История русской литературы: 90-е годы XX века: учебное пособие

Минералов Юрий Иванович

У пьесы как бы два конца. В одном поезд пролетает без остановки, а солдат сбрасывает с него своей подруге бутылку с издевательской запиской, сочиненной коллективно под общее, тоже циничное, ржание молодой мужской компании. У женщины в воображении при этом вырисовывается, однако, картина железнодорожной катастрофы. В другом финале, осуществившемся, военный поезд с ее парнем все-таки летит под откос.

Свои сложные конструкции А. Дьяченко создает мастерски, и хотя они слабо привязаны к традициям национальной русской драматургии, отрицать право его экстравагантного театра на существование нет оснований. Тем более если учесть нынешнее – не самое лучшее – состояние реалистического театра. Напомню, что в конце 80-х годов театральный репертуар превратился в нечто непередаваемое. Создавалось впечатление, что иные авторы сочиняют лишь для того, чтобы в конце концов выпихнуть на зрителя какого-нибудь голого Берию, гоняющегося по сцене за малолетними, на ходу репрессируя и пытая узников Гулага… Афиши пестрели поспешными вольными инсценировками прозы М. Булгакова, которые впору бы назвать «извратиловками»; почти во всех театрах на сцене воспевалась «перестройка» и обязательно

старательно раздевались и занимались любовью на глазах зрителей (иной раз и это занятие переносилось куда-нибудь в Гулаг), тут же непременно «разоблачался» Сталин. «Разоблачался» сказано не в смысле «раздевался», а в смысле «дискредитировался» – хотя не исключаю, что какой-нибудь «раскрепостившийся» драматург или режиссер взял да заголил тогда где-то в какой-то пьеске («нового мышления» ради) и генералиссимуса Иосифа Виссарионовича… Такого уровня вульгарностипроза и поэзия все-таки не знали.

Как заявил тогда же крупнейший современный драматург Виктор Розов,время «перестройки» породило «поток псевдоактуальной халтуры» [12] .

Розов Виктор Сергеевич(род. в 1913 г.) – драматург, автор пьес и киносценариев «Ее друзья» (1951), «Вечно живые» (1956), «Летят журавли» (1959), «Традиционный сбор» (1967), «Мальчики» (1971), «Гнездо глухаря» (1978), «Кабанчик» (1987), «Путешествие в разные стороны» (1987) и др. Профессор Литературного института им. А. М. Горького. Живет в Москве.

12

Розов В.Искусство – это свет // Советская культура. – 1989. – 21 сентября. – С. 5.

Даже классика ставилась зачастую со всякого рода искажениями под эгидой якобы особого «современного» ее прочтения! Так вот, традиционный реалистический театр был вытеснен именно подобного рода продукцией (исключение – московский Малый театр и некоторые сходные с ним коллективы). Ныне лишь остается ждать его подлинного воскрешения. Но пока оно не произошло, композиции авторов, подобных А. Дьяченко, при всей своей нетрадиционности заведомо предпочтительнее разного рода псевдополитической, псевдопсихологической и псевдоэротической халтуры. Они лучше уже тем, что художественно талантливы. Что же до православного к ним отношения, как и до отношения к литературным произведениям вообще, можем только снова апеллировать к словам свт. Василия Великого. А он, напомню, исходит из того, что даже языческие авторы «в сочинениях своих не одинаковы», и затем советует «в сиих сочинениях, воспользовавшись полезным», «остерегаться вредного» [13] .

13

Свт. Василий Великий,Творения. – М., 1846. – Ч. IV. – С. 348–349.

В Литературном институте Дьяченко создал небольшой театр «Теория неба». Он располагает профессионально оборудованной сценической площадкой, в нем играют профессиональные актеры и ставятся хорошие пьесы.

РАССКАЗ 90-х ГОДОВ

Жанр рассказа в 90-е годы получил особое распространение. Заметно, что на рассказ и короткую, тяготеющую к рассказу повесть пока в основном перешли писатели, получившие известность в прошлом все-таки преимущественно как авторы повестей и романисты (В. Распутин, В. Белов, П. Проскурин, Е. Носов, А. Солженицын и др.). К числу объективных причин этого можно отнести, например, тот факт, что роман требует либо крупных, но завершенных событий, либо ясной и «устоявшейся» окружающей реальности. Вместе с тем романы почти никогда не пишутся «налетом» – они требуют условий для спокойной долговременной работы писателя, спокойного состояния его духа, 90-е годы удивительно не соответствовали своим стилем жизни ни тому, ни другому. Рассказ – особенно заметное явление современной прозы, В этом жанре выполнены многие рассмотренные выше сегодняшние произведения – В. Распутина и В. Белова, А. Солженицына и др. Коснемся еще нескольких примеров работы крупных современных прозаиков в этом важном жанре.

* * *

«Дружеский ужин» Петра Проскурина(Наш современник. – 1998. – № 1) переносит читателя сначала на некую нынешнюю киностудию, на съемочную площадку – как раз в тот момент, когда актер Рукавицын забыл изречь какую-то положенную чушь, подойдя в соответствии со сценарием под оком камеры к «заводской столовой застойных нехороших времен».

Проскурин Петр Лукич(род. в 1928 г.) – прозаик, автор романов «Исход» (1967), «Судьба» (1973), «Имя твое» (1978) и др. Живет в Москве.

Съемка приостановлена; режиссер Ветлугин, распушив кошачьи усы, ретиво кидается было на виновника сбоя, но… что-то в нем дрогнуло.

«…Ветлугин, преуспевающий режиссер, президент и глава целого ряда престижных художественных и киношных фондов и ассоциаций, увидел перед собой не третьестепенного, вынужденного унижаться из-за роли и заработка актера, а Михаила Андреевича Рукавицына, некогда столь знаменитого и гремевшего на всю страну, а теперь промотавшего, пропившего данный ему Божий дар, задерганного тоже давно отчаявшейся женой и пребывающего в вечном и тягостном чувстве своей вины перед калекой-дочерью, на операцию которой было необходимо около ста миллионов рублей; каким-то сверхусилием Ветлугин поставил себя на его место, и что-то похожее на предчувствие возможности собственной

такой минуты тронуло его зачерствевшее сердце».

Психологический момент дается впечатляющий. Но он тут же (так еще несколько раз будет в «Дружеском ужине») почему-то брошен автором: с «тронутым» сердцем Ветлугина вопрос заминается, а на сцене появляется еще один «новый русский» – приятель Ветлугина «Каменев-Пегий, знаменитый ныне, даже легендарный певец и композитор, он же удачливый шоумен с невероятно шальными, неизвестно откуда свалившимися на него деньгами». Герой, одним словом, нашего времени. Этот «приземистый, франтовато одетый господин» вывернулся из-за декораций и, завладев всеобщим вниманием, вдруг громогласно зазвал съемочную группу в ресторан «обмывать» только что им полученного «в валюте, в фунтах стерлингов» международного «Орфея». «Не для народа», наедине, лауреат, правда, вскоре проговорился Ветлугину, что у него сегодня «траур по себе, по своему таланту, если он и был». Ушлый Ветлугин знает прекрасно, что «художественные» натуры склонны к подобной нарциссической декламации, когда им временами «не пишется». Но что-то его настораживает: почему же все-таки при всех своих интересных страданиях, раскошелился Пегий на этакий банкет?! «Уж не к моему ли он фонду подбирается, так сказать, с тыльной стороны, кусок-то лакомый?» – смекает Ветлугин.

«Дружеский ужин» вот-вот развернется во всей красе:

«Через полчаса битком набитый служебный автобус уже подкатил к ресторану „Славянская душа“, одному из самых дорогих и модных на Москве, – здесь в закрытых кабинетах и залах играли, подавали любые наркотики, снабжали по специальному заказу девочками и мальчиками любых возрастов, некоторые остряки утверждали, усмехаясь, что и прочей живностью, произраставшей на обширных российских просторах…»

