История Вэги Томасона
Шрифт:
В момент великой моей радости, чистой и невинной, как улыбка младенца, тяжёлая поступь сотрясла всю мою суть. Подошёл ко мне Рыцарь, склонился, поднял и усадил на печку ещё тёплую. Сам молчал, и дух от него такой суровый, что всё упоение счастьем схлынуло.
Глянул, а на кровати, сияющим куполом накрытая, лежала девочка моя любименькая, изрезанная вся, искромсанная, но проклятья и следа не осталось. А рядом с ней стояла фигура невысоконькая, будто ребёнок лет десяти, в длинном плаще. Да только с головой у него беда какая-то была: раздутая, что аж капюшон топорщился.
И тут я присмотрелся
Смотрел Рыцарь на меня, смотрел, да сказал, тяжело вздохнувши: "Отчего ты не дождался меня? Я самого настоящего чудотворца привёз, что смог бы это проклятие снять, не передавая вашему дитя". А я — молчок...
Подложи мне ещё этих мяконьких картофельных оладий, будь добреньким. Угу...
И тут ко мне ребёнок тот обернулся, так сразу и голос у меня прорезался. Как же я кричал, пока кровь ртом не пошла. А всё оттого, что под капюшоном был череп огромный змеиный. А из глазниц его, сквозь них, на меня зыркали глаза обычные, человечьи. Света хватало в доме, потому всё видно и было.
И этот страшный ребёнок указал на меня пальцем и молвил: "Ты глуп, чародей, неопытен и слеп. Ты не видишь ни причин, ни следствий. Ты сотворил ужасное. Но, вынуждена признать, оно помогло. И я помогу, ибо отмучились, искупили вину".
Тут мне Рыцарь Смердящий к губам чашку с водой поднёс, напоил и сказал: "Мне пришлось отступить, покинуть тебя, ведь ты плеснул в меня воду. Тело моё — живой огонь — страшится воды. Уехал я от тебя в ближайшую кузницу, чтоб наполниться пламенем. Рано мне ещё умирать. Да и тебе тоже..."
И близко-близко голову свою к моей поднёс. И тогда я разглядел, что он и не скелет вовсе, а просто старик, чья кожа прилипла к черепу так плотно, что каждую косточку видать. А глазки махонькие, чёрные, а внутри огонёчки горят, будто прямо в самую суть меня смотрят. Жутко это, знаешь ли.
Взмолился я, правды узнать желая. Тогда это существо в змеином черепе ручкой своей, вполне человеческой, поддело шнурок, меня опутавший, и потянуло. Тут-то я носом с печки и полетел. Вся сила моя махонькая из тела ушла вмиг.
Заговорило оно вновь: "Сила твоя теперь к женщине этой перейдёт, да не чародейская, а жизненная. Коли захочет женщина твою жизнь сохранить, — тут она указала на конец, что в окошко свешивался, — возьмёт из мира. А не захочет — тебя убьёт. Согласен?".
Спросил я, есть ли у меня выбор. И череп змеиный покачался — нет. Присмотрелся я, как капля по капле силушка моя чародейская утекает, да зарыдал, виной придавленный. А Рыцарь усадил меня обратно и сказал ободряюще: "Дышит она теперь снова, не убивайся так".
Подлей чайку горячего... Ага, хорош.
Существо называлось Соломеей. Она рассказала, что её мать прокляла прамать моей любименькой такими словами: "Раз ты мне в помощи отказала, то будь ты проклята и все женщины в твоём роду. А коли полюбят кого, так проклятие возлюбленного со свету сживёт".
Тогда я понял силу любви моей девочки. Горько-радостно от этого
Жадно она хватала, ненасытно... А я так обмяк весь, спиной к стенке провалился, чувствовал, как руки-ноги отнялись. И тут нить заоконная затрепетала, по ней поползли комки силы чужой. Сначала ко мне, да по ниточкам, да вокруг тела, меня оживляя, а затем и к любимой моей, что дышала, очей не открывая, полной грудью.
Не хотела она меня жизни лишать... А я был готов... Так я думал.
А потом Соломея сказала, что для того, чтобы радость моя ненаглядная проснулась и жить могла, ей придётся любовь ко мне отрезать. И я дал согласие.
Тогда подняла Соломея серп с плаща Рыцаря, что тот на пол бросил, подошла к кровати, да разрезала хитрым образом что-то над головой моей милой. И тогда я вдруг понял, что не вижу купола и шнурка, но всё ещё ощущаю, как держал он меня.
Мы ещё долго говорили. Рассказала Соломея, что раз проклятие я вынул, то не передастся оно ребёнку, что очень меня воодушевило. А Рыцарь Смердящий поведал, что специально в детстве нашёл мою милую по просьбе Соломеи, чтоб держать её от людей подальше, чтоб не влюблялась. Но она, строптивая моя, сбежала из-под опёки его.
Не поверил я поначалу: мелкая девчонка эта Соломея, а Смердящий Рыцарь — высохший старик. Но оказалось всё ещё страньше: она его даже старше на несколько лет, только и сама связана каким-то проклятием. Да сути его мне не поведали.
Хорош, хорош, последняя кружка чая... А то булькаю весь уже...
Соломея вышла на двор и вернулась с полным ведром воды. Сказала, что воду она эту заговорила, и та нужна для последней части воскрешения. Но только самой девочке моей решать, как ею воспользоваться.
Я спросил, что же она должна с ней сделать или не сделать, а Соломея головой покачала, черепом своим змеиным, и не дала ответ.
Так мы и ждали, пока проснётся любимая. День прошёл, другой... Меня водой с размоченным сухарями прикармливали, дозволили пройтись, но путы на себе я всё ещё чувствовал.
Я в комнату к себе пойду. Почему-то устал, пока ел. Ты зайди ко мне попозже, доскажу.
Закончу
Проходи... Кх-кх... Прости, не убрано... кх... в спаленке моей. Садись тут, подле меня. Начинаю. Заканчивать.
Когда я смог вволю шевелить руками, более не чувствуя на себе пут, попробовал силу свою чародейскую пробудить. Не вышло. Но в тот момент вздрогнула моя ненаглядная и очнулась.
Рыцарь Смердящий с Соломеей рядом с ней стояли, говорили о чем-то, но сразу же замолчали. Я с печки слез и приблизился. Оглядела нас любимая спокойным взглядом, воды попить испросила. Хотел я было ответить, да рот будто зашит оказался, и руки не поднимались.
Соломея указала на ведро с водой, что на полу стояло, предложила встать и испить. Любимая моя поднялась, заглянула в ту воду, руки ополоснула в ней и ответила, что вперёд должны другие попробовать. Я и девочка отпили, и сразу осели на пол, чуть дыша. Рыцарь в полушаге застыл на месте, когда родненькая моя обратила к нему ладошки, водицы полные.