История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.
Шрифт:
Обязательность обычаев подчеркнул Сальвий Юлиан, то есть тот юрист, который при Адриане фиксацией постоянного эдикта предпринял один из немногих шагов к окончательному формулированию ветви законодательства империи: «В случае, если мы не имеем писаного закона, нужно соблюдать то, что заведено обычаем и долгой привычкой. Если в каком-то случае их недостает, нужно следовать праву, которое к этому случаю больше всего подходит, или заключениям по аналогии. Если и это отсутствует, нужно следовать тому праву, которое принято в городе Риме. Укоренившийся обычай должен соблюдаться, как закон, и это является так называемым обычным правом» (Юлиан «Дигесты»). Но руководствующим во всех вопросах оставался
Если юридическая литература 1 и 2 вв. н.э. характеризуется как кульминация римской юриспруденции вообще, то именно потому, что в этой литературе речь идет преимущественно не о теоретических рассуждениях, философско-правовых или абстрактных спекуляциях, а о решении конкретных частных случаев. В формальном отношении эта направленность привела к тому, что часто преобладали обширные собрания заключений, которые в большинстве случаев носили название дигесты, заключения, правовые вопросы и письменные заключения. Хотя в этом казуистическом собрании содержались короткие общие соображения, в центре стояли вопросы применения права. Римской юридической науке была свойственна выразительная, ясная формулировка и четкое заострение отдельных сентенций, однако всегда преобладало трезвое, простое изложение юридической сущности.
Так звучит, например, отрывок из 27-й книги дигест К.Цервидья Сцеволы (вторая половина 2 в.н.э.): «Должник закладывает свою лавку кредитору. Спрашивается: действенен ли заклад и подразумеваются ли под обозначением лавки товары, которые в ней находятся. С течением времени товары были проданы и заменены другими. Умер и должник. Может ли кредитор, невзирая на перемену обстоятельств, по иску требовать все, что находится в лавке?» Сцевола дает следующую юридическую справку: «Подлежит залоговой повинности все, что в момент смерти должника находилось в лавке» («История римского права». Кёльн, 1980).
Вольфганг Кункель так по достоинству оценил достижения классических римских юристов: «С воистину великолепной уверенностью они пользуются методами логических выводов, техникой процессуальных формулировок и сложными юридическими правилами игры, которые следуют из переплетенного сосуществования старых и новых, гражданско-правовых, строго формализованных и гибких правовых институтов. Они не признают неясных соображений справедливости, морализаторских выражений и вообще всякое фразерство. Вековой работой доведенный до высочайшей гибкости язык... позволил им перефразировать в необыкновенно сжатой форме факты и ход мыслей. Не раз является шедевром изложение подлежащего решению случая, потому что оно, лишенное всех несущественных подробностей, конкретизирует служащие мерилом юридические точки зрения и тем самым делает излишним велеречивое обоснование решения» («История римского права». Кёльн, 1980, 105).
Помпоний в своем «Учебнике» связывает образование двух правовых школ с противоречиями между ведущими юристами августовской эпохи Г.Атеем Капитоном и М.Антистием Лабеоном. Консервативный Капитон теснее примыкал к традиции, Лабеон же ввел многочисленные новшества. По генеалогии, которую дает Помпоний, из приверженцев Капитона образовалась школа сабинианов, позже кассианов, содружество молодых практикующих юристов, которые были выдвинуты ведущими тогда политиками Массурием Сабином и Г.Кассием Лонгином (консул 30 г.н.э.). Названная по имени юриста Прокула школа прокулианов, которой сначала руководил Кокцей Нерва, дед будущего принцепса, примыкала, наоборот, к своему идолу, к Лабеону.
Общественное значение этих обеих школ было большим, они часто привлекались
Одним из многих парадоксов истории является то, что из многочисленных произведений классических римских юристов сохранились, как правило, только небольшие фрагменты и выписки, часто всего лишь в несколько строк, причем решающая посредническая роль выпала большому сборнику «Дигест» или «Пандект», созданному по инициативе Юстиниана в 6 в.н.э., а кроме этого, целому ряду папирусных фрагментов. Почти полностью сохранился элементарный, ясно сформулированный и легко понятный учебник, инстиуции неизвестного Гая, и это случилось не в последнюю очередь потому, что Г.Нибур обнаружил в 1816 году в Вероне рукопись произведения, которую дополнили также и различные египетские папирусы.
Гораздо более высоким литературным и юридическим рангом обладали 39 книг дигест К.Ювенция Цельса и 90 книг дигест уже не единожды упомянутого Р.П.Сильвия Юлиана. Цельс любил оттачивать свои мысли и основные принципы, к нему восходит одно из самых знаменитых дефиниций и правил римского права: «Право есть искусство добра и справедливости» («Дигесты»), а также: «Не существует обязательства выполнить невозможное» («Дигесты») или классическое указание: «Противоречит правовой науке выносить приговор на основании отдельной части закона или давать заключение, не просмотрев внимательно все определения закона» (9-я книга «Дигест»). В заключение, предваряя события, нужно упомянуть, что римская юриспруденция в 3 в.н.э. пережила повторный расцвет, о котором подробнее будет сообщено позже.
В римском регионе высочайшим уважением пользовалась также риторика. Тацит в своем «Диалоге об ораторах» характеризовал ее как занятие, «которое в нашем государстве в отношении пользы является самым плодотворным, в отношении достоинства — самым выдающимся, в отношении славы города — самым прекрасным, в отношении известности по всей империи и у всех народов — самым видным». Своей кульминации риторика достигла в лице Цицерона, который добился непревзойденного языкового мастерства в своих судебных и политических речах. Развитие при принципате проходило под сенью его индивидуальности, и современники очень быстро осознали, что риторика потеряла свой прежний блеск.
Помимо новых нравственных и формальных акцептов, которые расставили оба Сенеки в 1 в.н.э., а потом Фронтон во 2 в.н.э., — ответственность за упадок ораторского искусства в чисто римской манере возложили на «инертность молодежи, на нерадивость родителей, на невежественность учителей и забвение старых обычаев» (Тацит), а кроме того на состояние в ораторских школах. «При обучении ораторскому мастерству изучаются только два вида материи: свазории (защитительные речи) и контраверсии (обвинительные речи). Свазории передают, как не имеющие большого веса и не требующие большого ума, детям, а контраверсии предназначают более сильным... и кто же это такое придумал! Логично, что для похвалы при таком отклоняющемся от действительности материале применяют пустые высказывания. Вот и случается, что похвала за убийство тирана, выбор наказания за изнасилование, средство защиты от чумы, инцест с матерями и все то, что обычно ежедневно произносилось в школе, редко или никогда не излагается на форуме» (Тацит).