История тишины от эпохи Возрождения до наших дней
Шрифт:
Вернемся к Генри Дэвиду Торо и его восприятию леса. Одно из самых пронзительных ощущений, подаренных ему тишиной природы, связано с моментом, когда Торо почувствовал, как растут растения. В зимнюю пору, когда промерзшая земля становится гулкой, как сухое дерево, «слышно тихое и хрустящее потрескивание льда у подножия деревьев», а «их дыхание течет по воздуху». С леса смыты все грехи, и природа «в молчании наводит там порядок» [87] . Виктор Гюго воспевает лето, когда в лесу «дремлет тишина на мягком ложе мхов» [88] .
87
Генри Дэвид Торо. Зимняя прогулка.
88
Виктор Гюго. К богачу (из сборника «Внутренние голоса»).
Художник Эмиль Мулен, пристально наблюдавший за тишиной, цитирует стихотворение Сюлли-Прюдома из сборника «Одиночество»:
Молчание лесов особый нрав имеет, Их чащи темные — как чаши наших грез. И звука сердце в тишине их бьется. [89]Безмолвие
89
Сюлли-Прюдом. Молчание и ночь леса (из сборника «Одиночество»).
90
Джон Мьюр. Торжество природы.
В 1920 году Роберт Вальзер так описывает свою прогулку по еловому лесу: «...стояла тишина, как в душе счастливого человека, как в храме, как во дворце, как в заколдованном сказочном замке, зачарованном замке Спящей красавицы, в котором все уснуло и замерло много столетий назад. [...] В лесу было так торжественно, что причудливые и торжественные фантазии охватывали воображение впечатлительного путника. Какое счастье я испытал в дивной лесной тишине!» [91] Звуки «только усиливали царящее кругом безмолвие, и я вдыхал его полной грудью, буквально впивал его, захлебываясь» [92] .
91
Роберт Вальзер. Прогулка. Пер. с нем. М. Шишкина.
92
Там же.
Однако обратимся к месту, знакомому каждому из нас и в котором мы часто бывали, — к деревне и ее окрестностям, где тишина кажется само собой разумеющейся и описана многими. Прогулка по сельским просторам — общее место в дневниках, романах, лирической поэзии. В конце XVIII столетия, когда прогулка по сельским тропам становится явлением традиционным в английской литературе, Джейн Остен, а затем сестры Бронте и Джордж Элиот передают на страницах своих произведений связанные с ней эмоции. Сент-Обер из книги Анны Радклиф «Удольфские тайны» [93] каждый вечер совершает вместе с семьей живописную прогулку к рыбачьей хижине, чтобы «в час покоя [...] прикоснуться к тишине и сумраку».
93
Анна Радклиф. Удольфские тайны. Пер. с англ. Л. Гей.
«Мы шли молча, прислушиваясь к глухому завыванию осени или к шелесту сухих листьев, печально попадавшихся ним под ноги», — рассказывает Рене, герой одноименной книги Шатобриана, о проулках со своей сестрой Амсли. В воскресные дни, продолжает он, «я часто слыхал и лесу доносившиеся сквозь деревья звуки отдаленного колокола, призывавшего в храм людей, трудившихся на нивах. Прислонившись к стволу ивы, я слушал и молчании благочестивый шепот» [94] , Месье Доминик из романа Эжена Фромантена предпочитает среди всех других месяцев октябрь, когда вокруг наступает особенно проникновенная тишина. Историк Ги Гюильер обращал внимание на покров безмолвия, наброшенный в XIX веке на деревни провинции Ниверне — в их молчание вкраплялись лишь умиротворяющие звуки сельской жизни, которые указывали на то, что все идет своим чередом [95] . В эту эпоху повседневный труд был необходимым оттенком и деревенской звуковой палитре; вливаясь в окружающую тишину, он рассказывал о течении людских будней. Ночью, когда в права вступала темнота и на улицах не было видно ни души, звук который вторгался и тишину, также рассеивал страхи.
94
Фриасуа Рене де Шатобриан. Рене. Пер. с фр. Н. Чуйко.
95
Ги Тюильер. Исторический очерк повседневной жизни провинции Ниверне в XIX веке.
Виктор Гюго и поэтическом сборнике «Внутренние голоса» помещает своего лирического персонажа Олимпии в окружение молчаливых полей с их нетоптаными травами [96] . А в стихотворении из «Созерцаний», воспевающем красоту деревьев, герой беседует с ними, напоенными тишиной [97] .
Разумеется, и контексте нашей темы с просторы относятся к категории архетипов. Барбе д'Оревильи стремится передать глубину и неповторимость тишины Лессе. По ночам тишина накрывает нее вокруг, и если вдруг нападет бандит, безмолвие «поглотит любой крик, любой возглас, выпущенный в его просторы». Повествователь из романа «Заколдованная», проезжая в поздний час через поля вместе со своим спутником, размышляет: «В этих толщах тумана, в этом мраке меня больше всего поразило угрюмое безмолвие окрестностей. Необъятность и ширь пространства, которых мы в тот момент не могли разглядеть, ощущались именно благодаря тишине. Тяжеловесную, давящую на сердце и угнетавшую мысли тишину на всем протяжении нашего пути не нарушил ни единый звук. По выражению господина Тенбуа [его спутника], все это напоминало бы конец света, если бы изредка до нас не доносилось хлопанье крыльев цапли, разбуженной от сна нашим приближением» [98] . В «Женатом священнике» после похорон Каликсты «безмолвие разлилось в воздухе и окутало сельские просторы» [99] .
96
Виктор Гюго. К Олимпио (из сборники «Внутренние голоса»). Пер. с фр. В. Левика.
97
Виктор Гюго. К деревьям (из сборника «Созерцания»).
