История русской литературы: 90-е годы XX века: учебное пособие

Минералов Юрий Иванович

Выпускник престижного иняза, служивший потом некоторое время по призыву Минобороны СССР офицером в Лейпциге, ведет теперь где-то в центре Москвы весьма неправославный образ жизни с женщиной по имени Нина, познакомившись через нее «с разгульным сообществом образца разлюли-малина», где его вскоре «начинают принимать за ближнего»:

«Быть может, виною было его внимание к хозяйке веселого притона. Он даже однажды настоял на вызове столяров из фирмы „Заря“, которые за четвертной с набросом (дело пока происходит в стране стабильно низких цен, т. е. в СССР. – Ю. М.) вымыли окна и подвесили обратно двери. В ответ благодарная Нина принесла ему карандашный список из тридцати шести своих запомнившихся ей любовников и честно заявила, что больше у нее, кроме него самого, никого не было».

Впрочем, Рикс то и дело доказывает на протяжении романа, что он и сам не лыком шит. Вся «риксовская» линия, которая выписана с юморком

и неотступными прибаутками, вытягивается в цепь игривых приключений героя в разных местах Европы, перемежающихся архивными чтениями (сначала в связи с Пренделем, затем и с увлекшей Рикса историей рода Максимовичей). В разгар этих чтений его зачем-то пытаются однажды вербовать злокозненные кагэбисты – хотя совершенно непонятно, на что им сдался парень явно без царя в голове. Вдобавок и тут и там герою видятся следы многолетнего хозяйничанья нелюбимых им марксистов… Зато сойдясь в европах с некоей колоритной личностью, которая оказалась бывшим власовцем, а ныне энтээсовцем (член монархического Народно-Трудового Союза), да еще затем попав однажды по случаю в Париж, на «прием» (а конкретнее, в гости на квартиру) «прямо ко главе Императорского дома Великому князю Владимиру Кирилловичу», наш Рикс прямо тает. Парень сподобился лицезрения истинно высоких (а главное, истинно русских) особ и пребывания в их чертогах: «С Великий княгиней они вдруг сошлись на любви к испанскому вину херес – недаром и внук ее покуда что, в ожидании возвращения в Петроград, учился не в разгильдяйской столице французов, а в Мадриде». Однако пойдем дальше – все мы видывали (по телевизору) и Великую княгиню, и ее внука…

По роману герой – отпрыск «военного отца и матери-докторши», но вряд ли лиц рядовых: Рикс похаживает в «храм на Воскресенском Вражке», который «из-за своего местоположения» «в одном из срединных московских переулков» «посещался по преимуществу прихожанами из образованных сословий, зачастую весьма именитыми». И священнослужители храма, и вышеназванные прихожане изображены в романе весьма едко сатирически, чему там дается свое объяснение. Но и «пьяненькая Нинка», и ее тридцать седьмой любовник бывают здесь же. А чтобы быть среди номенклатуры, надо жить среди нее, – точнее, как-то принадлежать к ней по родственным связям или иной манерой. Это не беда и не стыдное дело; но озадачивает в романе неотступный «контрреволюционный» пафос парня из советской номенклатурной среды. Про события 1917 года сегодня можно философствовать и так и сяк, но ведь суть этих событий в том, что не случись их, не жить бы Риксу с родителями и его реальным жизненным прототипам в элитном переулке, а… пасти гусей где-нибудь под Харьковом! Это как пить дать.

Автор П. Паламарчук был отличным повествователем, ярким стилистом, и мы следили за его творческим путем с самой первой его повести «Един Державин». Она вызвала когда-то у меня немалый и чисто читательский, и профессионально-филологический интерес (это справедливо и в отношении последнего произведения рано ушедшего из жизни писателя – романа «Наследник российского престола» // Литературная учеба. – 1997. – № 3–4). И «Нет. Да» читается именно с интересом, но одновременно – с ожиданием того, какименно автор сумеет в конце концов сделать не нарочитым, художественно и нравственно приемлемымсоседство в рамках одного произведения приключений придуманного им довольно наивного «монархиста» (и, прямо сказать, изрядного грешника) по имени Рикс с повествованием о подлинной жизни новопрославленного святого Иоанна. Ведь первым неизбежно замутняется(если не грязнится) второе, раз это одно произведение! Скачки повествования «со святости на обратное» так и не дали Риксу разглядеть в себе самом грешную личность, духовно противоположную святому Иоанну Максимовичу.

При чтении долго кажется, что автор где-то ближе к концу ясно выскажется об антиподности обоих персонажей, приведет первого к той или иной покаянной ситуации и тем самым сделает уместным «монтаж» сюжета о вымышленном герое с жизнеописанием владыки Иоанна (который действительно успел сделать людям столько добра, был духовным отцом многих православных подвижников, и в частности такого известного своими творениями в нашей стране богослова, как о. Серафим Роуз). П. Паламарчук из своего героя раскаявшегося грешника не сделал, но в конце «бросил» Рикса, потрясенного неожиданной нелепой смертью Нины (в одной предельно скандальной ситуации), что можно, хотя и с натяжкой, принять за тот поразивший нашего героя шок, который способен все-таки повести его и к духовному возрождению.

Маги, разведчики, фашисты, жулики и империалисты – персонажи другого романа – «Схождение во ад» А. Молчанова. Автор не разочаровывает читателя, и к концу своего произведения действительно заставляет на время сойти в самый настоящий ад своего, пожалуй, центрального героя Ричарда Валленберга – профессионала из ЦРУ. Из сложных идейных соображений он тайно работал на КГБ, пока его при демократическом режиме не попытался «сдать» американским шефам за проклятые доллары некий предатель с Лубянки Трепетов.

