История всемирной литературы Т.7

Бердников Георгий Петрович

При чтении поздних романов Диккенса создается впечатление, что автор берет свои старые, хорошо известные по его предыдущим произведениям темы, но проигрывает их как бы заново. Вновь возникает центральная для его творчества тема «больших надежд» и «утраченных иллюзий».

Надежды разбиты. Очень редко на страницах поздних романов загорается спасительное пламя домашнего очага. Но разве можно представить себе Диккенса без надежды?

Она, конечно, осталась. Вера в добро. Но цена, которую теперь его герои платят за эту веру, очень высока. В поздних романах отчетливо определяются темы испытания, искупления и самоотречения. Выстраивается мир, духовно близкий Толстому и Достоевскому.

Идейно-тематические

изменения отразились и в стиле этих романов. Ранний Диккенс, создавая образ, заострял черту, смело, не смущаясь, что это повредит правдоподобию, сгущал характерные признаки (Чирибли всегда сияют, Катль в «Дэвиде Копперфилде» всегда появляется со своим неизменным железным крючком). Писатель сознательно стремился вызывать смех у читателя, но теперь он ставит перед собой иные задачи. Диккенс, подобно другим английским писателям-реалистам этого периода, обращает особое внимание на внутренний мир обычного рядового человека. Палитра позднего Диккенса — полутона, нервные, быстрые, иногда сбивчивые мазки, соответствующие человеческому характеру в его многочисленных, противоречивых проявлениях. Блистательные комические диалоги и монологи уступают место серьезным разговорам, в которых одно на поверхности и совсем иное — в глубине («Тайна Эдвина Друда»).

«Повесть о двух городах» — второй исторический роман Диккенса. От первого, не слишком удачного опыта исторического повествования, «Барнеби Раджа», его отделяет двадцать лет. Работая над «Повестью о двух городах», он вновь обратился за помощью к известному историку, публицисту и философу Томасу Карлейлю.

И все же Диккенс не намеревался создать произведение, в котором фигурировали бы реальные исторические персонажи. В «Повести» все герои — плод воображения автора. Но Диккенса теперь, как, впрочем, и Карлейля, интересовали исторические закономерности. Карлейль трактовал французскую революцию как историческое возмездие. Такое же понимание французских событий 1789—1793 гг. мы находим и в «Повести о двух городах».

Уже говорилось о том, с каким опасением Диккенс относился к любым активным, революционным выступлениям народа, в частности к чартистскому движению. Однако в этом романе он объективно сумел подняться над своими взглядами и изобразить народ как основную движущую силу истории. Частные судьбы (судьба Александра Манетта, его дочери Люси, Чарльза) поданы в этом романе в прямой зависимости от судьбы народа. И именно в этом в первую очередь историзм Диккенса.

Историческое чувство проявилось и в типологическом сближении Лондона и Парижа. Рассказ о французской революции — это фактически косвенный анализ политической ситуации в Англии, где терпению народа в любой момент, как полагал Диккенс, может наступить конец. В этом смысле «Повесть о двух городах», как и «Тяжелые времена», — еще один роман-предупреждение.

И все же, отдавая должное историзму Диккенса в этом произведении, не следует его преувеличивать. Он с глубоким историческим прозрением изобразил трагедию Александра Манетта. Хотя, как и полагается настоящему герою Диккенса, он согласился на брак дочери с сыном одного из своих заклятых врагов — иными словами, простил обиду, — в его личную судьбу властно вмешалась история. Жених Люси арестован как враг революции — и счастье дочери под угрозой. Но даже зрелый Диккенс остается Диккенсом-утопистом, и потому он не может допустить гибели героя, который в своем поведении не нарушил законов нравственности. Историческая закономерность в частной судьбе отступает перед любящим и преданным сердцем. Сидни Картон, который обладает удивительным сходством с Чарльзом, идет вместо него на гильотину и, жертвуя собой, дарует счастье любимой им Люси.

С еще большей очевидностью непоследовательность

историзма писателя проявилась в ключевом и наиболее трудном для него образе Терезы Дефарж. Отношение автора к этой героине двойственно: он понимает правду Терезы Дефарж, когда она вместе с восставшим народом штурмует Бастилию. Но он и не приемлет Терезу, которая ненавидит Люси за то, что она близка к Чарльзу. Французская революция, столь ярко изображенная в этом романе, для Диккенса мгновенно превращается в отрицательную, разрушительную силу, если она угрожает счастью человека.

По-иному понимает теперь Диккенс и характер человека, природу и тайну его поступков. Проблема маски, о которой говорилось в связи с «Крошкой Доррит», нашла свое дальнейшее развитие в «Повести о двух городах», в образах двойников Дарнея и Картона — людей, которых в романе объединяет только внешность и любовь к Люси. Безусловно, по своим внутренним качествам Чарльз в гораздо большей степени герой знакомого нам Диккенса, нежели беспутный Картон. Однако благородный поступок, самопожертвование во имя любви, совершает Картон — человек далеко не идеальный. На страницах романа обсуждается сложнейший психологический вопрос о подлинной и мнимой сущности человека, его «дневном» и «ночном» облике. Диккенс делает важное для себя открытие, что «ночная» сущность, сущность человека грешного, порочного (Картон) может переродиться. Перерождение — процесс отнюдь не мгновенный, оно наступает после испытаний, которым Диккенс почти обязательно теперь подвергает своих героев.

Изменения затронули и собственно формальную сторону романа. Последние книги Диккенса, в частности его роман «Большие надежды», — шедевры лаконизма и внутренней цельности. Писатель выработал многоступенчатую систему символов. В известной степени кульминацией такой символической поэтики стала «Повесть о двух городах» (весь текст держится на противопоставлении: шум шагов контрастирует с тишиной).

Но не только символы дали возможность автору добиться лаконизма и гармонии. Этому немало способствовало усиление детективной линии в повествовании. Правда, эта линия в той или иной степени всегда присутствовала в его романах. Детектив был одним из приемов, с помощью которых раскрывалась тайна общественного механизма. В то же время — и это не менее важно в общем контексте творчества писателя — детективный сюжет делал произведения занимательными, захватывающими, доступными самому широкому читателю.

В 50—60-е годы Диккенс в большом количестве печатает детективные рассказы. Отчасти увлечение таким типом повествования объясняется тем, что он не хочет отстать от своих учеников, например Уилки Коллинза, признанного мастера детектива. В эти годы в его прозе можно обнаружить даже некоторые прямые заимствования из Уилки Коллинза.

Однако детективные сюжеты в позднем творчестве Диккенса выполняют художественно-содержательную функцию. Они позволили ему организовать сложнейший психологический материал в достаточно сжатой по объему форме, стали средством внутреннего динамизма повествования.

Роман «Большие надежды» занимает особое место в наследии Диккенса. Это не только лучшее произведение, созданное в последнее десятилетие его жизни, но и самое цельное, самое гармоничное и, может быть, самое глубокое по мысли творение писателя.

Герой романа Пип многого ждет от жизни. И его надежды даже начинают сбываться: неожиданно у него, простого неотесанного паренька, появляется неизвестный благодетель. Пип надеется, что его облагодетельствовала мисс Хэвишем, странная богатая дама. В ее доме время остановилось, и все начало медленно обращаться в тлен, когда жених мисс Хэвишем не пришел за ней в назначенный день свадьбы. Все надежды сгорели, когда потухли свечи на свадебном пироге.