История толкования Ветхого Завета
Шрифт:
Наряду с интересом к библейской проблематике и к таким видам апокрифической и апокалиптически–пророческой литературы, вдохновленной ветхозаветными примерами, временами у православных славян появляется и антииудейская полемика. На Руси мы встречаемся с ней еще в XIII веке, а в 70–х годах XV века она переносится в самую гущу духовных событий Новгорода и Москвы — городов, которые в то время были центрами русской культуры. В это время на Руси появилась так называемая ересь «жидовствующих», которая через Новгород дошла вплоть до Москвы, где достигла своего расцвета, охватив даже высшую иерархию. Независимо от того, подстрекалась ли ересь «жидовствующих» непосредственно евреем Схарием, как утверждает в своем Просветителе Иосиф Волоцкий, или она была развитием и обновлением ереси «стригольников», как утверждают некоторые авторы в новое время, фактом является следующее: ее носители в основном отрицали то, что ветхозаветные события и пророчества имеют характер прообразов новозаветных событий. Пророчества как будто еще не осуществились, все еще ожидается их исполнение. Новгородские еретики отрицают учение о Святой Троице и Божественность Христа, отождествляя Христа с Моисеем. Почти полностью отвергая христианское экзегетическое предание, они возвращаются к началам и позициям антихристианской экзегезы [397] .
397
См.: Флоровский. Пути русского богословия. [Гл. I, 4; 5.] С. 8–9, 14. См. также: Кусков. История древнерусской литературы. С. 141–143.
Главными участниками борьбы против этого отрицания еретиками содержания Священных Книг были Иосиф Волоцкий и Геннадий, митрополит Новгородский. Для более успешной борьбы против жидовствующих еретиков и для духовных нужд самой Церкви и православного народа архиепископ Геннадий [398] начал переводить и издавать все книги Ветхого Завета. Для этого перевода использовались прежние славянские переводы, а книги, которые не были переведены, переводились с латинского из Вульгаты; перевод был доверен бенедиктинцу Вениамину (в переводе ощущается влияние хорватской глаголицы). Тогда впервые были переведены с латинского языка следующие книги: Паралипоменон, Третья книга Ездры, Премудрость Иисуса, сына Сирахова [399] , первая
398
См.: ПЭ X, 588–598 (Геннадий), 584–588 (Геннадиевская Библия). — Ред.
399
В основе перевода Сираха «лежал древний перевод, частью сохранившийся в других списках» (Юнгеров. Общее введение. С. 356–357). Согласно В. А. Ромодановской, восходит к мефодиевскому переводу ок. 885 г. (ПЭ X, 584). — Ред.
400
Флоровский. Пути русского богословия. [Гл. I, 5.] С. 16. Юнгеров П. Общее историко–критическое введение в Священные ветхозаветные книги. Казань, 1902. С. 521— 524 [Юнгеров. Общее введение. С. 356–358, ср. 350. В статье В. А Ромодановской список книг, переведенных с латинского, несколько иной: 1–2 Парал., 1–3 Ездры, Неем., Товита, Иудифи, Есф. 10–16, Прем. Солом., Иер. 1–25, 46–51, Иез. 45–46, 1–2 Мак.].
Между самими православными на Руси того времени появились два течения, которые то дополняли друг друга, то сталкивались, особенно в вопросе метода и церковной политики [401] . Имеются в виду «иосифляне» во главе со св. Иосифом Волоцким [402] и «заволжское движение», душой которого был при. Нил Сорский [403] . Иосифляне были заинтересованы в первую очередь исторической деятельностью, а заволжцы более направлены на внутреннюю созерцательную жизнь. Преподобный Нил Сорский и его духовные ученики были органическим продолжением святогорского исихазма, который в то время коснулся всех православных народов и оставил глубокий отпечаток не только в богословской и экзегетической мысли, но и в иконописи, литературе и всей духовной жизни, как в Византии, так и у славянских народов. Иосифляне по своему духовному настрою больше склонялись к практическо–нравственному использованию и толкованию Священного Писания, подчеркивая значение церковных исторических структур и дисциплины. Заволжцы, по примеру исихастов, больше внимания уделяли опытному поиску глубокого смысла слова Божия и молитвенному исихастскому переживанию тайны Откровения. По их мнению, познание тайны возможно только через крест, т. е. через подвиг и покаяние [404] .
