago: University of Chicago Press, 1955–1970). О распространении движения за целостность знания и его до сих пор не утратившем значения наследии см.: Friedrich Stadler, Juha Manninen, eds., The Vienna Circle and the Nordic Countries: Networks and Transformations of Logical Empiricism (Dordrecht: Springer, 2010); Vassiliki Betty Smocovitis, Unifying Biology: The Evolutionary Synthesis and Evolutionary Biology (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996); Peter Galison, “The Americanization of Unity,” Daedalus 127, № 1 (1998): 45–71; и George Reisch, How the Cold War Transformed Philosophy of science: To the Icy Slopes of Logic (Cambridge: Cambridge University Press, 2005). Современную трактовку этой же темы, в рамках которой программа единой науки Венского кружка помещается в более широкий контекст различных проектов объединения научных знаний, разрабатывавшихся в области естественных наук, см.: Harmke Kamminga, Geert Somsen, eds., Pursuing the Unity of Science: Ideology and Scientific Practice from the Great War to the Cold War (London: Routledge, 2016).
Одна дисциплина, однако, отсутствовала в программе Венского кружка. Этой отсутствующей дисциплиной была история. Принадлежащие к кружку философы имели для этого объяснение: Ганс Райхенбах, один из философских лидеров кружка, обосновывал разграничение «контекста обоснования» научного знания от «контекста открытия», или между эпистемологическими вопросами обоснования знания (как мы знаем то, что знаем?) и обстоятельствами его «открытия» 53 . Философов Венского кружка, которые стремились к разработке новой, научной философии, интересовал «контекст обоснования». История же, в терминах Венского кружка, принадлежала к «контексту открытия»: как дисциплина, имеющая дело с установлением «истин» о прошлом, она могла выявить уникальные обстоятельства открытия научных «истин», но, поскольку исторические обстоятельства уникальны, они не имели эпистемологических последствий. Соответственно, участники Венского кружка рассматривали историю как источник фактического материала для конструирования теорий, но во всех остальных отношениях не относящуюся к их программе объединения науки.
53
О Райхенбахе и философском различии между контекстом открытия и контекстом обоснования см.: Jutta Schickore, Friedrich Steinle, eds., Revisiting Discovery and Justification (Dordrecht: Springer, 2006).
Проводя различие между контекстом обоснования и контекстом открытия, Райхенбах воспроизвел известную аргументацию, в рамках которой естественные науки, как точные и объективные, противопоставлялись наукам гуманитарным, как интерпретативным и субъективным формам знания. Наиболее ярко это противопоставление между гуманитарными и естественными науками как взаимоисключающими формами знания было сформулировано в немецкой интеллектуальной традиции третьей четверти XIX века. Так, в своей влиятельной работе Введение в науки о духе берлинский философ Вильгельм Дильтей утверждал, что у естественных и гуманитарных наук разные предметы исследования. В противоположность природному и материальному миру, который изучают ученые-естественники, мир, который исследуют историки, – это мир смыслов, возникающих в результате взаимодействий между людьми. Предметом гуманитарных наук являются разум и дух (Geist), находящие выражение в историческом процессе. По мнению Дильтея, причинно-следственные отношения, выявляемые естественными науками, не могут сами по себе объяснить действия людей
54
Wilhelm Dilthey, Einleitung in die Geisteswissenschaften (Leipzig: Duncker & Humblot, 1883); английский перевод: Introduction to the Human Sciences: An Attempt to Lay a Foundation for the Study of Society and History, trans. by Ramon J. Betanzos (Detroit: Wayne State University Press, 1988).
55
В противоположность слову science, которое в английском языке означает лишь «естественные науки», слова Wissenschaft в немецком языке, les sciences во французском и наука в русском имеют более широкое значение «организованного знания» и могут быть применены как к естественным, так и к гуманитарным наукам. Однако в этих лингвистических традициях все же прослеживается различие между точными науками и интерпретативным гуманитарным знанием: Naturwissenschaft vs. Geisteswissenschaft в немецком, les sciences vs. les lettres во французском, естественные и гуманитарные науки в русском и т. д. Французский les lettres соответствует английскому the humanities, тогда как понятие les sciences humaines может означать как науки о человеке (например, психологию), так и гуманитарные дисциплины (например, историю).
56
Историк Бейзер таким образом реконструировал ход мыслей Дильтея на основе его заметок к лекциям: «Знать значит делать выводы из первопричин; объяснять – подводить под действие универсальных математических законов, а понимать – интерпретировать или переводить, делать смысл чего-либо внятным себе, излагая его в своих терминах». Frederick Beiser, The German Historicist Tradition (Oxford: Oxford University Press, 2012), 298, цит. по: Lydia Patton, “Metodology of the Sciences,” в The Oxford Handbook of German Philosophy in the Nineteenth Century, ed. Michael Forster, Krictin Gjesdal (Oxford: Oxford University Press, 2015), 594–606. Дальнейшее обсуждение этой темы см.: Uljana Feest, ed., Historical Perspectives on Erklaren and Verstehen (Dordrecht: Springer, 2009).
Все лидеры Венского кружка – в частности, Рудольф Карнап, Мориц Шлик и Отто Нейрат – были хорошо знакомы с работами Дильтея, прибегая к ним в своей критике метафизики. В частности, Карнап обсуждал критическую герменевтику Дильтея в своих работах, подчеркивая, вслед за Дильтеем, что «интуитивное чувство жизни» не может быть частью единой системы науки, поскольку ему невозможно дать концептуальное определение 57 .
