История русской литературы: 90-е годы XX века: учебное пособие

Минералов Юрий Иванович

Герой рассказа «Правозащитник» – «бывший воин-интернационалист, а ныне рядовой профессор всех и всяческих международных прав и обязанностей полковник милиции Вася Кирпичников», оказавшись в Америке, неожиданно сталкивается в аэропорту с американскими собратьями тех самых отечественных хапуг, мелких жуликов и взяточников, против которых ему приходилось бороться по роду профессиональных занятий в родном Отечестве. Бравый полковник дает им отпор на радость прочим авиапассажирам…

Рассказ выдержан в шутливых тонах, в нем много традиционной для русской прозы яркой выдумки, жизнерадостной легкости. Дар непринужденного легкого повествования не может не привлекать в авторе читателя. Впрочем, имеющему дар «писать просто», как известно, всегда не худо остерегаться того, чтобы не впасть где-нибудь в легковесность. Равным образом имеющий дар «писать сложно», работать в символической манере, будет

прав, следя за тем, чтобы «не переусложнить».

Нечужды 90-е годы и духу литературных «экспериментов». Некоторые из последних выглядят как забавная, но наивная игра. Например, Николай Культяповиздал повесть «Приключения пехотинца Павла Петрова», где все слова начинаются с буквы «и» (Роман газета XXI век. – 1999. – № 1). Такое «новаторство» все же не для серьезного употребления. Оно сильно отдает нехитрыми забавами неофита-юзера на компьютере. Для компьютеров есть программы, бойко подбирающие слова «на букву» – только художественное творчество-то здесь при чем? А «Подлинная история „Зеленых музыкантов“» Евгения Попова(Знамя. – 1998. – № 6) в подзаголовке обозначена как «роман-комментарий». Тоже «эксперимент». Вот в чем реально состоит сия модернистская (или «постмодернистская») гибридная диковина. Сначала идет короткий (25 страниц) и явно пародийный (подчеркнуто примитивный и «свинченный» из литературных штампов) сюжет про некоего Ивана Иваныча; причем сюжет этот – тоже намеренно – обрывается автором на полдороге. Словом, «новаторства» невпроворот… Затем следуют около ста страниц так называемых «комментариев». Их 888, и они имеют весьма косвенное отношение к истории Ивана Иваныча, зато, что называется, вываливают перед читателем авторское нутро – или, будем считать, нутро авторского литературного двойника, «лирического героя». Этот герой – российский писатель. Несколько лет назад он переселился по какой-то оказии в город Берлин и ныне живет вместе еще с несколькими подобными «спецпереселенцами» на некоей бывшей вилле руководства СЕПГ, но и российские пенаты навещает по временам (все сведения почерпнуты нами из «комментариев»). Записи его бессвязны, по принципу «что на душу придет» (тут тебе и водяра, и сибирские похождения, и женщины, и круизы по мировым столицам с воспоминаниями в духе известного «и сам Марсель Марсо ей что-то говорил», и еще много иного). (Часто упоминает и хвалит на разные лады Е. Попов своего приятеля Виктора Ерофеева.Порнография нынче переименована в «эротику», но все же писать о сочинениях этого автора в учебном пособии о современной русской литературе не станем, как не следовало бы в книге о литературе XVIII века распространяться о сочинениях маркиза де Сада, Баркова и каких-то их сателлитов.)

Впрочем, не без «лейтмотивов», излюбленных тем. Например, ненавидит и без конца ругает «большевиков»; персонально не терпит «шпиона» Ленина. «Нынешних», «новых русских», впрочем, тоже ненавидит, да еще и презирает, хотя ругает в заметно более туманных выражениях, что и разумно. Неприязнь к «нынешним», кстати, отчасти проясняет суть ненависти к «большевикам»: они-де до этого довели.

По-видимому, у «лирического героя» Евгения Попова каша в голове. В то же время сам писатель начинал когда-то многообещающе. Его первые рассказы понравились В. Шукшину. В них было много броской «игры слов» (автор занятно подражал популярному тогда, хотя ныне подзабытому Вилю Липатову). В 70-е он был буквально замучен «непризнанием» со стороны редакций (один раз его рассказы напечатали благодаря В. Шукшину в «Новом мире» и еще раз – в «Дружбе народов»). Но во времена М. С. Горбачева модернистов стали всячески рекламировать, и все, что он написал, было опубликовано! Книги потом долго «светились» на прилавках. Однако тогда, из того-то, вероятно, и родились причины для истинных писательских мук, и эти причины многое объясняют в обсуждаемом агрессивном выплеске. Можно хлестко ругать Льва Толстого (есть и это в «комментариях»!). Но лучше быть кем-то сопоставимым с ним по масштабам.

И, говоря откровенно, наиболее сильное, что до сих пор издано у Е. Попова, – это все же давние подборки в «Новом мире» и «Дружбе народов», безошибочно отобранные когда-то (конечно, из вороха других его рукописей) профессиональными редакторами тех самых «злодейских» времен, которые обычно были не коварными злодеями, а просто людьми, понимавшими толк в литературе. Да, те подборки и еще «державшийся» именно на них сборник «Жду любви невероломной» (1988). А вот «Подлинную историю „Зеленых музыкантов“» (весьма любопытную как человеческий документ) к нынешним художественным достижениям писателя отнести невозможно.