401
Существенные коррективы к бытовавшим в науке взглядам относительно «нестяжательства» см. теперь в монографии: Плигузов А. И. Полемика в Русской Церкви первой трети XVI столетия. М., 2002. — Ред.
402
См.: СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 434–439. — Ред.
403
См.: Там же. Ч. 2. С. 133–141. — Ред.
404
См.: Флоровский. Пути русского богословия. [Гл. I, 5.] С. 14.
Геннадиевская Библия стала основой для всех последующих изданий церковнославянской Библии, несмотря на все изменения, которые она претерпела [405] . После нее были и другие переводы отдельных книг. Так, например, в XVI веке Димитрий Герасимов [406] сделал новый перевод Псалтири; он перевел и обширное Бруново [407] Толкование на Псалтирь, внося некоторые исправления и в текст, и в толкование. Точно так же и при. Максим Грек [408] перевел с греческого и латинского языков [409] Толковую Псалтирь с толкованиями святых отцов, занимаясь также переводом с греческого оригинала отдельных книг Священного Писания (Псалтири, Ездры, Даниила) [410] .
405
См.: Юнгеров П. Общее историко–критическое введение в Священные ветхозаветные книги. Казань, 1902. С. 522 [Юнгеров. Общее введение. С. 356–357, ср. 361].
406
См.: СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 195–196; ПЭ ХI, 171–173. — Ред.
407
Имеется в виду Бруно, еп. Вюрцбургский (Гербиполенский), написавший Expositio psalmorum (PL 142. Col. 39–530). — Ред.
408
См.: СККДР. Вып. 2. Ч. 2. С. 89–98, 520–521. — Ред.
409
Точнее, прп. Максим, еще недостаточно хорошо зная русский язык, перевел «Толковую Псалтирь» с греческого на латинский, а с латинского на русский ее перелагали Дмитрий Герасимов и Влас Игнатов. — Ред.
410
П. Юнгеров. Общее историко–критическое введение в Священные ветхозаветные книги. Казань, 1902. С. 524–525 [Юнгеров. Общее введение. С. 358].
Работа над Библией и ее толкованием в России XVI века связана с именем митрополита Макария († 1562) [411] . При его жизни было издано Священное Писание с текстом, несколько отличающимся от геннадиевского. В этом издании Пятикнижие, в сущности, дано в свободном пересказе. Наряду с исправлениями внесены краткие добавления и исправления, но иногда встречаются и обширные, состоящие из аналогий между Ветхим и Новым Заветом. Богатые иллюстрации, которыми сопровождается данное издание, свидетельствуют об усилении влияния Запада на русские духовные течения того времени. Это подтверждается и переломом, произошедшим тогда в русской иконописи, с прорывом новой волны через Новгород и Псков. Речь идет о постепенном отдалении иконописи от символическо–типологического реализма, свойственного Византии, и принятии декоративного символизма, лучше сказать, западного аллегоризма. Икона теперь более выражала дидактические идеи, чем отображала изобразительные, она становится скорее иллюстрацией библейских текстов, нежели глубоким ощущением целостной истины и ее неповторимого внутреннего содержания. В иконописном толковании Священного Писания в то время как будто ослабло христологическое ощущение библейских Богоявлений и произошел поворот к пророческим «образам» и «теням», т. е. к Ветхому Завету, лишенному новозаветного исполнения и полноты исторического воплощения [412] . То, что относится к изобразительному богословию, относится и к письменному богословию, и, соответственно, к экзегезе: здесь постепенно забываются византийские предания и усиливается влияние западных образцов того времени [413] . Это было время трагического конфликта внутри западного христианства, вызванного появлением протестантизма, который представляет радикальный поворот к Библии и пробуждение интереса к ней, но на герменевтических началах, отличающихся не только от схоластических, но, к сожалению, и от тех, которые всегда были свойственны единой, святой, соборной и апостольской Церкви. Естественно, что этот конфликт затронул также православный Восток, который не мог избежать контактов с Западом и поэтому остаться в стороне от духовных событий, происходящих там, и от его различных влияний.