98
Жюль Барбе Д'Оревильи.
99
Жюль Барбе д'Оревильи. Женатый священник.
Ведя речь о городах Востока, на которые повлияли близость пустыни, а также о Брюгге, мы сталкивались с примерами по-настоящему пронзительной тишины. О самом Брюгге мы упомянули лишь вкратце. Жорж Роденбах связывает молчание этого города с образами ночи, набережных, каналов и реки, с домами, где сохранился старинный уклад. Брюгге расчерчен «бесцветными путями молчания», и «вода, вобравшая в себя разлуку, застыла, как безмолвный саван». О бельгийских городах Роденбах пишет так:
Там повисла холодная, безликая тишина; Деспотичная, бессильная и усталая [...] Настолько, что самый неприметный звук Обращается в беду, нелеп и неуместен, Как неуместен громкий смех В изголовье спящего больного. Там тишина всевластна! Она господствует И правит, она заразна; И проникает в плоть и кровь прохожих, Даже самых нечутких, — подобно Ладану, курящемуся в церкви. [...] О города, ушедшие в безмолвье [...] Стылое, бескрайнее! И странно Быть живым среди небытия.Есть, однако, города, где тишина имеет другие особенности. Французские романисты XIX века часто предлагают читателю картины жизни маленьких провинциальных городков, особенно центров епископата. Бальзак ввел в литературу тему провинциального города, где сохранился уклад давно минувших столетий. Такой город погружен в безмолвие и мертв, он цепляется за пережитки прошлого, не желая признавать тенденции современности. Геранда, где разворачивается действие первых глав романа «Беатриса», — яркий тому пример. Тишина, которая постоянно подчеркивается Бальзаком, пронизывает собой и город, и дом семейства дю Геник, и образ самого его хозяина, старика. Всякого, кому случается оказаться в Геранде, тотчас поражает царящее там молчание: «Художник или поэт просидит не один час под этими нетронутыми временем сводами, наслаждаясь глубокой тишиной, — из мирного города не доносится в этот уголок никаких шумов. [...] Геранда успокаивает душу, как успокаивает тело опий; она, как Венеция, полна тишины» [100] . Будь то человек творческих профессий или буржуа — оказавшись в Геранде, он ощутит мимолетное желание провести в тишине этого бретонского городка старость и встретить там свою кончину, пишет Бальзак. Дом дю Геников расположен в глубине «тихой узкой улицы, где стоит прохладная и сырая тень». Старый хозяин неразговорчив, ведь «сдержанность — одна из характерных особенностей бретонца. [...] Глубокая молчаливость есть также свидетельство несокрушимой воли». Как отмечает Бальзак, «это был бретонский гранит в образе человека». В шесть часов вечера, с наступлением сумерек, в доме воцаряется «такая глубокая тишина, что слышно мерное постукивание стальных спиц» восьмидесятилетней сестры барона дю Геника, которая вяжет. Когда местный священник, приходивший к дю Геникам, покидает их, наступает безмолвие: «...тишину спящего города нарушали только размеренные шаги священника, да и они постепенно затихли вдалеке; стук двери, захлопнувшейся в доме аббата, был последним звуком, долетевшим до баронессы» [101] .
100
Оноре де Бальзак. Беатриса. Пер. с фр. Н. Жарковой.
101
Там же.
В «Человеческой комедии» городки, где находится местный епископат и история которых начиналась с собора, олицетворяют собой тишину. Аббат Бирото из романа «Турский священник» живет на втором этаже дома по улице Псалет, считая это излишней роскошью. Тот дом, где всегда сумрак, сырость и холод, «погружен в глубокое молчание, нарушаемое лишь колокольным звоном, церковным пением да криками галок». Впрочем, герою Бальзака по душе «тишина и покой» его кабинета [102] . Николь Мозе в предисловии к роману отмечает: «Безмолвие, холод, оцепенение, эгоизм — вот характерные черты провинциальных городков в сочинениях Бальзака»; персонажи, в данном случае аббат Бирото, наделены теми же свойствами.
102
Оноре де Бальзак. Турский священник. Пер. с фр. И. Грушецкой.
Те, кто читал роман Барбе д'Оревильи «Кавалер де Туш», наверняка помнят тишину ночной площади в Валони — с описания этого места начинается книга. Часы пробили половину девятого вечера, и «лишь сбивчивый стук деревянных башмаков, который постепенно учащался то ли из-за страха, то ли от скверной погоды, нарушал тишину площади Капуцинов, пустынной и угрюмой», вызывавшей в памяти другую площадь — ту, что с виселицей, где некогда совершались казни [103] .
Если обратиться к произведениям XX века, то здесь «Побережье Сирта» Жюльена Трака дает обширный материал для исследования тишины городов — настоящих «лабиринтов безмолвия», которое служит знаком обветшания, упадка, угрозы опасности. Роман Трака завершается описанием ощущений, нагнетенных странной, властной тишиной ночных улиц Орсенны, спящей столицы, по которым Альдо идет, покинув замок: «Сквозь ночное безмолвие, поверх голых стен, из нижнего города время от времени доносились легкие шумы: шум текущей воды, запоздалое гудение спешащей где-то вдали машины — отчетливые и в то же время загадочные, как вздохи и движения во время неспокойного сна, как время от времени появляющийся скрип сжимаемых ночным холодом пустынь» [104] . Этот фрагмент составляет резкий контраст с описанием парижской улицы Бретей, которое дает Пьер Сансо, наш современник, отмечая, как мягко там тишина и лоск касаются прохожих [105] .
103
Жюль Барбе д'Оревильи. Кавалер де Туш.
104
Жюльен Грак. Побережье Сирта.
105
Сансо П. Искусство замедлять темп / Баек А. де. Писатели на прогулке.