В романе, как и у П. Паламарчука, три переплетаемые автором линии: политический детектив наподобие «юлиан-семеновского» Штирлица и борца против ЦРУ колесящего по Европе писателя Степанова, документальные и полудокументальные пассажи об оккультных изысканиях руководителей Третьего рейха и описание ловких международных похождений «нового русского» по имени Миша Аверин (смекнув гибким своим умом, что его едва не занесло в сферу действия каких-то невероятно страшных сил, он даже окрестится по воле автора в православие!).

Тема «оккультного рейха» сейчас популярна у публицистов, и писатель ею воспользовался, придумав некоего Фридриха Краузе, тайного мага при самом Гитлере, обладателя тибетских манускриптов, «доверивших ему тайну», хранителя особого «желтого портфеля», в котором «настоящее, прошлое, будущее» нашего бренного мира… Решив пристрелить личного шофера и драпать из Берлина от советских войск, Краузе по интеллигентской нерасторопности случайно весьма тяжело ранит самого себя, и драпу дает с его портфелем чудом уцелевший шофер, для которого содержимое портфеля – просто некие «древние рукописи на непонятном языке», записи, похожие на «пособия по черной магии» да еще старинный кинжал. А кинжал-то – магический, как и медальон с красным камнем, снятый шофером с шеи Краузе. И много лет спустя, в наше смутное время выживший старичок Краузе доберется-таки до шоферова сына (того самого цэрэушно-кагэбэшного Ричарда), но пальцем его не тронет, опознав в Ричарде потомка людей из легендарной страны Туле. Взамен расправы Краузе обещает ему собственную красавицу внучку (ее, между прочим, уже тайно охмурили конкурирующие альтернативные оккультисты – иудаистские, – но Краузе-дед об этом не ведает).

Ричард же должен магическим путем перенестись в это самое вожделенное Туле. Магия Краузе и других одиннадцати «посвященных» сработала, но неточно, и вместо Туле Ричард оказывается на каком-то из умеренно страшных кругов ада, откуда его вышвыривает обратно «сам» дьявол. Матерый разведчик приходит в себя в нашем мире среди развалин и трупов, оставшихся после этой дьявольской акции от альпийской резиденции мага Краузе, причем среди погибших – и сам старик, и его красавица внучка, которая, таким образом, не досталась ни Ричарду, ни своим тайным иудейским вербовщикам… Вся эта мистическая круговерть заварена довольно увлекательно и явлена на фоне деятельности заканчивающих разваливать СССР профессионалов из Лэнгли, на фоне воссоединения Германий, мафиозных делишек наших ворюг и коррупционеров, а также с искренней болью изображенных многочисленных бед нашей страны-страдалицы.

Как и у П. Паламарчука, тональность повествования не очень серьезная, а порой и уж чересчур несерьезная. Тут и ритуальные антикоммунистические «заклинания», и общие для обоих романистов шпильки по адресу ГДР – по-немецки чистенькой, занимавшей по уровню жизни далеко не последние места в мире. Повторяем, оба писателя словно заглядывали друг к другу в рукописи. Например, романисты дружно изображают «цивилизованные страны» как мир всеобщего процветания и гуманности (во что позвольте тем, кто там бывал и живал, не поверить).Вместе с тем в очень похожих выражениях, как сговорившись, они почему-то изобличают за «сатанизм» популярнейший американский шуточный «праздник нечисти» Хеллоуин (бедные гоблины и гномики!)… Словом, яркие (в пределах избранного «легкого» жанра) романы «Нет. Да» и «Схождение во ад», но не обошлось в них без наивных иллюзий и внутренних противоречий. А писателю все же следует быть внутренне независимым человеком и, как минимум, воздерживаться от воспроизведения в своих текстах дешевых пропагандистских уток.

Анатолий Афанасьевроманом «Московский душегуб» (Москва. – 1996. – № 1–2) завершил своеобразную трилогию, начатую романами «Первый визит сатаны» (1993) и «Грешная женщина» (1994). Но «Московский душегуб» исполнен как вполне самостоятельное произведение в жанре остросюжетного детектива.

В центре романа – столкновение некоронованного короля столичных мафиозных группировок старика Елизара Суреновича и стремящегося занять его место молодого вождя части этих группировок Алеши Михайлова. Вожаки пытаются убрать друг друга, но действуют они через многочисленных людей, и писателю удается нарисовать целый ряд интересных, по-своему незаурядных натур, так или иначе вовлеченных в эти разборки. Тут и «идейный кагэбист» Башлыков, вынужденный в дни смуты и беззакония действовать без требуемых формальных санкций, осознавая, что люди, которые занимают соответствующие должности, санкций все равно не дадут (именно его группа в главе, выписанной в хорошем смысле по-кинематографически, высокопрофессионально «громит» многоэтажное логово Елизара Суреновича и его подпольную «гвардию»). Тут и Миша Губин, глава Михайловской «спецслужбы», самоучка, доведший возглавляемую структуру до такого профессионализма, что она способна противостоять переметчикам из настоящих «органов», купленным противоположной группировкой. Даже демоническая килерша Таня, на совести которой целая вереница заказных убийств, влюбившись в Губина, вдруг обнаруживает в себе наличие хоть и изуродованной, но все же человеческой души.