История моей жизни, или Полено для преисподней
Шрифт:
– Но они нам самим нужны, – добавляю я, убедившись, что ничего у него не пропадало.
– Да я вас в милицию сдам эдаких безбилетников, да я дружинник! – начинает ерепенится старик, переходя на угрозы.
– Ни в какую милицию вы нас не сдадите, – обрываю я резко, – вы просто не знаете, с кем связались. Я – студент юридического факультета Московского университета и могу вам сказать, что по гражданскому уголовному кодексу РСФСР от 1956 года вам за получение взятки во время исполнения служебных обязанностей полагается по статье 64 до трёх лет заключения в лагере общего режима или до пяти
Естественно, что и статья, и сроки названы мною наобум. Но впечатление произвели. Старик засуетился:
– Забирайте, забирайте свою пятёрку и немедленно высаживайтесь!
– Эта пятёрка ваша, – говорю я примирительно, – и поедем мы до Ленинграда. Ну, а десятку мы вам, так и быть, доплатим, но уже на обратном пути. Давайте прикинем, когда у вас, примерно, через неделю ожидается рейс из Ленинграда.
Проводник снова приободрился, стал что-то вычислять и назвал какой-то день. Я вернулся к брату. Мы довершили ужин и легли спать.
Наутро, насобирав по вагону бутылок и сбыв их неким отлаженным способом, проводник наш тоже разжился портвейном, выпил и, подсев к пассажирам соседнего купе, начал им рассказывать, как мы его обокрали на десять рублей. Те, возмущённые такой несправедливостью, советовали нас обыскать, сдать в милицию и с ненавистью заглядывали к нам из-за перегородки.
Мы с братом, только-только проснувшись, ещё лежали на своих полках и тоже с интересом слушали пьяненькую брехню. Ну, а старик в ответ на агрессивные предложения своих слушателей отнекивался: мол, обыскивать не надо, и милиция: мол, ни к чему…
Поезд между тем приближался к станции назначения. Проводник вытащил откуда-то посылку, обтянутую белой холстиной, и стал спрашивать у пассажиров, нет ли у кого химического карандаша. У меня, по счастью, имелся. Надписав адрес, старик принялся несколько суетливо благодарить и порывался карандаш вернуть, от чего я великодушно отказался: мол, оставьте себе.
А вот и Ленинград.
На перроне Светка с цветами. Она нетерпеливо вглядывается поверх выходящих из вагона пассажиров – где же её любимая, толстенькая мама Лидия Иосифовна? Однако разочарование. В створе вагонной двери появляемся мы с братом. Следуют мои извинения:
– Это была шутка. Мама твоя в Гомеле. А вот мы с братом приехали в Ленинград на недельку. Помоги устроиться в вашем общежитии.
Светка расстроена. Холодно объясняет, что ничем помочь нам не может. И тут же покидает нас. Брат, который видит Светку впервые, изумлён её высоким ростом.
– И тебе нравится такая корова? – говорит он.
Устроились мы у бывшего Сашиного сокурсника, с которым он в своё время учился на матфаке Иркутского университета (по переводу из Новосибирского). В Ленинграде мы прогостили ровно неделю. Облазили знаменитейшие Музеи, не обойдя вниманием и Петергоф. На досуге смотрели телевизионные трансляции с Чемпионата мира по футболу. А там и в Гомель тем же макаром, на том же поезде. Правда, в другом вагоне с другим проводником.
Пляжный роман
Пешеходный мост, переброшенный с правого высокого берега Сожа на левый низкий, имел заметный уклон.
Располагались мы не на самом пляже, а несколько поодаль от воды – под деревьями. Трёхлетнему Жене требовался послеобеденный сон, а тут и тише, и спокойнее. Укладывали его на раскладушке, которую всякий день брали в пляжном прокате. Племянник спал, а мы отдыхали. Купались. Закусывали. Перекидывались воланом в бадминтон.
Ниже по склону возле густой полосы кустов, отделяющей прибрежную песчаную зону от древесно-травяной, временами образовывался волейбольный круг. Разумеется, и мы нередко присоединялись к играющим, благо стук мяча за отдалённостью разбудить нашего малыша никак не мог, да и раскладушка оттуда отлично просматривалась.
Пляжная игра в кругу от спортивной отличается общедоступностью. Тут и ассы, и новички вполне уживаются. Новичкам разве что мяч реже достаётся, а так полная демократия и задача у всех одна – посильнее «загасить». Частенько в таковой игре и девушки участие принимают. Как правило – ладненькие, симпатичные. Которые пострашнее, вообще не любят на пляже показываться.
И вот чуть ли не в первый же день нашего выхода на Гомельский пляж подходит к волейбольному кружку девушка в каком-то странном островерхом колпаке из того же цветастого материала, что и весь её купальный ансамбль. Густые каштановые мелко вьющиеся волосы, огромные с полыхающей рыжинкой глаза, и сложена изумительно. Я так и обмер! Хотя и тосковал в эту пору по Светке, но красота – не отвернёшься.
Поиграла девушка в нашем кругу довольно долго и отошла. Причём выяснилось, что размещается она неподалёку от нас на склоне – с мамой и двумя сестричками, как я догадался.
И начались мои страдания. Всякий день на пляже я только и ждал её появления. Если же погода была ненастная или девушка почему-то не приходила – муки! А чтобы подойти, да ещё к такой красавице – где уж мне. Зато был весь внимание и слух.
Вскоре я узнал, что девушку зовут Галей и что у неё хорошая, добрая улыбка с бесподобным световым эффектом. По тому, как она в одиночестве прохаживалась по пляжу и делала заплывы, я понял, что у неё независимый характер. Нередко видел её в обществе красивого молодого человека. Однако ревность, было вспыхнувшая во мне, была напрасной, ибо очень скоро пришёл к выводу, что это её родственник.
Однажды мне привелось быть свидетелем, как приглянувшуюся мне девушку клеил парень, окончивший ту же школу, что и я, но годом прежде, и поступивший в Московский институт международных отношений. Он без умолку болтал о чём-то с фиглярской жестикуляцией заправского анекдотчика, а Галя слушала, как мне тогда показалось, с большим вниманием.
Потом они, продолжая беседу, если так можно назвать монолог, воспринимаемый не очень-то благосклонно, стали прохаживаться. А затем ушли, как я теперь понимаю, на озёра, расположенные в полукилометре от реки. Но тогда моему ревнивому взору рисовались альковные сцены, достойные какой-нибудь Лукреции.