История моей жизни, или Полено для преисподней
Шрифт:
Как-то раз, когда мы с Галей перекидывались воланом, неподалёку остановился молодой человек немногим старше нас с густой шевелюрой тёмно-коричневых волос и приятной одухотворённой внешностью. Понаблюдав некоторое время за летающим воланом, поинтересовался нельзя ли и ему с нами поиграть.
Мы, разумеется, не возражали. Так получилось, что и с пляжа он шёл вместе с нами вплоть до Галиного дома. А при прощании попросил у Гали её ленинградский (по месту учёбы на химфаке ЛГУ) адрес, что и получил. В Гомеле он был проездом, намеривался побывать и в «городе на Неве». Звали его Эмиль.
Как-то
А я, разве я сам в эту пору был готов каким-либо образом стеснить себя и урезать? Разве не смотрел на жизнь, как на прекрасную неожиданность, подаркам которой не будет ни конца, ни края?
Между тем уже тогда было заметно, что мы нравимся друг другу, но глаза наши были открыты на всё и на всех. Нам было хорошо вместе, но горизонты наших мечтаний, похоже, были безграничны. Ну, а пока мы по-прежнему каждый день встречались на пляже, едва ли не грустя, что дни эти близятся к концу. Приходило время разъезжаться по своим городам и вузам.
Вообще Гомельский пляж – чудная вещь, и не только сам пляж, но и вся река Сож, по берегу которой столько великолепных песчаных откосов и отмелей, что и купаться, и загорать в этих местах – редкое удовольствие. Особенно если вы молоды, здоровы и влюблены.
Последовавшая переписка только усилила мои чувства к девушке. Писали мы друг другу еженедельно. Даже традиция установилась, что моё письмо должно прийти к воскресенью, а Галин ответ будет дожидаться меня уже в среду в соответствующей ячейке институтского почтового ящика. О чувствах своих мы в эту пору умалчивали, но можно ли сомневаться в том, что уже любили друг друга.
И тем не менее письма её при всей сладости своей были для меня мучительны. Всякое упоминание о ком-то или о чём-то отзывалось ревностью. А когда девушка написала, что в Ленинграде на несколько часов объявился Эмиль, разыскал её и они вместе побывали на выставке японского художника Хоцусико Хокусая, мне стало и вовсе невмоготу.
Разумеется, моя ревность к Эмилю обнаружилась в первом же ответном письме, за что Галя меня пожурила и обещала при встрече наказать, а потом «погладить по голове». И даже назвала при этом Жекой.
Встретились мы в Гомеле на зимние каникулы. Но общались немного. Покатались вместе на лыжах. Причём выехали с «Фестиваля», откуда ближе до лесной лыжни. А посему и заглянули ко мне домой, так что у Гали была возможность познакомится с моей бабушкой, которой при этом очень понравилась. Но главное из задуманного мной было наше совместное посещение вечера встречи выпускников моей школы, на котором я предполагал увидеть Светку.
В этот приезд я был шикарно одет. Мама позаботилась. Прекрасное английское пальто, элегантный с двумя шлицами итальянский костюм, немецкая шляпа с узкими полями, изящные импортные ботинки. Галина мама была просто «сражена», когда я, эдак расфранчённый, появился у них в квартире.
При столь изящном и модном внешнем оформлении мне теперь не хватало лишь блистательного сопровождения. И оно забрезжило, едва удалось уговорить Галю пойти со мной на вечер встречи. Я уже заранее предвосхищал, какой произведу фурор среди своих одноклассников, появившись
И вдруг Галя, прежде напоминавшая прекрасную мулатку, надевает какое-то невзрачное платье, розовую пуховую кофточку и при этом начинает выглядеть весьма заурядно.
Увы, щеголять мне было нечем. Хотя я и станцевал с девушкой пару танцев, но едва ли уделил ей должное внимание. В результате возле неё оказался довольно симпатичный малый из новейших выпускников, который, похоже, и пошёл её провожать. Более на этих каникулах мы с Галей не виделись, и в нашу студенческую пору я больше ей не писал.
От неё же поначалу получил несколько писем, где она выказывала недоумение на происшедшую во мне перемену. Ещё несколько немногословных открыток и весьма пространное письмо, где исподволь, подспудно сквозила прежняя любовь, как воспоминание о прокалённом солнцем песке Гомельского пляжа и стихах.
Наташа Листвина
И завладела в эту пору моим воображением девушка, которая тоже училась на Физтехе, но младше курсом. И была она изумительно стройна и красива. Высокая, быстрая, всегда прекрасно одета, она проходила по институту с весёлым чуть ироничным сиянием глаз. И вслед ей летели влюблённые взгляды едва ли не всех студентов, куда как измученных обилием экзаменов и зачётов, теоретических заданий и практических лабораторных работ.
Что касается меня, так чуть ли не все дни напролёт я только и делал, что бродил по тем коридорам, тротуарам и улицам, где она могла появиться. Как я понимаю, влюблённость – привилегия заматерелых бездельников, а я был из их числа.
Свободное посещение занятий, допускавшееся правилами нашего института, было мне на руку, и я мог целиком и полностью посвятить себя мукам и радостям любовного томления. И прежде всего, разумеется, я бежал туда, где наша институтская дива бывает непременно.
Одним из таких мест был кружок по изучению изобразительного искусства, руководимый Авророй Заловной – не только замечательно эрудированным искусствоведом, но и прекрасной женщиной. Уверен, что половина физтехов, проявивших интерес к живописи, были без ума от ведущей, половина – от Листвиной. У меня же во время этих занятий чувства и вовсе двоились.
Невысокая, но фигуристая и уже в летах зрелых, искусствовед не могла ни ощущать в юной студентке опасную соперницу, тоже претендующую на любовь и внимание приходящих на кружок парней, и поэтому третировала Наташу нещадно. А та лишь смущалась и переносила это глумление вполне безропотно, потому как сама, похоже, тоже была по-своему влюблена в неё.
Живопись я знал недурственно и, разумеется, при случае был не прочь этим блеснуть на глазах у двух нравившихся мне дам. Впрочем, симпатия к старшей не могла идти ни в какое сравнение с влюблённостью в младшую.
Ещё одним мероприятием, которое Наташа посещала, было кино, раз в неделю прокручиваемое приезжим киномехаником в институтском актовом зале. Фильмы подбирались весьма удачно – в основном отечественная и мировая классика, отчего этот сеанс, начинавшийся в 19 часов, пользовался у нас неизменным спросом. Студентов, сверх всякой меры перегруженных учёбой, вполне устраивало, что не нужно никуда ехать, что гора сама приходит к Магомету.