История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Крист Карл

Материал для своей «Истории церкви» Евсевий собрал еще во время гонений на христиан при Диоклетиане, первый вариант был готов еще в 303 г.н.э. и окончательно закончен только в 324 г.н.э. В этом произведении Евсевий подводит итог развитию отдельных христианских групп в новую историческую формацию. Используя многие первоисточники, письма, указы и другие документы, он создал специфически новый метод церковной историографии. Если здесь риторика отступает на задний план, то в написанной после смерти Константина «Жизни Константина» она занимает первое место для чрезмерной идеализации императора.

В процессе своего поворота к христианству Константин стал первым римским императором,

который из религиозных убеждений разделял антииудейские настроения христиан: до сих пор небрежно выполняемый запрет на вход евреев в Иерусалим, за исключением одного дня в году, был снова им ужесточен. Прежде всего император хотел по-новому упорядочить рабство в еврейском домашнем хозяйстве. Обрезанный евреями раб, неважно, христианин или нет, отпускался на свободу. Евреям вообще было запрещено держать рабов-христиан, потому что было бы несправедливо, «чтобы убийцы Христа держали рабами спасенных Спасителем людей» (Евсевий «Жизнь Константина», 4, 27). С другой стороны, иудейство, как и раньше, оставалось разрешенной религией; после временных ограничений главы синагог и другие служители культа снова получили привилегии.

Включение всего Востока в сферу своей власти принесло Константину новые проблемы, так как именно в восточной части Империи в те годы церковь была более разобщенной, чем где-либо. Епископские общины были там относительно независимыми, и церкви создали из основанных ими ячеек сеть, в которую входили большие метрополии Александрия и Антиохия. На Востоке десятилетиями прилагались усилия основать христианскую теологию по опыту греческой философии, и именно с этой стороны возникли сильнейшие трения.

Как в Северной Африке в донатистском споре, так и в Египте проблема отрекшихся привела к образованию секты мелицианов, однако для проблемы на Востоке характерно, что этот вопрос отступил перед теологически более серьезной проблемой логоса. Перед церковью стояла задача, с одной стороны, сохранить христианский монотеизм, а с другой — объяснить различие Бога-Отца и Сына. Этот круг вопросов оживленно обсуждался в Александрии после смерти Оригена, а также в Антиохии, причем в обоих больших христианских школах Ближнего Востока эти вопросы нашли совершенно различное толкование. Александрийская школа, хотя и упрощенно, но тесно соединила Бога-Отца и Сына. Отец и Сын по ее трактовке отличаются только тем, что Сын родился от Отца; пресвитер Арий под влиянием антиохийской школы придерживался мнения, что Отец и Сын сильно отличаются друг от друга. По Арию, Бог-Отец и только он был вечным, всесильным и всевидящим Богом, который не мог по своей природе иметь дело с земным. Как свое орудие для спасения мира он создал Сына, и только поэтому тот стал человеком.

Судя по всему, Арий именно в Александрии столкнулся с сильнейшими возражениями. Вскоре Александр, епископ города, отлучил его от церкви. Заседавший в Александрии синод египетских епископов утвердил этот приговор. Арий отправился на север, где он нашел понимание у дружественных ему епископов, особенно у Евсевия Никомедийского и Евсевия Цезарейского, историка церкви. Отныне спор охватил весь Восток Империи.

Когда был свергнут Лициний, Константин тоже подключился к этому спору. В двух письмах он обратился к Арию и Александру и был убежден, что сможет закончить конфликт своим личным призывом. Целью его вмешательства было создание единства христианской церкви, так как, по его мнению, это единство было выгодно для Римской Империи.

Письмо Константина к Арию и Александру местами обезоруживает наивностью. После описания своих намерений и поведения в донатистском споре он излагает, как на

его взгляд выглядит конфликт на Востоке: «Как я узнал, настоящий вопрос имеет следующее происхождение: ты, Александр, спросил своих пресвитеров, что каждый из них думает о написанном в Законе месте. На это ты, Арий, необдуманно ответил то, что тебе не должно было приходить в голову, а коль скоро пришло, должно было быть обойдено молчанием. Из-за этого между вами возник раздор, что раскололо святой народ на две части. Поэтому каждый из вас должен принести извинения и сделать то, что советует вам ваш единоверец.

С самого начала не нужно было бы ставить вопрос о таких вещах и давать на них ответ. Так как эти вопросы не предписывает какой-нибудь закон, а сварливость подняла их. Если они поставлены ради философских упражнений, мы должны держать их в уме, а не легкомысленно обсуждать их на публичных собраниях или доверять ушам людей. Ибо мало таких, кто в состоянии понять значение таких важных и трудных вопросов. При таких обстоятельствах нужно держать в узде болтливость, потому что малая сообразительность наших слушателей не позволяет привести к правильному пониманию наших слов, и по этим причинам народ обязательно раскалывается и богохульствует.

Поэтому необдуманные вопросы и скоропалительные ответы должны быть обоюдно прощены. Ибо повод, по которому разгорелся спор, не касается главного, что сказано в Законе. Никто из вас не ввел нового ложного учения. Нет, у вас одни и те же убеждения, и поэтому вы можете прийти к единодушному мнению. Ибо будет несправедливо и неподобающе, если из-за вашего спора о незначительных мелочах впадет в разлад божий народ, который под вашим руководством должен приучаться к порядку». Император ссылается на пример философов, которые, несмотря на разные взгляды на частности, объединились в одно учение, и заканчивает призывом к единству: «Я не говорю, что в этом разностороннем вопросе, как бы он ни звучал, нужно придерживаться одного и того же мнения. Драгоценная общность между вами должна быть без фальши, и общность должна сохраниться при любых взглядах, даже если возникает различие во мнениях по незначительным вопросам.

Верните мне счастливые дни и беззаботные ночи, чтобы для меня сохранилась радость и счастье спокойной жизни» (Евсевий «Жизнь Константина», 2, 69).

Но эти призывы были тщетными. После того, как первая попытка к примирению потерпела неудачу и следующий синод в Антиохии стал на сторону Александра, император снова вмешался и приказал летом 325 г.н.э. созвать синод епископов из всей империи. Местом съезда была выбрана Никея, куда Константин мог легко приехать из своей резиденции в Никомедии. В императорский дворец в Никее в мае 325 г.н.э. собралось около 250 епископов из всех провинций, большая часть с Востока. Император сам торжественно открыл синод, но не председательствовал, однако неоднократно вступал в дискуссии; по сведениям Евсевия, он даже побуждал епископов сказать решающее слово.

Тогда как на синоде в Никее относительно быстро пришли к решению отклонить мнение Ария, формулировка символа веры вызвала значительные трудности.

Спор вокруг Ария не был единственным вопросом для обсуждения этого синода. Он, кроме всего прочего, выработал основные принципы внутрицерковной организации. Синод епископов провинций отныне имел право выбирать епископов и проверять епископские решения. Особенно было выделено положение епископа столицы провинции. Он получил полномочия утверждать или отклонять выбор епископа. Исключением из этой организации были только епископы Александрии, Антиохии и Рима, которые сохранили свои прежние права и влияние внутри соответствующих территорий.