История религии. Том 1
Шрифт:
уверенность в существовании Бога, какая есть у меня, основана на этом
видении, на воспоминании об этом чудесном опыте".
"Я чувствовал себя много раз в тесном общении с Божеством, - пишет
другой человек.
– Я наслаждался встречами с Ним, никогда о них не прося и
никогда их не ожидая. Они, казалось, состояли только в забвении всех моих
мыслей и всех усилий моей обыденной жизни... То, что я испытывал в эту
минуту, было временным исчезновением
откровением смысла жизни, более глубокого, чем тот, который был мне
привычен... Без Бога мир был бы хаосом" /5/.
Яркими свидетельствами, отражающими религиозные переживания, являются
бесчисленные произведения литературы и искусства. Гимны Ригведы и библейские
псалмы, Марцелловская месса Палестрины и оратория Листа "Христос",
"Божественная комедия" Данте и православные иконы, "Исповедь" Августина и
песни Тагора - все они подтверждают мысль, высказанную Максом Шелером, что
"путь веры - это внутреннее самораскрытие по отношению к являющемуся в
откровении Богу".
Известный историк религии Рудольф Отто (1869-1937) показал, что
религиозное чувство рождается в переживании реальности Высшего, которое
вызывает у человека благоговейный ужас твари перед безмерностью Божества. В
основе культов и вероучений, пишет он, "есть некий элемент, который может
при случае, вне зависимости от них, глубоко затронуть нас и завладеть нашим
сознанием с потрясающей силой. Попробуем же со всей симпатией и
проницательностью интуиции и воображения проследить за ним всюду, где можно
его обнаружить: в окружающей нас жизни и людях, во внешних порывах
благочестия и в проявлениях сознания, вызванных этими порывами, в
установленной и размеренной торжественности обрядов и литургий, а также в
атмосфере, порождаемой старыми религиозными памятниками, зданиями, храмами и
церквами. Сделав так, мы увидим, что столкнулись с неким явлением,
единственно подходящее название которому "mysterium tremendum" - тайна,
вызывающая трепет" /6/.
Нередко чувство Бога пробуждается в связи с созерцанием природы.
Искусственный мир городской цивилизации часто притупляет духовную чуткость
человека, ставит множество помех в приближении к Запредельному. Кроме того,
немалым препятствием служит балласт поверхностных знаний, почерпнутых из
популярной литературы. Эта литература приучает человека к мысли, что все в
мире устроено просто и поддается проверке здравым смыслом, а к области тайны
относится лишь то, что еще не успело попасть под скальпель
рассудка. А между тем прав был Эйнштейн, говоря, что "самое прекрасное
чувство связано с переживанием Таинственного... Человек, которому это
ощущение чуждо, который потерял способность удивляться и благоговеть, -
мертв. Знание о том, что есть сокрытая Реальность, которая открывается нам
как высшая Мудрость и блистающая Красота, - это знание и это ощущение есть
ядро истинной религиозности" /7/.
"Мы ищем Бога, - говорил, предвосхищая мысль Эйнштейна, Джордано Бруно,
– в неизменном, непреклонном законе природы, в благоговейном настроении
души, руководимой этим законом, мы ищем Его в блеске солнца, в красоте
вещей, исходящих из лона нашей матери-земли, в истинном блеске Его сущности
– бесчисленных созвездиях, светящихся на неизмеримом пространстве единого
неба, живущих, чувствующих, мыслящих и воспевающих хвалу Всеблагому,
Всеединому, Всевышнему" /8/.
Ощущение одухотворенности Вселенной очень близко к этому мистическому
переживанию. Приведу описание пробуждения этого "космического чувства" у
русского писателя Даниила Андреева. Внутреннее событие, о котором
рассказывает автор, произошло в его душе в летнюю ночь на берегу реки
Неруссы.
"Темнело. Из-за дубов выплыла низкая июльская луна, совершенно полная.
Мало-помалу умолкли разговоры и рассказы, товарищи один за другим уснули
вокруг потрескивающего костра, а я остался бодрствовать у огня, тихонько
помахивая, для защиты от комаров, широкой веткой.
И когда луна вступила в круг моего зрения, бесшумно передвигаясь за
узорно-узкой листвой развесистых ветвей ракиты, начались те часы, которые
остаются едва ли не прекраснейшими в моей жизни. Тихо дыша, откинувшись на
охапку сена, я слышал, как Нерусса струится позади, в нескольких шагах за
мной, но как бы сквозь мою собственную душу. Это было первым необычайным.
Торжественно и бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что
было на земле, и все, что могло быть на небе. В блаженстве, едва переносимом
для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медленно
вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня, и все, что я мог
помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. Эти древние леса
и прозрачные реки, люди, спящие у костров, и другие люди, народы близких и
дальних стран, утренние города и шумные улицы, храмы со священными