Естественно, что в эпоху, подобную 90-м годам, в литературе не могла не встать – притом весьма обостренно – тема человеческого конформизма, порядочности

и предательства.Георгий Давыдов,автор рассказа «Иоанн на Патмосе» (Москва. – 1998. – № 8) – писатель молодой, хотя на его счету уже и роман и повести. В «Иоанне на Патмосе» повествователь еще в конце 70-х видит на выставке пейзажи двух молодых художников, братьев Глеба и Игоря. Особенно заинтересовал героя Глеб, с которым он тут же и познакомился, но в картинах Игоря ему почудилась какая-то отсутствовавшая у Глеба «духовная полнота». Прошло много лет, из двух братьев стал знаменитостью один – именно Глеб. И вот уже в нынешнее время повествователь узнает из газеты, что этот преуспевающий художник покончил с собой. Он спрашивает общего знакомого о судьбе брата Игоря и узнает, что тот в последние годы «все забросил» и наконец принял постриг в монастыре на Валааме.

Повествователь отправляется на остров Валаам. Игорь (теперь брат Иоанн) сначала реагирует на его попытки разобраться в судьбе Глеба не по-монашески гневно. Но после, увидев молящимся в монастырской церкви, приглашает в свою келью. Здесь разъясняется символика названия произведения: братья-художники очень любили картину Босха «Иоанн на Патмосе» и даже «жалели, что Босх не русский». Но пути их разошлись. «Искусство, – говорит повествователю брат Иоанн, – должно стать рубежом борьбы с дьяволом, где дышит истинное искусство, там не может находиться дьявол. И вовсе не обязательно оно должно быть религиозно в содержании или преимущественно церковно, ведь и в церковной ограде, увы, оно может быть далеко от Бога, а за оградой – близко». Сам он не признавал за собой как художником силы для такой борьбы, раз ушел в монастырь. Глеб же, по его словам, долго «бился как рыба об лед»:

«Если б были мы тогда оба в церкви, если б уповали на Господа всей душой, надо думать, не обернулось бы так. Но случилось следующее… – Он взглянул мне прямо в глаза так, что мне стало не по себе. – Уж я не буду рассказывать вам подробности, он, – брат Иоанн перевел дыхание и перекрестился, – продал… ся».

«Иоанн на Патмосе» – не повествование о судьбах реальных людей, а художественное произведение, словесный образ реальности. Преувеличений, фальшивых черт в этом образе, впрочем, заметить не удается. Правдоподобно, что и говорить. При этом пусть Г. Давыдов – начинающий автор, мыслит и выстраивает сюжет он по-писательски вполне профессионально. Принцип же «не продай… ся» сегодня более чем актуален. (Разумеется, в первую очередь примерять его каждый, в том числе и каждый автор, должен на самого себя.)

* * *

Итак, выше перечислены (на примерах конкретных произведений современных писателей) некоторые характерные чертысовременной русской прозы. Разумеется, это перечисление сделано в рабочем порядке и не претендует на типологическую полноту. Однако такое предварительное обобщение материала позволяет отказаться от попытки дальнейшего обзора литературы 90-х во всех ее индивидуальных проявлениях, который, несомненно, утяжелил бы книгу, сделав развитие ее содержания слишком экстенсивным. После этого обобщения хочется, однако, назвать «для полноты картины» имена еще некоторых получивших известность авторов.

«ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ» МОТИВЫ В ПРОЗЕ

Анатолий Ким– популярный писатель 70-80-х годов, представитель того же поколения, что С. Есин, Р. Киреев и др.

Ким Анатолий Андреевич(род. в 1939 г.) – прозаик, автор романов, повестей и рассказов, отличающихся обостренным психологизмом и экзистенциальной проникновенностью. Живет в Москве.

Вплоть до начала 90-х у него выходили буквально книга за книгой: рассказы и повести «Голубой остров» (1976), «Четыре исповеди» (1978), «Соловьиное эхо» (1980), сборники повестей «Нефритовый пояс» (1981) и «Собиратели трав» (1983), «роман-сказка» «Белка» (1984) и др. Наконец, книга «Будем кроткими, как дети» (1991). После этого издательская активность писателя сначала несколько снижается, но затем в 90-е почти с той же завидной регулярностью стали выходить новые произведения. Упомянем роман Анатолия Кима «Онлирия» (Новый мир. – 1995. – № 2–3), «роман-мистерию» «Сбор грибов под музыку Баха» (Ясная Поляна. – 1997. – № 1), повесть «Стена» (Новый мир. – 1998. – № 10) и повесть «Близнец» (Октябрь. – 2000. – № 2).

Произведения А. Кима всегда ровны и, несмотря на некоторую излишнюю «рафинированность», неизменно интересны, сложно выстроены, но эта сложность не переходит в закрытость от читателя, герметичность. Особенно следует выделить прекрасный «Нефритовый пояс». Его «повесть невидимок» «Стена», как почти всегда у Кима, наполнена отзвуками «экзистенциальных» метаний современной интеллигенции. В центре супруги, Валентин и Анна. Они супруги недавно, но не так уж молоды: «Анне было тридцать лет, Валентину – сорок шесть».