411
См.: СККДР. Вып. 2. Ч. 2. С. 76–88. Годы жизни: 1481/1482–1563. — Ред.
412
Флоровский. Пути русского богословия. [Гл. I, 7.] С. 27–28.
413
Там же. С. 29.
Новым обстоятельством, во многом способствовавшим распространению Библии, стало изобретение книгопечатания. Библия впервые была напечатана на Западе, а потом и на Востоке. Первый, полный и исправленный, печатный текст Библии называется Острожская Библия (1581 год) [414] по имени русского князя Константина Острожского. Этот славянский текст намного ближе к греческому первоисточнику, чем Геннадиевская Библия, которая служит ему основой: он соединяет XVI век со временем переводов Кирилла и Мефодия. Целью этого издания было как можно более широкое распространение Библии в народе для его просвещения и для ограничения протестантской и униатской пропаганды, особенно развитой в западных областях. Влияние римской схоластики распространяется на русское богословие особенно через Киевскую духовную академию. Оно было настолько сильным, что ощущается и в известном Православном исповедании Киевского митрополита Петра Могилы [415] , утвержденном на Соборе в Яссах (1642 год), дополненном же и откорректированном Мелетием Сиригом. Исповедание Петра Могилы написано по образцу латинского Катехизиса, особенно по Канезиеву [416] . Латинское влияние ощущается особенно в учении о состоянии человека до грехопадения, о возникновении души, о Святых Тайнах и т. д. По этому Исповеданию, человеческое тело — от Адама, а душа — от Бога [417] . Она дается телу, когда оно образуется; таким образом, здесь мы имеем некий вид скрытого дуализма. Что же касается позиции Петра Могилы относительно Ветхого Завета вообще, то она не отличается от прежней позиции Церкви. Ветхий Завет, по его мнению, предсказывает пришествие Христа и способ этого пришествия: Христос должен быть полнотой всего, что сказано в Писании. Новый Завет уже свидетельствует, что Он действительно все исполнил и пришел так, как о Нем написано [418] .
414
См.: ПЭ V, 145–146. — Ред.
415
О свт. Петре Могиле см.: Мануил. Русские иерархи. Т. 2. С. 466–472. Годы жизни: 1596–1647. Рус. пер. «Исповедания» (в редакции 1662 г.): Православное исповедание. — Ред.
416
Правильно: Канизий (Canisius — латинизированная фамилия Петра де Хонда,
417
См.: Православное исповедание. С. 29–30 (Ч. 1. Вопрос 28). Вывод митр. Амфилохия о «скрытом дуализме» «Исповедания» представляется недостаточно обоснованным. — Ред.
418
И. Кармирис. Догматические и символические памятники Православной Кафолической Церкви. [Karmiris. Dogmatica monumenta.] Т. 2. С. 588/668, 608/688 [Ч. 1. Вопрос 28: см. предыд. примеч.], 618/698 [Ч. 1. Вопрос 54. Рус. пер.: Православное исповедание. С. 43–44], 619/699 [первая страница до дроби отсылает к страницам первого изд., вторая (у Кармириса в квадратных скобках) — ко второму]. [Об Острожском издании] см. также: Юнгеров 77. Общее историко–критическое введение в Священные ветхозаветные книги. Казань, 1902. С. 528–533 [Юнгеров. Общее введение. С. 360–364].
