История времен римских императорв от Августа до Константина. Том 1.

Крист Карл

К своеобразию римского образа жизни относится то, что уже издавна были фиксированы границы полей и проведены линии, служащие для обмера. Следы их частично сохранились до наших дней. Римляне очень внимательно и настороженно наблюдали не только за небом, но и за своими соседями. Начиная с нападения кельтов в IV в. до н.э., у них выработался защитный инстинкт, менталитет, который возвел в абсолют интересы собственной безопасности. Для профилактики они периодически нападали на соседние племена. Мало-помалу это превратилось в принцип.

Фундаментальное значение для создания и расширения римского владычества имели два понятия римского государственного права: империя и провинция. До сих

пор является спорным вопрос, какое фактическое содержание имел термин «империя» в начале республики. Являлась ли она, как утверждал Т.Моммзен, всеобъемлющим полновластием высших магистратов, которые осуществляли как военное, так и политическое руководство. По этой концепции «империя» обозначала совокупность этих компетенций, которые раньше принадлежали царю, а позже — высшим должностным лицам — консулам и преторам.

Словом «провинция» обозначалась конкретная область империи, под которой могла пониматься определенная сфера юрисдикции, например, командование отдельным театром военных действий. Территориальное значение понятия «провинция» относится к более поздним ступеням развития, когда многочисленные римские провинции требовали точного определения. Как в случае со словом «империя», которое при принципате понималось как когерентная Римская империя, а во времена республики относилось к строго ограниченным во времени компетенциям, так и в случае с понятием провинция, которое в процессе развития римской экспансии коренным образом изменило свое содержание.

Начальная примитивная политика Рима с позиции силы хорошо иллюстрируется примером Сицилии, внеиталийской сферы влияния Рима. Римское вмешательство в распри мамертинов в Мессине в 264 г. до н.э. быстро привело к эскалации военных столкновений с Карфагеном, а именно, к продолжавшейся почти два десятилетия I-й Пунической войне, к которой Римская республика вообще не была готова, особенно на море. С царем же Сиракуз, против которого должна была быть направлена римская интервенция, был заключен договор о мире и союзничестве, который в дальнейшем очень пригодился Риму.

На опыте эскалации войны на Сицилии, истощившей Рим, Римская республика, как видно, ничему не научилась. Четыре десятилетия спустя она связала себя обязательствами дружеских отношений с Сагунтом, что на Пиренейском полуострове, чем спровоцировала Баркидов, династии их злейшего карфагенского противника Гамилькара Барки. Это спровоцировало II Пуническую войну (218—201 гг. до н.э.), которая привела город и его союзников на край пропасти.

Эта готовность идти на риск тем более удивительна, что совсем другой противник давно уже представлял для Рима гораздо большую опасность, чем карфагеняне на большом острове, а позже Баркиды в Испании. Процесс экспансии римского владычества и римско-латинской колонизации шел совсем в другом направлении. После нападения кельтов на первом плане стояли верхнеиталийские регионы и задача покорения кельтских племен. Делая вывод из более поздних событий, можно сказать, что римская республика во всех начинаниях, которые касались вне-италийских регионов, будь то Сицилия, Иллирия, Испания, Македония, Греция или Малая Азия и Северная Африка, вызывала события, последствия которых к началу интервенции не были предусмотрены.

Доказательством отсутствия у Рима внешнеполитической концепции является тот факт, что после окончания I Пунической войны на Сицилии не сразу была отлажена эффективная римская администрация вновь приобретенных областей. Первостепенная цель Рима заключалась не в том, чтобы по возможности лучше эксплуатировать новые регионы, а в освобождении Сицилии, а позже Сардинии и Корсики от власти Карфагена. За этим кроется не только абстрактная римская «идеология безопасности», но и горький опыт многочисленных грабежей городов побережья карфагенским флотом во времена

последней войны. Прежде всего за этим просматривается своеобразный принцип внешней силовой политики Рима: классическая Римская республика хотела господствовать над своим приграничным пространством, но боялась, однако, брать на продолжительное время власть над этими завоеванными территориями. Так как аристократическая республика не имела управленческого аппарата с долгосрочными функциями, она не могла и думать о том, чтобы взять на себя дополнительно управление большими регионами. Во-вторых, каждый обладатель власти, долгое время управляющий внеиталийскими областями, очень сильно увеличивал там свою клиентелу, что служило угрозой для равновесия римского аристократического общества и его однородности. Тем самым возрастала возможность образования единоличной власти, а в конце концов и монархической. Рим был всегда очень щедр на обвинения в подобных намерениях: подозревался в этом Сципион Африканский, а также Тиберий Гракх и Цезарь.

Итак, ясно, что начало систематической организации внеиталийской сферы господства Римской империи в своей основе было продиктовано военной и политической необходимостью. Очень часто это были импровизации, которые в будущем превращались в долгосрочные решения. Только в 227 г. до н.э. на Сардинии, Корсике и Сицилии были учреждены два претора с военной и административной властью и юрисдикцией. Установлением должностей этих двух провинциальных наместников преследовалась цель обезопасить римское господство от нежелательных для Рима совпадений интересов кельтов и карфагенян.

Обе ближайшие провинции, созданные в 197 г. до н.э. — Испания ближняя и Испания дальняя ~ были наследием II Пунической войны, подобно тому как Сицилия, Корсика и Сардиния — наследием I Пунической войны. Конфликт с Македонией привел к образованию в 148 г. до н.э. провинции Македония, к которой вскоре была присоединена большая часть покоренной Римом Греции. Это являлось следствием войны с Ганнибалом, бывшего союзником Филиппа V Македонского. Поводом для массированной римской интервенции, которая привела к параличу всех эллинистических монархий, послужили попытки македонских и селевкидских владык распространить свою власть на греческие полисы в Греции и Малой Азии.

Последующие образования римских провинций были тоже вынужденными. Возникновение провинции Африка в 146 г. до н.э. явилось неизбежным следствием III Пунической войны (149—146 гг. до н.э.). Образование провинции Азия в 129 г. до н.э. прямое следствие равнодушия владык Пергама, которые по завещанию передали свое царство римлянам, а тот, кто подает пример, всегда находит подражателей. Образование Нарбоннской Галлии в 121 г. до н.э. стало необходимым, когда нужно было обеспечить безопасность коммуникаций из Италии в испанские провинции.

Если учесть все эти даты, факты и взаимосвязи, можно понять, что радиус власти Рима постоянно расширялся дальше, чем может предположить число провинций. Целая сеть договоров о дружбе, клиентские отношения с вождями и царями, дипломатические миссии и «благодеяния» распространяли римское влияние на другие регионы и давали основания и предпосылки для новых вмешательств. Еще со времен первой римской интервенции в Грецию и на эллинистический Восток в начале II в. до н.э. в город Рим хлынули посольства и цари из всего Средиземноморья. Сенату очень нравилась роль постоянного советчика и третейского судьи. Рим превратился в место, где разрешались конфликты государств Греции и Малой Азии, а также Испании и Северной Африки, но только не конфликты собственных провинций. Уже давно стало ясно, что в результате непрямого управления, противоречивости и непродуманности римских решений озлоблялись и ослаблялись даже дружественные государства. Политические и общественные склоки часто приводили к хаотическим отношениям, и Рим был просто вынужден взять на себя управление этими государствами.