История России в занимательных рассказах, притчах и анекдотах IX - XIX вв
Шрифт:
Санглен приехал к Беннигсену в его загородное вилен-ское имение — Закрете, и, когда хозяин потчевал его чаем, зала рухнула. Виновный в этом архитектор сбежал, оставив на берегу пруда свое платье, тем самым имитируя самоубийство. Санглен доложил о случившемся Александру I, и тот велел очистить пол, добавив:
— Мы будем танцевать под открытым небом.
Вернувшись домой, Санглен нашел там депешу из Ков-
но (Каунас) с извещением, что Наполеон начал переправу через Неман.
Санглен вернулся к Александру I и передал депешу ему.
— Я этого ожидал, — сказал царь, — но бал все-таки будет.
С этим Санглен
Санглен якобы не советовал Барклаю соглашаться на командование, так как, по его мнению, «командовать русскими войсками на отечественном языке и с иностранным именем — невыгодно».
Затем Александр приехал в Закрете и, не начиная бала, осмотрел дачу Беннигсена. Имение понравилось Александру, и он предложил хозяину продать его. Беннигсен только два месяца, как возвращен был в службу, нуждался в деньгах, испытывал к тому же более чем обоснованные опасения, что в Вильно с часу на час могут появиться французы и он лишится также и своего имения.
Он продал Закрете своему августейшему гостю за 12 тысяч рублей золотом, после чего царь объявил о начале бала.
Эта сделка не вошла бы в историю, если бы сразу после того, как была совершена, к царю не подошел начальник канцелярии Барклая-де-Толли, полковник А. А. Закрев-ский и не сообщил, что французы вступили на восточный берег Немана. Царь молча выслушал Закревского и попросил пока что ничего никому не говорить. Бал продолжался.
И лишь когда бал закончился, было объявлено, что война началась. С бала у Беннигсена император возвратился в Вильно вместе с Барклаем-де-Толли и до утра писал письма и отдавал срочные распоряжения. Он написал рескрипт (предписание) председателю Государственного совета и председателю Комитета министров фельдмаршалу Николаю Ивановичу Салтыкову и приказ по всем русским армиям.
Рескрипт Салтыкову заканчивался словами: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем».
Приказ по армии заканчивался фразой: «На зачинающего — Бог».
Если вы помните, эта пословица приводилась Екатериной II в «Бабушкиной азбуке». Вот когда и при каких обстоятельствах пригодилась она внуку...
(01щн из адъютантов Барклая, прошедший рядом с ним всю войну, майор Владимир Иванович Левенштерн особенно тесно работал с главнокомандующим в первые месяцы войны. Вспоминая потом о первых ее днях и неделях, Левенштерн писал:
«...Я работал день и ночь, чтобы оправдать доверие Барклая и вполне заслужить его... Да и мог ли я поступить иначе? Этот неутомимый, деятельный человек также никогда не отдыхал; работая постоянно, даже ночью, он поручал мне редактировать его мысли, излагать их, и курьеры немедленно везли написанное к его величеству.
Никто не подозревал, как мы были деятельны по ночам, ибо на следующее утро Барклай был первый на лошади, присутствуя при выступлении различных корпусов из лагеря и буквально обучая их тому, как надобно поступать, чтобы избежать тесноты, путаницы и замешательства.
— Не думайте, — говорил он мне однажды, — что мои труды мелочны; порядок во время марша составляет самую существенную задачу главнокомандующего; только при этом условии возможно наметить заранее движение войска. Вы видели вчера, какой
Я отдал приказ выступить в 5 часов утра, а в 7 часов артиллерия и обоз еще оспаривали друг у друга, кому пройти вперед; пехота же не имела места пройти.
Предположите теперь, что я рассчитывал бы на этот отряд в известный час и что это промедление расстроило бы мою комбинацию, какой бы это могло иметь результат?
Быть может, непоправимое бедствие.
В настоящее время, когда я даю себе труд присутствовать при выступлении войск, начальники отдельных частей поневоле также должны быть при этом; поняв мои указания, как следует браться за дело, они воспользуются впоследствии его плодами. Пусть люди доставляют себе всякие удобства, я ничего не имею против этого, но дело должно быть сделано. После пяти или шести уроков, подобных сегодняшнему, вы увидите, что армия пойдет превосходно».
вынужденному отступлению русской армии в России относились по-разному. Немногие понимали необходимость этого из-за невозможности сдержать натиск более сильного противника. И почти никто не считал отступление единственно разумным вариантом ведения войны.
В армии же одним из самых яростных противников отступления был генерал от инфантерии князь Петр Иванович Багратион (1765—1812). Его позиция стала особенно бескомпромиссной после оставления русскими Смоленска 6 августа 1812 года.
Об этом можно судить по его письму от 7 августа 1812 года всесильному Алексею Андреевичу Аракчееву:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич!
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержался с 15 тысячами более 35 часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 часов. Это стыдно и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, — неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну...
Что стоило еще оставаться два дня? По крайней мере они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля привести в Москву...
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по Министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества...
Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать ар-миею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьтесь ополчением. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель-адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру...