История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

Святополк-Мирский Дмитрий Петрович

некоторая близость и существует, но нет никакого сходства с более

поздними великорусскими и украинскими народными песнями.

Кроме того, очень похожие параллели с природой давным-давно

существовали как форма выражения в византийской духовной

риторике.

Слово о полку Игореве, единственное во всей древнерусской

литературе, стало национальной классикой; оно известно каждому

образованному русскому человеку, а любители поэзии нередко знают

его

наизусть. Качество этой поэзии совершенно не то, что качество

поэзии в классический век Пушкина, но нельзя считать его низшим.

Если Пушкин величайший классический поэт России, то автор

Слова– величайший мастер орнаментальной, романтической и

символической поэзии. Его произведение – постоянная череда

пурпурных лоскутьев, самый малый из которых не имеет равного

себе в современной русской поэзии. Девятнадцатый век, и особенно

его вторая, выродившаяся половина, с характерным отсутствием

вкуса производила модернизацию текста поэмы, которая, сохраняя

костяк, разрушала ритм и аромат. Нужно ли говорить, что сегодня эта

модернизация выглядит куда менее современно, чем оригинал.

Современные поэты, насквозь пропитанные ее символическими

реминисценциями, не отваживаются подражать ее методам.

Язык Слова, конечно же, устарел и для совершенно

некультурного русского человека непонятен. Это обычный славяно-

русский язык двенадцатого века с некоторыми особенностями. Но

для того, чтобы его понимать, русскому читателю, особенно если он

читал славянскую Библию и понимает славянские молитвы (что, к

сожалению, встречается все реже, а в следующем поколении и вовсе

станет редкостью), – этому читателю понадобится совсем небольшая

подготовка.

Для того чтобы дать хотя бы самое приблизительное

представление о поэме, я решаюсь дать четыре отрывка из нее в

английском переводе.

Первый – из начала. Автор, сперва отвергший мысль о подражании

Бояну, в конце концов все-таки соблазняется примером старшего поэта и

начинает слагать подходящее для своей поэмы начало в манере Бояна.

«Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици стады

бежать к Дону великому». Чи ли въспети было, вещей Бояне, Велесов

внуче: «Комони ржуть заСулою, звенить слава в Кыеве. Трубы

трубять в Новеграде, стоять стязи в Путивле». Игорь ждет мила

брата Всеволода. И рече ему буй тур Всеволод: «Один брат, один

свет светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя! Седлай, брате,

свои

бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курська напереди.

А мои ти куряни сведоми къмети: под трубами повити, под шеломы

възлелеяни, конец копия въскрмлени; пути им ведоми, яругы им

знаеми, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изъострени;

сами скачють, акы серыи влъци в поле, ищучи себе чти, а князю

славе».

Тогда вступи Игорь князь в злат стремень, и поеха по чистому

полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему

грозою, птичь убуди; свист зверин въста, збися Див, кличет върху

древа: велит послушати земли незнаеме – Влъзе, и Поморию, и

Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе Тьмутораканьскый блъван! А

Половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому; крычат

телегы полунощы, рци, лебеди роспущени. Игорь к Дону вои ведет.

Уже бо беды его пасет птиц по дубию; влъци грозу въсрожат по

яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици брешут на

чръленые щиты. О, Русская земле! уже за шеломянем ecu!

Длъго ночь мркнет. Заря свет запала, мъгла поля покрыла;

щекоть славий успе, говор галич убуди. Русичи великая поля

чрълеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю – славы.

Следующий отрывок рассказывает о поражении Игоря.

Начинается он с воспоминания о междоусобных войнах

одиннадцатого столетия.

Тогда по Русской земле ретко ратаеве кикахуть, но часто врани

граяхут, трупиа себе деляче; а галици свою речь говоряхуть, хотят

полетети на уедие. То было в ты рати и в ты пълкы, а сицеи рати

не слышано.

С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют

сабли о шеломы, трещат копиа харалужныяе в поле незнаеме, среди земли

Половецкыи. Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию