История российского сыска

Кошель Пётр Агеевич

В апреле 1905 года в петербургском ресторане «Контан» состо­ялась любопытная встреча. В отдельном кабинете сошлись, приве­дя для конспирации женщин, представители социал-демократов, эсеров, «освобожденцев» и гвардейского офицерства. По воспо­минаниям большевика С. Гусева-Драбкина, был накрыт стол: множество закусок, ликеры, шампанское, ужин. Обошлось это удовольствие в 200 рублей: по 25 на четыре организации, ужин — 85 и 15 рублей на чай лакеям.

Эсер драматург Гейер сразу опьянел и бубнил, что на все согла­сен. «Освобожденец» в основном молчал. Разговор шел между Гусе­вым и Мстиславским-Масловским. Последний рассказал, что он представляет гвардейскую организацию «Лига красного орла», цель которой — свержение царя и

установление конституции. Поэтому они решили договориться с революционерами; План офицеров был таков: под Пасху, во время заутрени, когда войска поведут в церковь без оружия, напасть на казармы и это оружие захватить. Другим вариантом было объявить в столичном гарнизоне, что Ни­колай II желает даровать конституцию, но его захватили в Гатчине в плен. Офицер спросил, сколько революционеры могут выставить рабочих. Гейер отвечал, что десять тысяч, Гусев — несколько сотен.

Заспорили о будущем итоге. Гвардейцы предлагали догово­риться о Земском соборе, эсеры и социал-демократы стояли за Учредительное собрание. Так и разошлись ни с чем.

В январе 1905 года социал-демократами была организована боевая техническая группа для ввоза в Россию оружия и распро­странения его. Для изучения производства бомб в Македонию был даже послан Скосаревский. Он привез чертежи чугунной бомбы-македонки, которую и наметили производить. Во Фран­ции покупали запалы и бикфордов шнур. Технической группой сначала руководил Н. Буреник, потом Софья Познер. От ЦК большевиков ее курировал Л. Красин, инженер по образованию.

В Финляндии были созданы базы производства и хранения оружия. Доставали револьверы и ружья как могли, провозя через границу контрабандой. С оружейных заводов — Ижевского, Туль­ского и Сестрорецкого — поступали трехлинейные винтовки, из Киева, при содействии офицера Ванновского, — наганы. Па­троны шли с Охтенского завода.

Через транспортное общество Сулимову удалось переправить в Россию большую партию револьверов. Когда «Джон Графтон» потерпел крушение, финские рыбаки подобрали много оружия и продавали его революционерам. Позже Финляндию назвали красным тылом 1905 года.

Русские революционные организации объединились в деле за­купки оружия в Бельгии, где оно было дешевле, поручив это не­коему А. Гаспару. Но оказалось, что Гаспар какой-то процент от сделок берет себе. Русские возмутились. «А что же, он бесплатно должен этим заниматься? — удивился секретарь Международного социалистического бюро Гюнсманс. — Революция само собой, а гешефт есть гешефт».

Приезжали за границу закупать оружие и известные впослед­ствии Е. Стасова, М.Литвинов, Камо... Количество закупаемого оружия поражает. Только по одной сделке, согласно подлинному свидетельству посредника — болгарина В. Стомонянова, шло шестьдесят тысяч винтовок.

Закупленное в Бельгии оружие отправлялось небольшими партиями в Германию и Австрию. Там его обычно получали мест­ные социал-демократы и отправляли далее к русской границе.

М. Литвинов пытался освоить еще и другой путь. Через меж­дународного авантюриста Наума Тюфекчиева он собрал в Варне большую партию оружия и на корабле отправил в Россию. Экспе­диция кончилась неудачей: пароход выбросило на один из остро­вов Черного моря вблизи румынского берега.

Социал-демократы тоже посчитали, что без террора им не обойтись. А стало быть, нужно готовить профессиональных убийц. Вот безыскусные воспоминания одного из них, простого рабочего паренька.

