История любовницы короля

Эфф Юлия

Генрих открыл глаза — аура пропала:

— Я дал вам возможность самим увидеть сущность нашего героя, — принц хмыкнул весело и протянул руку ладонью вверх, обращаясь к Мио. — Ну-ка, воин, покажи, ты настоящий воин? Или трусливая девчонка?

А сам глазами моргнул Тибо, мол, проверяй. Та унесла сына в уборную и скоро вернулась со слезами облегчения на глазах:

— Всё, как положено!

— Вот вам маленький метаморф! — развёл руками Генрих. — И если его подарок от духовной матери со временем не иссякнет, я даже боюсь представить, какой из него сильный маг получится. Если верить ауре, то Мио — всё же обычный человек. А способности получил,

находясь в утробе матери. Тем более, если вы закрепили магию словами клятвы или чем-то подобным. Но это сейчас не совсем главное…

Мы с Тибо выдохнули. В эту минуту каждая из нас дала себе слово больше не развлекаться с магией. Я мельком вспомнила: что, если сказанная принцем в горячечном бреду половина фразы о брачном союзе в адрес Иларии попала в меня, ко мне ведь он тогда обращался? Может, мы поэтому расстаться не можем? Надо будет спросить, я дала себе слово.

А потом Генрих нас напугал. Мио был слишком мал, чтобы контролировать свои способности, и в ближайшие лет десять существовала опасность обнаружения его дара. Метаморфы — ценный товар на политической арене, а тем более араулюмская кровь быстро вызовет интерес южного народа. Если не сломят посулами и уговорами, могут похитить Мио или обоих — Тибо и Мио. Поэтому сейчас было важно поместить малыша под наблюдение и отправить куда-нибудь подальше, в малолюдный уголок.

С моих плеч свалилась гора: Генрих знал, о чём говорил, а значит, обязательно поможет. В итоге, Тибо должна была поговорить с супругом, объяснить проблему, и Его высочество посоветовал не смущать мужа подробностями. Достаточно было рассказать о том, что, будучи уже беременной, Тибо на Адноде пережила всплеск магии, отсюда и сюрприз.

Что касается безлюдного места, то на выбор имелось только два варианта — опять Аднод, тёплый, малолюдный (тем более зря, что ли, Риз там дом строил?), но с особенностями магии. Или северная часть — Нортон. Какой-нибудь остров, где разводят арсвенов и кулей. И туда почти не доходит свет Владычицы, оттого магов там рождается меньше. Думать надо было быстро: подготовка Генриха к передаче короны не стала бы ждать решения семьи лумеров.

Могу себе только представить, какой сложный разговор состоялся между Тибо и мужем. Аднод, после его магического подарка, сразу был отметён.

— Ненавижу холод, — всплакнула Тибо при следующей встрече, — но ради детей вытерплю всё! Эфу жалко… Ей-то за что?

Через неделю, по особому поручению Его высочества, прибыли носильщики и знакомые нам инквизиторы Элиас и Одри. Родственникам объяснили, что мужу поступило выгодное предложение, и он согласился на работу, которая находилась на краю Люмерии — в северных краях Нортона. Когда семья Эрмине туда уезжала, там уже царила суровая зима. Тибо писала, что поначалу все, кроме Мио, простыли, но дети быстро адаптировались к снегу. А крепости, которые строил их отец в сугробах, приводили в восторг саму Тибо.

С тех пор они изредка и тайно приезжали в гости. А когда я со своей семьёй окончательно обосновалась на юге, то Эфа у нас жила почти безвылазно. Её лумерская араулюмская кровь нуждалась в тепле и солнце. Что вырастет из Мио, пропадёт его маг-сила или нет, сказать с уверенностью не могу. На момент рождения моего сына малышу Мио шёл третий год, и метаморф в нём цвёл, как сады Владычицы весной. Но благодаря постоянному присмотру, об уникальных способностях знало всего пятеро человек — семья Эрмине (без бабушек и дедушек), Его высочество и я с мужем.

Глава 21 о путях неисповедимых Владычицы

После

того как Генрих уединился под Ирминсулем, продержалась я почти две недели. Наверное, свою роль сыграла нагрузка: студенты сдавали экзамены, поэтому приходилось готовиться даже ночами, чтобы не ударить в грязь лумерским лицом. В первые семь дней я падала на кровать с учебником и засыпала с ним, одетая. К выходным большая часть предметов была сдана, оставались мастерские, нужно было представить собственноручно сшитое платье для белого бала. Задача, естественно, усложнялась из-за цвета: когда есть возможность выбирать цветовую гамму, то перед тобой бесконечный простор для воображения, а с единственным условием — использовать только белую ткань — ты должна придумать особенный крой и отделку.

Третьекурсницы, кстати, не шили белых платьев, и сочувственно смотрели на нас. Оказывается, все понравившиеся варианты потом отбирали для своей праздничной коллекции владелицы швейных артелей, за мелочь покупая оригинальную идею у несмышлёных второкурсниц. Поэтому умные шили два платья — одно попроще для сдачи экзамена, второе — для будущей хозяйки или своей коллекции.

Я не знала и не догадывалась о хитростях: с третьекурсницами не дружила, да и вообще, так и не завела себе близких подруг, помня о том, что однажды мне придётся вернуться к своему имени, и разбивать себе сердце очередным прощанием больше не хотелось, как и объяснять, куда делась Ариана Ленуар.

За рукоделием думка жиреет, так говорила матушка, замечая, что мы начинаем грустить, штопая свои вещи по вечерам, и просила заводить песню. И я, орудуя иголкой, то и дело отвлекалась от мыслей о дизайне рюш на платье в сторону всё того же — о прошлом на Адноде. О наших вечерах, когда я довязывала сиру Брису жилет, начатый госпожой, или вещицы для малышки Эфы. Я тихонько постукивала спицами, а мужчины болтали о своём, или Его высочество рассказывал интересное. И Райан сидел рядом, и от него шло такое уютное тепло, что я с трудом досиживала вечер, а от его неслучайных прикосновений накатывали волны мурашек.

Образ сира Бриса как-то сам собой отошёл на задний план. Даже в этом году между нами уже не было огня. Меня по-прежнему называли сладкой, но в этом слове теперь звучала ностальгия по ушедшему и сожаление, а не медовое сладострастие.

Генрих. Его высочество — это покой, умиротворение, доверие и нежность на уровне сводных брата и сестры. Хорошо, когда рядом человек, который тебя понимает во всём и готов жертвовать своим временем, чтобы помочь. Генрих — это учитель. Молодой, привлекательный учитель, который однажды взял меня за руку и повёл сложными тропами к залитому солнцем месту…

Райан. Это боль, затаившаяся и разъедающая душу. Сомнения, сожаления, досада и горечь. Зачем я согласилась на его предложение там, на Адноде? Как бы это ни звучало цинично, но Йара в чём-то оказалась права. Потом я вспоминала, что Райан первоначально был прикрытием для успокоения госпожи, её уверенности в том, что я не украду сердце сира Бриса. Вспоминала и вздыхала: значит, так оно и должно было случиться.

И что в результате имела я? Сир Брис вернулся к супруге. Генрих готовился стать королём с кучей обязанностей, в том числе семейных, где мне тоже не было места. С Райаном мы расстались… Значит, настала пора искать кого-то своего, лумера, который явно не будет лучше моих троих мужчин, но я надеялась избежать участи Тибо — выйти замуж за человека, который будет потом напоминать о Райане или Генрихе, или даже сире Брисе.