Истребитель поганцев

Хинкс Дариус

– Он теперь больше, – прошептал Элаз, посмотрев на Толдоса. – Видишь? Стало ещё хуже.

Толдос собирался начать отрицать, но увидел, что князь был опять прав. Отметина увеличилась почти вдвое. Прошлым вечером она была размером с монету. Сейчас же увеличилась до размеров кулака. И теперь её форма уже была не полумесяцем, а скорее — полукругом. Когда Толдос пригляделся, ему показалось, что он различил крохотное лицо на фигуре — ухмыляющийся рот и злобные маленькие глазки.

– Этого не может быть, – произнёс он, отчаянно пытаясь придумать, как это могло быть. Он лично руководил работами по замене

и наблюдал, как старое зеркало было уничтожено. Как могла отметина появиться вновь? Он снова прикладывал усилия, чтобы успокоить своего господина и снова оставался рядом с ним до тех пор, пока князь не уснул. Затем поспешил вон из покоев, зовя слуг и требуя опять заменить зеркало.

К тому времени, как наступил вечер, Толдос беспрестанно вздрагивал и бормотал что-то неразборчивое себе под нос. Он долго всматривался в новое зеркало прежде, чем разрешить отнести его в опочивальню князя. Он самолично оглядел каждую пядь, выискивая любой, даже малейший дефект, боясь, что что-нибудь пропустил. Разум Элаза был замечательный и острый, но очень хрупкий. Ещё одна такая встряска, и он может просто расколоться. Толдос не мог вынести даже мысли о страданиях своего господина. Он приказал своим слугам тоже осмотреть зеркало, и когда он, наконец, дополз до своей кровати, его разум был переполнен картинами его собственного лица, глядевшего на него из темноты.

Его разбудили тревожные крики. Во двореце царила суматоха. Слуги метались туда-сюда, кто-то колотил ему в дверь.

– Она вернулась! – услышал чей-то вопль Толдос, пока стремглав нёсся к покоям князя.

Он вошёл в опочивальню и обнаружил Элаза лежащим, скрючившись, на полу. Всхлипывая, князь указал на зеркало.

– Что ты со мной делаешь? – провыл Элаз. – Я этого больше не вынесу. Убери её! Убери! Сделай так, чтобы она исчезла!

Когда Толдос подошёл к зеркалу и увидел там отметину, у него возникло ощущение, что всё это какой-то сон. Она снова увеличилась и была теперь размером с голову, почти идеально круглой формы. Но в животе у него всё сжалось от другого — от лица. Теперь уже не было никаких сомнений — ухмыляющееся, сумасшедшее лицо скалилось ему из зеркала.

– Это луна, – всхлипывая, произнёс Элаз.

У Толдоса перехватило дыхание. Князь был прав. Лицо не было человеческим. Его кожа была пыльной и неровной, похожей на камень, и из покрывавших её кратеров и пиков сочился серебристый свет. Но глаза были ярко красные, как две капли крови, и они источали такую злобу, что Толдос вынужден был отвернуться.

– Разбейте его! – завопил он, взмахом руки призывая слуг. – И уберите сейчас же!

После чего он на нетвёрдых ногах приблизился к князю и опустился рядом с ним на пол, шепча одну молитву за них обоих.

Пока слуги занимались разборкой рамы, Толдос вызвал княжеских эскулапов и позже, когда Элаз погрузился в наркотический сон, вышел из опочивальни, ругая себя за проявленную слабость и давая себе слово больше не подводить князя.

Он провёл день, общаясь с купцами и ремесленниками, и к вечеру получил в распоряжение абсолютно новое зеркало. Все материалы были привезены извне дворца, и мастера своими жизнями клялись, что князь ни за что не найдёт каких-либо изъянов.

Спать Толдос ложился трезвым и умиротворённым. Он был

уверен, что новое зеркало решит проблему. Возможно, его яркость будет несколько отличаться от прежних зеркал, но это будет меньшей мукой для князя, нежели это скалящееся лицо.

Толдос проснулся рано, во дворце было всё спокойно. Слуги суетились вокруг него, открывая окна и подавая ему на стол завтрак. Он быстро оделся и, оставив еду, поспешил через залы дворца к покоям князя. Никаких звуков беспокойства, когда он подходил к дверям, слышно не было, и Толдос, прошептав молитву, вошёл внутрь.

Он поспешил к зеркалу и к своей радости увидел, что на стеклянной поверхности не было отметины — ни следа того ужасного, скалящегося лика луны, что был там прошлым днём.

– Наконец-то, – облегчённо выдохнул он, поворачиваясь к кровати, – мы от неё избавились.

Кровать была пуста.

С забившимся сердцем Толдос бросился к ней и откинул покрывало.

– Это ещё ничего не значит, – пробормотал Толдос. – Князь часто вставал спозаранку и до того, как началось всё это безумие с зеркалами.

Он опросил слуг, видел ли кто Элаза, но никто не видел. Затем, когда он уже опять начал паниковать, один из поварят сказал, что они видели, как незадолго перед рассветом кто-то спускался в погреба. Поварёнок тогда не придал этому значения, но, когда описал фигуру, Толдос понял, что это мог быть и князь.

– В погреба? – он был несколько озадачен, но испытывал такое облегчение от вида безупречного зеркала, что, казалось, ничто не могло испортить ему настроение. Не желая ставить князя в неловкое положение, он отпустил слуг и в одиночку направился ко входу в погреба.

Дверь была открыта, и когда он спешно начал спускаться по лестнице, то увидел, что кто-то лежал внизу, на каменных плитах пола.

– Князь, – ахнул Толдос, прыгая через ступеньки. – Вы упали? Что с вами?

Когда он только коснулся руками шеи лежавшего, он сразу понял, что это труп. Кожа была холодной как каменный пол. Он перевернул тело и отпрянул назад, скривившись от брезгливости. Это оказался не князь, а один из слуг. Хотя понять это Толдос смог только по ливрее, надетой на тело. Лицо мертвеца было так сильно обезображено, что невозможно было его опознать. Он был весь в крови, и глубокая рана проходила через оба его глаза, и горло его также было перерезано.

Толдос аккуратно опустил труп обратно на пол и огляделся. Погреба были высечены прямо в скале под дворцом и представляли собой целую сеть из не очень ровных туннелей, заставленных бочками, мешками и ящиками.

– Князь? – позвал Толдос.

Он взял со стены факел и зажёг его. Когда пламя осветило горы запасов, он увидел ещё одну фигуру, сгорбившуюся на одном из ящиков и тихонько всхлипывающую. Это был Элаз.

– Ваше высочество, – воскликнул Толдос, бросившись к нему. – Что мучает вас? Луны больше нет. Мы свободны от неё. Не беспокойтиесь об этом слуге. Что бы тут не произошло…

Его слова застряли у него в горле, когда князь выпрямился и повернулся к нему лицом. Прекрасный лик Элаза исчез, заменённый ухмыляющимся, покрытым кратерами ужасом из зеркала. Голова князя превратилась в усыпанную оспинками луну с налитыми кровью глазками.