«Летом 1905 года попал я на конференцию северокавказских организаций. Мы обсуждали вопросы подготовки к вооруженно­му восстанию, и, по соглашению с представителями Юга, наше собрание выделило меня для посылки в киевскую школу. В июле месяце, по явке где-то на Крещатике, я попал в Киев, имел не­сколько ночевок на Подоле, около Днепра, а затем на третий или четвертый вечер меня и двух товарищей отвели за город на огоро­ды, в маленький, стоящий среди

гряд домик. Нас было сначала трое, потом привезли еще пять человек — все с разных концов России, из областных социал-демократических организаций. Все крайне конспирировали и не называли своих имен и фамилий, даже клички переменили.

Нас замуровали в этом домишке из двух комнат; мы не могли показывать носа из дверей и окон, пока не стемнеет. Ночью раз­решалось выйти подышать свежим воздухом, но выйти с огорода считалось против конспирации. Еще через день появились киев­ские товарищи: одного я видел на явках, двое других были мне незнакомы. Один начал знакомить нас с нитратами, кислотами и их реакциями. Я сразу понял, что имею дело с опытным чело­веком и знатоком взрывчатых веществ. Другой товарищ читал нам лекции, обучал военной технике, баррикадной борьбе, пост­ройке баррикад... Некоторые товарищи плохо охватывали значе­ние доз, значение температуры... Им трудно было привыкнуть к крайней осторожности и четкости в работе. Поэтому здесь, в школе, и потом в лабораториях — армавирской, екатеринодарской, новороссийской, ростовской — приходилось часто висеть на волосок от смерти. Наш лаборант часто говорил, что так, как мы работаем, при 90 процентах за то, что все через полгода уйдем в потусторонний мир, то и не успеем раскинуть сети большевист­ских лабораторий. Его пророчества были довольно верны: тиф­лисская лаборатория взорвалась очень скоро, затем я слыхал о взрыве одесской лаборатории. У меня в екатеринодарской лабо­ратории тоже только случай и беззаветное самопожертвование моего помощника спасли положение, хотя этот товарищ все-таки сжег свою левую руку раствором металлической ртути в сильно дымящейся кислоте.

Благополучно закончив занятия, обучившись еще метанию бомб, мы поодиночке разъехались по разным организациям ста­вить партийные лаборатории».

И бомбам скоро находили применение. Боевая дружина боль­шевиков, например, закидала бомбами петербургскую чайную, гае по вечерам собирались рабочие — члены «Союза русского народа».

Заспиртованная голова

Эсеровской базой для террора в 1906 году были из­браны Териоки в Финляндии, где Б. Зильберберг ведал взрывча­той лабораторией.

Весной «Боевая организация» эсеров насчитывала уже около 30 человек. Планировались покушения на министра внутренних дел Дурново, генерала Мина и полковника Римана.

Но группе по убийству Дурново даже не удалось увидеть мини­стра. Случайно обнаружили один из маршрутов министра юсти­ции Акимова. Решили убить его. Но усиленное внимание «охран­ки» ко всем подозрительным на улицах заставило отказаться от этого намерения.

Террорист Самойлов пришел к генералу Мину в форме лейте­нанта флота, назвавшись князем Вадбольским. Но принят не был, к тому же квартиру охраняли. Под видом офицера к Риману прихо­дил другой террорист, Яковлев, называя себя князем Друцким-Соколинским. Но полковник его тоже не принял. Когда же Яковлев пришел в другой раз, его арестовали, отобрав револьвер и кинжал.

Террористы, досадуя на неудачи, уже подумывали взорвать весь дом, в котором жил Дурново, или поезд, возивший его в Цар­ское Село.

Уже другой Гоц, Абрам, предлагал, чтобы боевики, одетые в «жилеты» из динамита, силой прорвались в дом и взорвали его вместе с собой и всеми там находящимися.

Абрам Гоц станет в 1917 году председателем ВЦИК первого созыва.

Позже все внимание сосредоточили на московском генерал- губернаторе адмирале Ф. Дубасове. До губернаторства он коман­довал Тихоокеанской эскадрой. Эсеры хотели отомстить ему за решительность в смутные декабрьские дни 1905 года. Метальщи­ки несколько раз караулили адмирала на Николаевском вокзале, но тщетно. Думали перехватить его у Кремля во время поездки на пасхальное богослужение — тоже не вышло. «Охранка» стала на­блюдать за террористами, и они скрылись.