От латинского влияния не были защищены даже такие богословы, как св. Димитрий Ростовский (1651–1709) [419] , известный писатель и переводчик Житий Святых (его Жития «составлены, главным образом, по западным источникам» [420] ). Правда, это влияние больше ощущается у него как у писателя, в то время как, по словам отца [Георгия] Флоровского, его «внутренний опыт не вмещался в тесных гранях богословского ложного классицизма, но как писатель он за эти грани не переступал» [421] . Наряду с другими работами св. Димитрий Ростовский написал и произведение, названное Алфавит духовный, где в самом начале он истолковывает грехопадение Адама. По словам святителя, причиной грехопадения Адама было его безрассудство «и всех вещей нерассмотрение» [422] . Адам должен был понять заповедь и соблюдать ее, но он был умственно нерадивым; из этого родилось неверие, из него — непослушание и преступление, и наконец — отпадение от благодати Господа. Безрассудство отвело человека от Бога, а разум и познание всех созданий приводит к Богу. Познание творений, которое ведет к познанию самого себя, приводит к познанию Бога. Гносеологическая позиция Димитрия Ростовского гласит: «Не бо от горних на нижняя восходити должни есмы, но от дольных на вышняя» [423] . Природа, говорит он, это школа и зеркало, поставленное перед нашими глазами, чтобы мы поднимались от низшего к высшему. «От разума и познания раждается вера <…> Прав же разум возрастает и умножается от делания умнаго, и от хранения Господних заповедей» [424] . Очевидно, у св. Димитрия важную роль в богопознании играют аналогия и разум, как и в случае с западным богословием, что отражается несколько и на его экзегетической методологии. Это видно и по известному морализаторству, которым характеризуются его проповеди и вообще его богословская позиция.
419
См.: СККДР. Вып. 3. Ч. 1. С. 258–271; Ч. 4. С. 688–694. — Ред.
420
Это утверждение, буквально заимствованное автором у Г. Флоровского (с. 54; кавычки поставлены нами), как и многие заявления автора «Путей русского богословия», не вполне точно и исторически небеспристрастно. Русские списки житий святых были уничтожены на Украине во время татаро–монгольского ига и католической унии, поэтому монахам часто приходилось пользоваться латинскими книгами — по словам И. А. Шляпкина, часто «несогласными с духом православия». Вследствие этого предшественники свт. Димитрия начали составлять Четии—Минеи, используя доступный им материал. Свт. Димитрий, продолжив и завершив их дело, ввел в оборот, помимо латинских, русские (прежде всего, Великие Четии Минеи, но также и памятники ростовского происхождения), греческие и польские источники, критически и творчески перерабатывая тексты. См.: СККДР. Вып. 3. Ч. 1. С. 260. — Ред.
421
Там же. С. 93. [Флоровский. Пути русского богословия. Гл. II, 6. С. 54–55. Кавычки поставлены нами.]
422
Там же. С. 54–55. (Ссылка неверная, должна была бы стоять в предыдущем примечании.] Ср. также: Сочинения святого Димитрия Ростовского. Ч. 1. Киев, 1895. С. 194. [Алфавит духовный. Ч. 1. Гл. 1, 1 //Димитрий Ростовский. Сочинения. С. 214.]
423
Там же. С. 195. [Алфавит духовный. Ч. 1. Гл. 1, 6 // Там же. С. 215.]
424
Там же. С. 197. [Там же. Гл. 1, 7; Гл. 2, 1 // Там же. С. 215, 216.]
Если латинское влияние переносилось на русскую богословскую мысль через Киев, то со времен Петра Великого все более усиливающееся протестантское влияние приходит через Петербург. Реформа Петра Великого не случайно названа «Петербургским переворотом», а «Духовный регламент», который Петр составил вместе с [епископом] Феофаном (Прокоповичем) (1681–1736) [425] , — «программой русской Реформации» [426] . По мнению Феофана (Прокоповича), Священное Писание — первоисточник вероучения, причем самодостаточный. Потеряв глубокое ощущение тайны Церкви, он как бы заменяет ее Библией. Он все рассматривает через призму государственного секуляризма, поэтому Церковь для него — лишь некий вид союза взаимопомощи и единомыслия [427] . Только Священное Писание является «исходной позицией богопознания», ибо оно само обладает авторитетом как слово Божие. Оно лучше всего истолковывается им самим; даже и «согласие отцов» для него — только «человеческое свидетельство», т. е. историческое подтверждение церковной мысли отдельных эпох.
425
См. о нем: Мануил. Русские иерархи. Т. 3. С. 146–156. — Ред.
426
Флоровский. Пути русского богословия. [Гл. IV, 1.] С. 82, 84.
