История Мариан
Шрифт:
Пока готовилась рыба (я не решилась предложить всем сухие завтраки), вернулся Ородрен. Я прошла за ним к дереву, на котором располагался «флет». Там он прицелился и пустил стрелу с маленьким крюком в верхушку дерева, затем стал тянуть прикреплённую к нему верёвку, пока верёвочная лестница вместе с противовесом не вернулась на своё место у основания дерева. Как он смог разглядеть верёвку на высоте 50 метров в темноте и, более того, попасть в неё с первой попытки? Когда я выразила своё изумление, он только ухмыльнулся и ушёл. Я подумала, что его не было самое большее пару часов, поэтому то место, где он раздобыл стрелу с крюком, где-то в часе ходьбы отсюда. Надо запомнить.
Вернувшись
Мы поужинали. Стало совсем темно. Вино никому не развязало язык, возможно, его просто было мало. Казалось бы, никто не собирался охранять меня ночью, но я даже умыться не могла без сопровождения Гладрель. Она даже смотрит, как я пишу, хотя я занята этим уже достаточно долго. Сегодня я положу дневник с собой в спальный мешок.
***
1 сентября.
Этот день был ещё более необычным, чем вчерашний.
Прошлой ночью, когда костёр уже потух, Ородрен извинился и не-слышно поднялся на флет. Совершенно не нужно уточнять, что сделал он это более умело, нежели я. Когда я поинтересовалась у Линдира, зачем, он просто ответил – Ородрен будет первым стоять на часах, пока мы спим. Обычно они спят на деревьях, но сегодня ради моего удобства будут спать на земле. Зачем нужно дежурство, взмолилась я. Он ответил, что «некоторые из моей расы» иногда проникают в Метентауронд, и их надо заставить уйти. Кроме того, были и другие, более древние создания, приходившие ночью. От них тоже нужно защищаться. Было ли то, что подходило ко мне однажды в лесу, одним из таких созданий? Я обрадовалась компании, пусть и такой чудной.
Когда совсем стемнело и показались звёзды, Гладрель начала петь на безумно красивом языке, которого я не понимала. У неё было самое высокое сопрано, когда-либо слышанное мной. Казалось, даже деревья перестали шелестеть и слушали её. Хотя слова были непонятны, что-то во мне произошло: передо мной проносились видения. Другие страны и грусть по былому, зов моря, незнакомые птицы, парящие в брызгах морской воды, волны, бьющиеся о белые скалы, экзотические деревья и растения, благословенные земли, которые – я уверена - никогда не существовали.
Гладя Бруно (он всё-таки вернулся ко мне) и наблюдая за Гладрель сонными глазами, я стала осознавать: свечение, которое я сначала заметила у Линдира, теперь исходило и от Гладрель. С наступлением темноты оно становилось более интенсивным. Я снова повернулась к Линдиру. Неземная, божественная аура мерцала вокруг каждого из них. Я знала людей, заявлявших, будто могут видеть ауры других; они объясняли, что аура каждого человека была уникальной, определённого цвета, который может меняться в зависимости от настроения человека. Светлые цвета говорили о позитиве, а тёмные предупреждали о злобе или депрессии. Я им верила. Фотографам удалось снять ауру листьев и цветов; восточные архитекторы писали о губительных или благоприятных потоках энергии в разных направлениях пространства,
В утреннем свете, пробивавшемся сквозь деревья, всё это казалось сном.
Весь следующий день мы провели у озера. Линдир говорит, мы ждём, но я уже понимаю: он не скажет, чего именно мы ждём.
Зато началось, фигурально выражаясь, промывание мозгов. Почти всё утро он читал мне лекции об экологических злодеяниях современного общества. Их трудно было оспорить, за исключением того, что «злодеяния» - не совсем верное определение. Было бы справедливее назвать это ошибками, и я сказала ему об этом.
Я слышала много подобных тирад. Обычно они начинались с напыщенных, неправильных «фактов», сопровождавшихся утверждениями о том, что человечество было болячкой на Земле, что все мы должны умереть и перестать быть обузой для планеты. Не уверена, что эти люди включали себя в свою теорию. Если так, то они были слишком унылыми, чтобы их слушать. Других предложений было мало, обычно они принимали вид нелепых планов уничтожить технику и вернуться в тёмные времена или в коммунизм (конечно, в древности никто не загрязнял реки, а при коммунизме фабрики не делали выбросов).
Это не значит, что я против охраны окружающей среды. Я знала: экосистемы Земли в опасности, планета перенаселена. Я просто думала, что мы были частью природы, её слугами, а не врагами. Я думала, мы можем собраться все вместе и изменить этот мир, если все перестанут лгать друг другу и начнут по-настоящему принимать решения.
Линдир и его товарищи не были так позитивно настроены. Они считали, что я оправдываю нашу расточительность и жадность. Он сказал, что дела Моргота были повсюду, и разница между добром и злом стёрлась. Мы не видели свой путь; мы не находили времени остановиться и выслушать, что нам говорит Земля. Он сомневался, что мы сможем это услышать даже если попытаемся. Мы продолжаем причинять зло, даже когда осознаём это. Компьютеры, сотовые телефоны, микроволновки, электроника всех видов полностью завладели нами. Мы были больны, и добились этого сами.
Кто такой Моргот?
Его народ видел и слышал боль Земли, жёстко продолжил он, не отвечая на мой вопрос, и находился в отчаянии. Некоторые из них даже начали болеть. Этого не происходило во все времена на земле, и они не видели другого выхода, кроме как покинуть Арду, которую они очень любили.
Заранее зная, что мне не скажут, что есть Арда, я заявила: если люди действительно осознают проблему и увидят последствия, то смогут измениться. Слышали ли они гусей, спросила я. Тысячи раз, когда те летят на юг. Мы теперь охраняем заболоченные места, напомнила я, потому что понимаем. Посмотрите, сколько сейчас стало гусей. Вспомните про эко-дизайн. Архитекторы учатся проектировать здания, которые работают вместе с планетой, а не против неё, и экономят ресурсы и энергию.
Да, мы начали кое-что понимать, согласились они. Но культурные перемены происходят медленно. Слишком медленно для Земли, слишком медленно для их народа и, возможно, для моего. Сколько «зелёных» домов я спроектировала, спросил Ородрен. Нисколько, ответила я, но пытаюсь что-то изменить в своём офисе. Да, это трудно и долго. Так трудно, что я почти сдалась.
Он отвернулся.
Позже я думала о том, что сказал Линдир, сидя у озера и приманивая белку крошками лембаса. Он прав, я знала. А ещё я знала, что ни он, ни Гладрель, ни Ородрен не были ни борцами за чистоту окружающей среды, ни крашеными религиозными фанатиками.