Конечно, реальные практики работы гуманитариев и естественников, как в конце XIX века, так и сегодня, мало укладываются в прокрустово ложе бинарной оппозиции между пониманием и объяснением, или между универсальным и уникальным. Тем не менее, на протяжении всего ХX века представление о том, что гуманитарные и естественные науки являются разными и даже взаимоисключающими формами знания, вновь и вновь проговаривалось такими влиятельными философами, как Генрих Риккерт, Эрнст Кассирер и Ганс-Георг Гадамер 58 . В философии науки разграничение между контекстом открытия и контекстом обоснования, сформулированное Райхенбахом, принималось философами науки на протяжении большей части XX века 59 . В своей возможно наиболее популярной версии, бинарная оппозиция гуманитарных и естественных наук обрела новую жизнь в послевоенный период в популярной и по сей день книге Чарльза Сноу о «двух культурах» 60 .
57
См.: Eric S. Nelson, “Dilthey and Carnap: The Feeling of Life, the Scientific Worldview, and the Elimination of Metaphysics,” в The Worlds of Positivism: A Global Intellectual History, 1770–1930, ed. Johannes Feichtinger, Franz L. Fillafer, Jan Surman (Cham: Palgrave Macmillan, 2018), 321–346. Хотя члены Венского кружка считали свою программу не только интеллектуальным, но и политическим проектом, они настаивали на отделении научной и логической работы от вопросов культуры, политики и истории. О позднем этапе истории Венского кружка – периоде изгнания в Америку времен холодной войны, где философы были вынуждены преуменьшать роль культурных, политических и педагогических аспектов своего проекта, бывших определяющими на раннем этапе его реализации, см.: Reisch, How the Cold War Transformed Philosophy of science. Краткий историографический очерк о «левом тезисе Венского кружка» см.: Sarah S. Richardson, “The Left Vienna Circle, Pt. I: Carnap, Neurath, and the Left Vienna Circle Thesis,” Studies in History and Philosophy of Science, Part A 40, № 1 (2009): 14–24.
58
См. обсуждение в работе Rens Bod, Jaap Maat, Thijs Weststeijn, “Introduction: The Making of the Modern Humanities,” в Bod, Maat, Weststeijn, eds., The Modern Humanities, 13–26.
59
Об истории возрастающей критики этого разграничения в философии науки см.: Werner Callebaut, Taking the Naturalistic Turn; or, How Real Philosophy of Science Is Done (Chicago: University of Chicago Press, 1993).
60
C. P. Snow, The Two Cultures and the Scientific Revolution (New York: Cambridge University Press, 1959). См. обсуждение в работе Guy Ortolano, The Two Cultures Controversy: Science, Literature, and Cultural Politics in Postwar Britain (Cambridge: Cambridge University Press, 2009).
Совсем иное движение за единство науки существовало начиная с последнего десятилетия XIX века во Франции, где рассуждения об объединении знания были связаны с философской традицией, восходившей к Огюсту Конту и другим представителям французского позитивизма. Хотя участники Венского кружка и их последующие комментаторы использовали ярлыки неопозитивизм или логический позитивизм для своей программы, во франкоязычном пространстве термин позитивизм применялся совсем к другим вопросам и проблемам, нежели чем в немецко- и до некоторой степени англоязычном дискурсе 61 . Основное отличие было в том, что французские позитивисты рассматривали именно историю как центральную науку в той системе объединенного знания, о которой мечтал Конт и которую впоследствии по-разному понимали и претворяли в жизнь его читатели, последователи и даже оппоненты 62 . Именно контовское понимание истории как центральной дисциплины в системе единой науки легло в основу исторического синтеза Анри Берра и опосредованно вдохновило проект историков, объединившихся вокруг Анналов.
61
Об истории Венского кружка с точки зрения его участника см.: Victor Kraft, The Vienna Circle: The Origin of Neo-Positivism: A Chapter in the History of Recent Philosophy (New York: Greenwood, 1953).
62
Этот тезис вкратце обсуждается в книге Enrico Castelli Gattinara, Les inquietudes de la raison: Epistemologie et histoire en France dans l’entre-deux-guerres (Paris: Vrin/Editions de l’EHESS, 1998).
Родившийся в 1798 году в Монпелье, Огюст Конт (1798–1857) посвятил всю свою жизнь разработке и продвижению позитивной философии (philosophie positive), или «новой универсальной системы знания для современной эпохи» 63 . Программа Конта была вдохновлена идеями Анри Сен-Симона, поборника универсальной системы научного знания, который был убежден, что новая «позитивная философия» должна привести к новой стадии исторического развития, на которой ученые и промышленники станут правящей элитой общества, сменив в этой роли священников и военачальников. Конт работал некоторое время ассистентом Сен-Симона после того, как его в 1816 году исключили из престижной парижской Политехнической школы за своемыслие. Расставшись с Сен-Симоном, Конт занялся развитием этих идей в последовательную философскую систему, над которой он продолжал работать всю свою жизнь, между тем безрезультатно пытаясь получить профессорскую позицию, которую он получить так и не смог. Труд своей жизни, шеститомный Курс позитивной философии (Cours de philosophie positive), излагающий его систему, Конт написал во время своей работы в Политехнической школе, где ему удалось получить должность ассистента преподавателя 64 .
63
Цит. в Mary Pickering, Auguste Comte: An Intellectual Biography, 3 vols. (Cambridge: Cambridge University Press, 1993–2009), 3:2.
64
Auguste Comte, Cours de Philosophie positive, 4 vols. (Paris: Rouen, 1830–1842). Русский перевод: Конт О. Курс положительной философии. Т. 1 (СПб., 1900). Первый перевод этого сочинения на английский был сокращенным: Harriet Martineau: The Positive Philosophy of Auguste Comte (London: J. Chapman, 1853). О биографии О. Конта см.: Pickering, Auguste Comte.