История тишины от эпохи Возрождения до наших дней

Корбен Ален

Начиная еще со Средних веков разворачивался спор между сторонниками молчания и теми, кто отстаивал деятельную жизненную позицию, то есть сталкивались два идеала — созерцания и апостольского служения. Этот спор уходит корнями в Евангелие, а именно, эпизод, когда Иисус останавливается в доме Марфы и Марии Магдалины. Марфа разговорчива и практична, ее сестра Мария молчалива и сдержанна. Перед верующими ставится вопрос: «Что предпочтительнее: молча сидеть у ног Христа, сосредоточив на Нем все свое внимание, впитывая Его присутствие и внимая каждому Его слову, или же быть деятельным и таким образом служить Христу и его последователям?» [138] Согласно Евангелию от Луки, Иисус отдает предпочтение первому пути: «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10:38–42), — а значит, молчание ценится выше.

138

М. Лами. Марфа или Мария? Практика созерцания и действия среди францисканцев / Безмолвие монастыря: Святые XIV–XVII вв.

Однако дискуссия длилась долго.

Монахи шли по пути Марии, миряне следовали за Марфой, посвящая жизнь труду. Впрочем, созерцательная позиция чаще всего ценилась выше: уединенная жизнь в молчании казалась более достойной, поскольку готовила человека к смерти и к переходу в мир иной и, соответственно, устремляла его помыслы к вечности. На практике же оба идеала нередко сочетались, как мы это видим на примере францисканцев [139] .

Посмотрим, что происходило двумя веками позже. Осмысляя в 1936 году жизнь Шарля де Фуко, кинорежиссер Леон Пуарье дает своему фильму название «Зов молчания», а не «Зов пустыни» — так что неслучайно мы упоминаем о Фуко в этой главе, иначе ему было бы место в предыдущей. Приняв постриг, он некоторое время провел в монастыре Нотр-Дам-де-Неж, расположенном в Ардеше, затем в Сирии, в Акбесе. Назарет навсегда покорил его, и в 1897 году Шарль де Фуко жил там в монашеском уединении. Он неоднократно повторял, что эти два периода молчания стали ключевыми вехами на пути его духовного роста.

139

Там же.

В сочинениях Фуко, посвященных духовным вопросам, тесно связаны между собой молитва, ночь и безмолвие. Как-то ночью, спустя недолгое время после его пострига, у Фуко было ощущение, будто с ним говорит Иисус. Господь наказывает ему жить отныне «с Магдалиной, обладавшей даром молчания, и с моей матерью, обладавшей даром молчания, и с Иосифом, обладавшим даром молчания» [140] . Шарль де Фуко много пишет о ценности молчания. В период его уединения в Назарете Христос снова обратился к нему со словами: «На протяжении тридцати лет я беспрестанно учу вас — не словами Своими, но молчанием» [141] . С учетом всего этого становится понятнее жизненный путь Фуко. Для обретения божественной милости и благословения необходимо познать, что такое пустыня, поскольку «душа нуждается в безмолвии». Для Фуко зов пустыни означает зов тишины. Это ясно из его переписки; так, в письме от 17 июля 1901 года он пишет одному из траппистов, монахов своего ордена: «Именно в безмолвии в полной мере раскрывается наша способность любить, ведь звуки и слова часто гасят внутренний пыл. Будем же хранить молчание [...] подобно святой Магдалине и святому Иоанну Крестителю и молить Иисуса зажечь в нас великий огонь, благодаря которому их одиночество и молчание были исполнены благости» [142] . Однако вернемся к пребыванию Шарля де Фуко в Назарете. Отметим, что в 1904 году он, решив посвятить себя практике уединения, поселился в Таманрассете, что в Сахаре, среди туарегов, и здесь же был убит в 1916 году. Фуко постоянно говорил о безмерном счастье, какое приносит безмолвие пустыни. В частности, 15 июля 1916 года он пишет: «Пустыня мне бесконечно дорога [...], и трудно было бы покинуть ее, отказавшись от одиночества и тишины» [143] . По словам Фуко, он всегда стремился «жить так, как в Назарете», — в уединении, посреди пустыни.

140

Духовные сочинения Шарля де Фуко.

141

Там же.

142

Там же.

143

Там же.

Православные теологи придают безмолвию еще большее значение, чем католики, отводя ему решающую роль в духовном пути. Однако в рамках этой книги едва ли возможно осветить столь обширную тему, изложить ход их мысли, рассказать о воззрениях и религиозном опыте. Приведем православную точку зрения лишь в общих чертах. Беспредельная благодать Христова пронизана безмолвием. На протяжении всей своей жизни верующий должен стремиться к этому безмолвию и искать его, внимая голосу святых отшельников, отцов-пустынников. Бог непостижим, приблизиться к Нему можно лишь молча, и все, что Его касается, должно быть пропитано тишиной. Слиться с безмолвием, которое Его окружает, — это большой шаг вперед на духовном пути. Переживая опыт приобщения к Господу, человеческая душа ныряет «во мрак безмолвия». Так открывается одна из возможностей постичь Всевышнего: она состоит в том, чтобы отыскать внутри себя тишину, исчезнуть для внешнего мира и в этой тишине соприкоснуться с Богом — иными словами, сознательно пресечь процесс мышления. Разумеется, живя в монастыре, несколько проще окружить себя безмолвием, чем оставаясь в миру, — безмолвием, которое достигается подавлением деятельности ума, борьбой с мыслями и в результате отречением от собственного «я», забвением себя. «Подлинно безмолвствует тот, — пишет Мишель Ларош, — кто через молчание отрекается от себя, чтобы утвердить силу безмолвия» [144] . Аскеза дается непросто и часто причиняет подвижнику страдания, поэтому такую систему взглядов можно было бы назвать «теологией безмолвия и слёз».

