История, в части касающейся
Шрифт:
Разумовская смотрела на меня с интересом. Я попытался оправиться и привести мысли в порядок. Женщина молча протянула мне трость.
Я взял трость в руки. Глаза дракона немедленно загорелись красным огнём. Я чуть было не выронил трость. Тогда дракон свернулся кольцами на моей руке. Я заморгал глазами, пытаясь сбросить наваждение.
Трость больше не казалась резной деревяшкой, но была живым существом. Я посмотрел в красные глаза дракона. Они стали увеличиваться в размерах, заслонив собой всё. Ядвига Станиславовна взяла у меня трость и поставила её обратно в угол.
—
— Эта трость принадлежала Александру Петровичу. А теперь, перед тем, как я продолжу, скажите зачем вы здесь.
— Не знаю, — честно признался я.
— А я знаю. Вас пригласил сюда Дракон, и вы, только что, успешно прошли тест.
— Какой ещё тест?
— В вас тречёт кровь рода Разумовских.
— Чушь! Простите. Это невозможно.
— Всё возмозжно в нашей жизни, — мягко возразила мне хозяйка. — Совпадений и ошибок быть не может. Теперь вы — законный наследник рода.
— Думаю, что вы всё же ошибаетесь. Я пожалуй, пойду.
— Всего хорошего, — ответила мне, улыбаясь Разумовская. — Мы ещё увидемся.
Я улыбнулся в ответ и вышел. Мне было не по себе. Чёрт меня дёрнул сюда зайти!
Я нанял такси и уехал в аэропорт, решив выбросить из головы это маленькое недоразумение. Мой самолёт должен был унести меня на нашу базу в Кракове.
Наша группа славно потрудилась, устранив около двух десятков людей в разных странах. Это напоминало небольшое хирургическое вмешательство доктора. Через некоторое время больной станет чувствовать себя лучше. Небольшое кровопускание только пошло ему на пользу.
Волна, которую мы подняли, пожалуй, и впрямь была большой, так как наш профессор и его колееги напрямую занялись поиском артефактов, и мы их больше не видели.
Утром следующего дня меня вызвал к себе Галицкий.
— Хорошо группа сработала, — начал он. — По утверждению нашего уважаемого специалиста околонаучных дисциплин ваши действия создали большое возмущение какого-то там фона, так что они всем скопом идут по горячему следу.
— Вот и славно.
— А для вас предстоит небольшое турне.
— Что ты имеешь в виду? — удивился я.
— Наших джигитов помнишь, что с Геры?
— Ешё бы!
— Мы немного прошлись по их связям. Основные разрабатываются ФСБ, мы передали им материалы, а вот по этим надо сработать нам. — Галицкий протянул мне папку.
Я раскрыл папку и стал разглядывать фотограффии и читать установочные данные. Викторович не мешал. Когда я закончил, продолжил:
— Этих притянуть к ответственности почти не реально, сам понимаешь почему.
— Понимаю, — задумчиво протянул я.
— Вот и сработай. С тобой будет работать твоя группа. Сроку у вас на всё про всё — неделя. Желательно, чтобы разрыв по времени между акциями был небольшой.
— Ещё какие-нибудь особые пожелания?
— Хотелось бы оставить небольшое напоминание остальным.
— Понял, можно идти?
— Ступай себе с богом.
Я повернулся и вышел, собирая свою группу. Мы расселись вокруг стола в рабочей комнате.
— Итак, други мои верные, — начал я, оглядывая
Я раскрыл папку и передал материалы моим боевым коллегам. Они погрузились в изучение. Затем я распределил объекты работы. Мы запомнили информацию, и я закрыл папку. Все разошлись, а я вернул секретную папку Галицкому.
Назад на Землю нас перебросил один бесцветный тип, имени которого я так никогда и не узнал.
Два дня ушло на изучение двух, павших на мою долю объектов с помощью коммуникатора. Одним из объектов был генерал-лейтенант Рукавишников Семён Алексеевич. Из его досье мне было известно о его славном послужном списке в тыловой службе.
Несколько раз он проходил вскользь по крупным делам, но ни разу не удавалось даже ткнуть пальцем в него. Теперь он выбрался на Олимп и стал совершенно недосягаем для правосудия. Его мощные покровители никогда бы не позволили зашататься его опорам, а значит, и своим.
Сам по себе он тоже был таким зубром, что свалить его было бы совсем непросто даже имея на руках все карты. Дело в том, что, помимо своего "левого" приработка, Семён Алексеевич был вовлечён в грандиозную схему по хищению государственных средств, направленных на восстановление инфраструктуры Чечни.
Средства, уходившие налево, были просто огромные, речь шла о сотнях миллионов долларов. Куш Рукавишникова в этом деле был более чем солидный, но, видимо, этих денег ему было недостаточно и он решил рисковать, создав ещё одну криминальную схему.
Чем больше я погружался в изучение его жизни, тем больше меня охватывало чувство омерзения. Из-за таких подонков, как Рукавишников, гибли наши мальчики в Чечне и других местах.
Несчастным солдатикам прокачивали мозги о государственных интересах там и сям, давя на чувство патриотизма и другие жизненно важные органы, на самом же деле, преследуя сугубо личные цели. Вся война в Чечне была развязана по нескольким причинам, не имеющим ничего общего с интересами народов, вовлечённых в неё.
. . . Я знал распорядок дня моего подопечного с точностью до минуты, знал его привычки. Можно просто завалить его снайперским выстрелом или каким-нибудь явным отравлением. Я снова и снова проходился по его привычкам, связям. Постепенно план начал вырисовываться. В здании Министерства Обороны я решил акцию не проводить. Оставалась его частная жизнь.
Рукавишников жил на даче в хорошо охраняемом посёлке по Рублёвскому Шоссе. Именно там я и решил его достать. Проживал он с женой. Прислуга вечером уходила. Жена время от времени уезжала то к матери Марии Павловне, то к сыну Аркадию Семёновичу. Рукавишников оставался дома, лишь изредка он сопровождал супругу. Сегодня вечером его супруга должна была уехать к матери.