В этаком похабно грязном, прямо говоря, «новорусском» притоне и предстоит развернуться всем дальнейшим событиям сюжета. Впрочем, с событиями опытный автор не торопится, вместо этого мастерски, красочно и с иронией, описывая поведение хмелеющей компании. В центре повествования – опять актер Рукавицын, и его способность пить водку «объемистыми фужерами» приводит в завистливый ужас соседа по столу молодого актера Вергеля… Их внешне комичные, но не лишенные глубокого подтекста застольные диалоги и подначки – несомненно, одно из наиболее ярко выписанных мест в «Дружеском ужине». Кстати, с беззлобным и притом по-человечески неравнодушным характером этого Вергеля (как он вырисован П. Проскуриным) плохо стыкуется брошенная – видимо, в порядке своего рода «литературного ритуала» – фраза о том, что Вергель-де «еще не успел удрать куда-нибудь в Америку или Израиль». Творчество – дело интимное, но все же позволим себе высказать автору читательское мнение: под такой многозначительный штрих надо или писать совсем другой характер, или смелой авторской рукой вычеркнуть сей штрих из данного конкретного текста – он тут пока «повис в воздухе» и выглядит просто невнятной агрессивной репликой, не мотивированной сюжетом.

Отлично написан троекратный выход на авансцену все более пьянеющего Рукавицына: ему из чувства искренней благодарности к устроителю столь щедрой «халявы» хочется «восславить» хозяина застолья, да все он «вылезает» невпопад. То назвал Каменева-Пегого (ко всеобщим подавленным смешкам) автором «Катюши», то «сладкозвучных соловьев»… Заходя с третьей попытки, и совсем воспаря в актерском красноречии, он уже несет нечто про якобы созданную Пегим «божественную „Землянку“», которая «согревала наших отцов и старших братьев в самую лютую эпохальную стужу…» И тут читатель добирается до соли «Дружеского ужина». Объект неудачных комплиментов не обозлился на Рукавицына. Напротив, «он все понял. Просто спившийся, маленький человек, издерганный семейными скорбями и несчастьями, страдая, вовсе не хотел оскорбить именно его, Каменева-Пегого, он всего лишь пытался обратить на себя внимание». Обратил! На свет Божий вдруг является «чековая книжица», и хозяин стола выписывает Рукавицыну двухсотмиллионный чек на операцию его дочери. При всеобщем ажиотаже он тут же и направляет своего дюжего телохранителя об руку с обмякшим Рукавицыным прямехонько в некий знаменитый банк… Такой поворот событий уже отдает некоторой натянутостью, но тем больше хочется узнать, что же дальше. А дальше, перекинувшись некими острыми репликами со все тем же (не знающим подобных душевных порывов) Ветлугиным, модный певец и композитор вдруг вытащил пистолет и… при всех застрелился!.. Автору виднее, но впечатляющий финал этот, честно говоря, кажется пока не вполне сюжетно «подготовленным». Не хватает каких-то звеньев, картина не совсем складывается – ну в самом деле, тиская облепивших его молодых актрисок, за ресторанным столом герой палит из пистолета себе в голову… Слишком театрально. Но возможно, в будущем писатель еще вернется к своему тексту, и само течение сюжета к такому финалу в чем-то видоизменится, четче проявятся кое-какие пока лишь намеченные мистические и философские отзвуки. Ныне же перед читателем яркий художественный замысел крупного русского писателя, и этот замысел реализован убедительно – в целом, но не во всех деталях.

Кстати, писатель не оставляет работу и в больших жанрах прозы – так, нельзя не отметить его романы «Седьмая стража» и «Число зверя».

Творчество Владимира Крупина,одного из лучших современных прозаиков, работающих в жанре рассказа, к середине 90-х годов заметно оживилось после некоторого спада активности в начале десятилетия.

Крупин Владимир Николаевич(род. в 1941 г.) – прозаик, автор книг «Вербное воскресенье» (1981), «Кольцо забот» (1982), «Отцовское поле» (1984) и др., а также двухтомного «Избранного» (1991), в первый том которого входят «роман завещание» «Спасение погибающих», повести «Варвара», «Ямщицкая повесть», «Живая вода», «Сороковой день», «От рубля и выше», во второй – «Вятская тетрадь», повести «Во всю ивановскую», «Прости, прошей…», «Боковой ветер», «Великорецкая купель» и рассказы «Балалайка», «Петушиная история», «Змея и чаша» и др. Живет в Москве.