История религии. Том 1
Шрифт:
Гете. И никто не станет оспаривать того, что это колоссальное отличие
заключается не в физическом строении и функциях тела; в этом отношении
человек несомненно принадлежит миру природному и прочно с ним связан.
Достаточно указать на то, что он, подобно всем позвоночным, имеет скелет,
устроенный по тому же плану, что и у животных, что анатомия и функции мышц,
кожного покрова, желез, легких, сердца, печени, кишечника, органов чувств у
человека и млекопитающих
вскармливает своих детей молоком, так же, как и они, имеет постоянную
температуру тела, волосяной покров, ушную раковину; его питание и
пищеварение происходит по тем же физиологическим законам. У человека и
млекопитающих общая биологическая основа дыхания, размножения, сна.
Еще Карл Линней, анализируя структуру человеческого тела, вынужден был
отнести человека к отряду приматов. Находки костей ископаемых приматов
убедительно показывают, что на Земле некогда обитали существа, очень близкие
к человеку по строению, более близкие, чем все сохранившиеся доныне виды
(См. приложение 6).
И все же человек - это таинственный Незнакомец среди животных. Во всем
подобный им, связанный с ними кровным родством, он стал иным; ибо даже такой
изумительный аппарат, как его мозг, не столь резко отличается от мозга
млекопитающих, как духовная природа человека от психической жизни животных.
Успехи современной зоопсихологии делают все более очевидным
качественное отличие человеческого мышления от психики животных, которое в
свое время недооценил Дарвин.
Укажем, в частности, на работы известной исследовательницы Н. Н.
Ладыгиной-Котс, которая проделала серию ценных наблюдений, сравнивая
поведение ребенка с поведением детеныша шимпанзе. "К концу исследования, -
писала она, - оказывается, что мост, который я старалась перекинуть через
психическую бездну, разделяющую шимпанзе и человека, затрещал". В
экспериментах с макакой она установила, что способность обезьяны к
интеллектуальному развитию "чрезвычайно тупо-узко-специально ограничена по
сфере и масштабу своего выявления" /25/. Правда, в аналогичных опытах Келер
и Иеркс пытались доказать, что шимпанзе и другие антропоиды обладают
мышлением, качественно однородным с человеческим /26/. Но эта позиция
встретила серьезную критику не только со стороны Ладыгиной-Котс, но и со
стороны И. П. Павлова, который доказал близость обезьяньего интеллекта к
интеллекту собаки. Касаясь "неудач" обезьян во время опытов, Павлов писал:
"Надо думать, что к решению той же задачи человек приходит потому, что имеет
общее
– А. М.) о форме, а у обезьян этого, очевидно,
нет. Обезьяна каждый день начинает снова" /27/.
Работая со старожилом московского зоопарка шимпанзе Парисом,
Ладыгина-Котс обратила особое внимание на орудийную деятельность обезьяны.
Эти опыты еще раз подтвердили "отсутствие у шимпанзе способности к
установлению причинно-следственных смысловых связей" /28/.
Замечательно, что в результате опытов среди черт, отмеченных в качестве
специфически человеческих, были выделены воображение, чувство юмора,
стремление к творчеству (рисование).
Русский зоолог Д. Н. Кашкаров совершенно справедливо подчеркивает, что
"разум есть исключительное свойство человека; разум отличает его от
животных. Поэтому совершенно ошибочны представлекия о животных, допускающие
у них способность к рассуждениям. У животных не может быть сознания личности
с ее постоянным интересом к себе, к другим и к организованному обществу"
/29/.
Древние недаром называли человека микрокосмом. Его конструкция как бы
представляет собой высочайший плод эволюции, вместилище всего многообразия
физических, химических и биологических процессов. Но он есть микрокосм еще и
потому, что обладает духовным началом, которое может отображать и познавать
вселенную. "Одна только возможность спросить себя: имеет ли человек душу? -
тем самым доказывает ее существование, так как душа есть не что иное, как
это типично человеческое средоточие, обращенное к бесконечности мира,
способное чувствовать себя в какой-то мере независимым от него, могущее
смотреть на себя со стороны, ставя подобные вопросы", - справедливо замечает
один из современных богословов Жан Обер /30/.
Психическая деятельность животного главным образом отражает запросы его
тела: питания, размножения, самосохранения. Нелепо отрицать, что это
свойственно и человеческой психике. Но есть в существе человека нечто
находящееся в глубоком несоответствии с жизнью тела и даже идущее вразрез с
важнейшими физическими потребностями. Человек не только способен подняться
выше абсолютной зависимости от этих потребностей, но именно в этом
освобождении, в этой власти над собственной психофизической природой
заключена основа истинно человеческого. В известном смысле можно даже
сказать, что человек становится самим собой только при обуздании своей
психофизической природы и господстве над ней. Сознательный героизм,