История моей юности
Шрифт:
Среди солдат велись нескончаемые жаркие споры о будущем России. Каждый говорил свое…
Из станицы я выехал еще зимой; на улицах лежали сугробы, а когда приехал на Кавказ, весна там была в полном разгаре.
Квартиру брата Павла я разыскал быстро.
На второй день после моего приезда Павел повел меня в канцелярию маршевой роты Дагестанского полка.
Канцелярия помещалась в небольшой комнате многоэтажного кирпичного здания. Здесь за большим столом сидел седовласый, подстриженный «под ершик» пожилой полковник
— Разрешите войти, — обратился к нему Павел.
— А, Павел Ефимович! — поднялся навстречу ему полковник. — Здравствуйте!
Я с уважением посмотрел на брата. Сам полковник с ним здоровается.
— Я, господин полковник, вот насчет своего двоюродного брата, — кивнул на меня Павел. — Помните, я с вами уже говорил по поводу его… Вы обещали.
— Да-да… — проговорил полковник и взглянул на меня. Хорошо. Зачислим. Пусть оставит заявление. Придет командир сотни, штаб-ротмистр Джафаров, проведем приказом…
— Он имеет права вольноопределяющегося второго разряда, — сказал Павел.
— Очень хорошо. Значит, грамотный… Нам такого сейчас надо… Мы вас оставим служить у нас в канцелярии, — сказал мне полковник. — Сколько вам лет?
— Скоро семнадцать будет, — сказал я тихо, боясь, что полковник откажет мне.
Но полковник засмеялся.
— Молод. Очень молод. Так решено, здесь останетесь. Господин Зейферт! — позвал он.
Один из писарей подскочил за своим столом.
— Я вас слушаю, господин полковник.
— Помогите молодому человеку устроиться.
— Слушаюсь, господин полковник.
Писарь вывел меня из комнаты в прихожую и указал место за шкафом.
— Вот здесь поставим койку, — сказал он. — Прикажу привезти ее из цейхгауза. Белье, одеяло и обмундирование вы сами получите… Тут спит наш штаб-трубач… Я думаю, вы с ним подружитесь, и вам вдвоем будет не скучно… Устраивайтесь!
…Назавтра я уже был зачислен всадником в сотню, хотя работать надлежало в канцелярии. В тот же день я получил из цейхгауза все полагающееся мне белье и кое-что из обмундирования. С удовольствием надел на себя серую, дешевенького материала, гимнастерку с такими же погонами, дряненькие брючишки-галифе и грубые козловые сапоги. Все было бы хорошо, но мне не терпелось получить черкеску, папаху, кинжал и кавказскую шашку.
В канцелярии нас ежедневно работало шестеро: полковник князь Аргутинский, два писаря, старшие унтер-офицеры, Ковальчук, Зейферт и я. Какую роль я выполнял в канцелярии, я и сам хорошо не уяснил. Меня усадили за пишущую машинку и заставили учиться печатать на ней. Числился я в маршевой сотне, командиром которой был дагестанец, штаб-ротмистр Джафаров, фактически же я был в распоряжении полковника Аргутинского и работал в канцелярии.
Работа в канцелярии
Я научился печатать на машинке. Князь и писаря были довольны мной.
Но разве
Я видел себя носящимся на великолепном скакуне в дыму сражений. Как молния, пылает в моей руке сабля. Бросая оружие, падают на колени передо мной немцы, прося пощады… Благодаря моему героизму наши войска одерживают победу… Меня прославляют, грудь мою увешивают крестами и орденами. За смелость и отвагу меня производят в офицеры (а может быть, и в генералы). Все восхищены мной, моей храбростью, особенно молоденькие красивые девушки…
Вот о чем я мечтал и вдруг… машинка… переписчик.
Из нашей маршевой сотни на пополнение действующих на фронте дагестанских кавалерийских полков часто отправлялись команды всадников. Я завидовал им.
Мне очень хотелось быть вместе с этими юношами, ехавшими сражаться с немцами.
Мое откомандирование на фронт зависело от полковника Аргутинского. Но он молчал, довольный, видимо, тем, что я делал.
Я все собирался попросить полковника, чтобы он откомандировал меня на позиции, но я был очень застенчив. Однако желание поехать на войну у меня было настолько велико, что однажды я все-таки решился заговорить об этом с князем.
Я, как обычно, сидел за машинкой, перепечатывал какую-то бумажку и с трепетным волнением посматривал на полковника Аргутинского, размышляя о том, как бы улучить момент и поговорить с ним.
Полковник, вероятно, заметил, что я что-то хочу ему сказать. Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что князь тогда нарочно услал куда-то писарей, и мы с ним в канцелярии остались вдвоем.
Долго мы с полковником сидели молча, занятые каждый своим делом. Я постукивал на машинке, а он что-то писал. Побагровев от волнения, я все порывался встать и заговорить с князем, но у меня не хватало духу это сделать…
На лице у полковника блуждала усмешка. Он, видимо, понимал мои мучения.
— Не хотите ли вы мне что-нибудь сказать, а?.. — вдруг спросил он у меня.
— Да… нет… — смешался я. — Так точно, господин полковник, — наконец, придя в себя, вытянулся я перед ним. — Я… я хочу просить вас, чтобы вы откомандировали меня на фронт…
— На фронт? — сняв пенсне и усмехнувшись, переспросил меня полковник. — Гм!.. На фронт… Юноша, юноша… А вы хорошо представляете себе, что это такое фронт?
— Конечно, представляю, господин полковник, — сказал я умоляюще. — Я очень хочу попасть туда… Пошлите меня, господин полковник… Я вас очень прошу.
— Мальчик вы, мальчик, — снисходительно улыбаясь, сказал полковник. — Глупый еще… Вам, кажется, шестнадцать, да?
— Скоро семнадцать будет, — торопливо поправил я его.
— Ой, как много! — засмеялся князь. — Вы, надеюсь, читали книгу «Война и мир» Льва Николаевича Толстого?