427
Там же. [Гл. IV, 3.] С. 92.
Из Трактатов Феофана (Прокоповича) для нас особенно интересны [шестой и седьмой] [428] , которые говорят «о человеке невинном и падшем». Именно этому вопросу, т. е. вопросу о падении и оправдании, посвящена и работа Распря Павла и Петра о иге неудобоносимом. Исходной точкой богословских рассуждений Феофана является последовательный «антропологический пессимизм», заимствованный от кальвинизма; у него уже заранее потеряла смысл «вся человеческая активность в процессе спасения». Человек, по его мнению, «разбит и опорочен грехопадением, пленен и опутан грехом». Феофан понимает оправдание чисто юридически [429] . Он считает, что оно дается только верой. Все эти выводы его основаны на схоластическо–протестантском экзегетическом методе. Прокопович был типичным представителем западного «просветителя» того времени, для которого обряд, подвиг не играют никакой роли в тайне богопознания и спасения. Для него, осознанно или неосознанно, «здравый рассудок» становится главным критерием Откровения и основой экзегетической методологии [430] . Нередки случаи, когда борьба «просветителя» этого типа против суеверия превращалась в скрытую борьбу против истинного благочестия и против исконного православного отношения к Откровению и миру. Хочется подчеркнуть в связи с Феофаном (Прокоповичем), что он больше, но не исключительно, склонялся к буквальному толкованию Священного Писания. Это ясно видно из его критики аллегорического понимания рая и деревьев в раю Оригеном [431] . Рай и деревья не обозначают, по Феофану, ничего другого, кроме того, что нам свидетельствует «простой разум» о них и однозначное библейское описание [432] . Филопротестантски настроенный Феофан (Прокопович) имел и сильного противника в лице [митрополита] Стефана (Яворского) [433] , который, со своей стороны, тоже находился под влиянием киевской богословской школы, ориентированной на латинскую теологию. Не без причины сказано, что в их лице на русской почве развивался конфликт реформации и контрреформации Рима [434] .
428
У автора: «седьмой и восьмой». Исправлено по Г. Флоровскому, с. 93. — Ред.
429
Там же. С. 93. [Кавычки, указывающие на буквальные цитаты из книги Флоровского, с начала абзаца и до этого места поставлены нами.]
430
Феофан Прокопович. Диалогисм. С. 43.
431
Это оригеновское аллегорическое толкование рая и райских деревьев повторялось православными экзегетами вплоть до самого конца Византии, несмотря на имевшую иногда место критику. — Ред.
432
Флоровский. Пути русского богословия. С. 97. [Ссылка неверная.]
433
См. о нем: Мануил. Русские иерархи. Т. 3. С. 38–45. — Ред.
434
Флоровский. Пути русского богословия. С. 105–106. [См. гл. IV, 5, с. 104.]
Значительным событием второй половины XVIII века, показывающим существование живого интереса к библейской проблематике в России того времени, было издание так называемой Елизаветинской Библии (1751 года) [435] , много раз переизданной. За основу этого издания была принята Полиглотта Валтона, использовалось и комплютенское издание. Переводчики ориентировались на текст Септуагинты. Над этим переводом, среди прочих, работал и [иеромонах] Иаков (Блонецкий), студент Киевской духовной академии, который последние 10 лет своей жизни провел на Святой Горе. Его преподавание в Твери и Москве отличалось библейским реализмом: он стремился принимать и понимать библейский текст в его контексте и в конкретной связи и даже в исторической перспективе. В то же время в экзегезе XVIII века мы часто встречаемся с аллегоризмом моралистического и поучительного характера. Но это не мешало экзегетам того времени рассматривать Библию как превосходную книгу Священной истории [436] . Экзегетический морализм возник под влиянием пиетизма, очень распространенного тогда в Европе и перенесенного на православную почву через школы и переводы с западных языков [437] .
435
Подробнее см.: Чистович. Исправление текста славянской Библии. — Ред.
436
Флоровский. Пути русского богословия. С. 107. [С. 106.]
437
Там же. С. 111. [С. 107.]