144

Мишель Ларош. Путь тишины. Традиция отцов-пустынников. Это исследование представляет большую ценность, поскольку с ясностью излагает воззрения православных теологов на безмолвие.

Было

бы упрощением сводить многогранный поиск тишины к одной только цели — желанию услышать Божье слово и пережить опыт прямого общения с Всевышним; соответственно, данная книга предлагает более широкий подход к вопросу. Поиски безмолвия нередко осуществлялись за пределами сферы религии или, по крайней мере, на ее периферии. Находилось немало тех, кто разделял точку зрения, отраженную в работе Маргарет Парри: «Если мы хотим жить по-настоящему, в гармонии, то просто необходимо создать внутри себя монастырь тишины» [145] . У Сенанкура это становится лейтмотивом: именно «в момент, когда страсти умолкли, можно разглядеть свою внутреннюю суть», — так пишет Оберман [146] . А в дневнике Генри Дэвида Торо не счесть замечаний о том, что тишина леса помогает углубиться в себя и рождает в душе счастье. Ницше в «Генеалогии морали» утверждает, что без молчания невозможно воспринять ничего нового.

145

Маргарет Парри. Монастырь тишины, или Поиск Глагола. Приведенная цитата относится к размышлениям о Шарле дю Бо, для которого «язык души — это молчание».

146

Этьенн Пивер де Сенанкур. Оберман.

Особенно большое значение придавал тишине Метерлинк — он стремился к ней и доказывал ее важность. Подробнее мы обсудим это в главе, посвященной любовному опыту. Пока же отметим, что, с точки зрения Метерлинка, «высший дух достигается лишь после смерти», а на видимый мир наброшен покров тайны. И все же в глубоком мраке нашей души скрывается нечто непознанное, что «трудно разглядеть», — как раз такой отблеск великой тайны созерцали мистики, погрузившись в тишину ночи; это «нечто неведомое, загадочный отпечаток, оставленный внутри нас Гостем свыше — иногда этот Гость навещает нас в тишине нашей ночи» [147] .

147

Цит. по книге: Жан-Пьер Рейно. Роза потемок. Проницаемость и тайна в творчестве Метерлинка.

В XX веке Франсис Понж воспевает тишину соснового бора, сравнивая его с храмом природы — находясь здесь, человек переходит в регистр созерцания и сосредоточенного размышления. Среди современных писателей, в чьих книгах прослеживается особенно острая необходимость в тишине, Тьерри Лоран выделяет Патрика Модиано [148] . Тишина для Модиано сродни прибежищу, нише спокойствия и умиротворенности, где можно укрыться от отчаяния. Умение молчать — бесценное качество, редкостный дар, которым обладает далеко не всякий.

148

Тьерри Лоран. Тишина в произведениях Патрика Модиано.

Обобщая все изложенное выше и, вероятно, упрощая проблему этой главы, скажем, что поиск тишины предполагает в первую очередь поиск тихих мест. Это относится, например, к Дюрталю, герою целого ряда романов Гюисманса («Без дна», «В пути», «Собор», «Послушник»). В творчестве Бодлера и Пруста, в том числе за рамками их произведений, мы наблюдаем то же самое, что уже было отмечено в предыдущей главе. Ну а сегодня потребность в спокойных местах отражена политикой сети отелей под названием «Relais du silence» [149] , которые обещают своим посетителям полную тишину, — факт, указывающий на то, до какой степени в наши дни тишина стала трудно достижима и выросла в цене.

149

«Уголок тишины» (фр.). (Примем. переводчика.)

4

Умение молчать и запрет на слово

Греческий бог Гарпократ изображается держащим палец у рта. Этим жестом он призывает молчать. На протяжении всей истории человечества призыв к молчанию — один из самых распространенных. Молчанию нужно учиться, оно не приходит само по себе. Есть люди, пишет Метерлинк, «не умеющие молчать и убивающие вокруг себя молчание, и это единственные существа, которые действительно проходят незамеченными», ведь «мы не можем составить себе ясного понятия о человеке, который никогда не молчал. Можно сказать, что у души его нет лица» [150] . Научиться молчанию необходимо, поскольку оно служит основанием для всего, имеющего в нашей жизни первостепенную важность. Добиться чего бы то ни было возможно, лишь умея хранить молчание. «Попробуй провести один день в молчании; и как ясны тебе будут на следующий день твои намерения и обязанности!» [151] Словами же, напротив, мы слишком часто душим мысль и чиним ей препятствия, между тем как в тишине она течет легко и свободно. Именно поэтому мы боимся тишины, пишет Метерлинк, и постоянно блуждаем в поисках мест, где она не живет.

150

Морис Метерлинк. Сокровище смиренных. Пер. с фр. В. Горской.

151

Там же.

Умение молчать и в особенности устанавливать тишину вокруг себя — способности, которым посвящены отдельные статьи во многих словарях. Так, в своем «Большом словаре языка XIX века» Ларусс приводит и комментирует несметное число выражений и оборотов, относящихся к молчанию и его нарушению: «молчать», «призывать к молчанию», «требовать молчания», «предписывать молчание», «хранить молчание» и, наоборот, «нарушать молчание». В древней Византии, отмечает словарь, существовала особая должность — надзиратель за тишиной.