Истребители танков
Шрифт:
Из воспоминаний старшего писаря штаба 1846-го полка В. Г. Калашникова:
«После ожесточенных боев 1–2 октября целый день стояло затишье. Фашисты стягивали силы. Наш полк за это время сменил позиции. И все же предутренняя атака врага окончилась для полка трагически: мы потеряли несколько орудий, немало личного состава, в том числе — всю пятую батарею вместе с комбатом Поросятниковым.
На следующее утро командир В. М. Морозов собрал всех тыловиков полка и поставил перед ними задачу: любой ценой возвратить орудия, захваченные немцами. Группу возглавил помощник
Первая наша контратака захлебнулась. Иванов убит. Ранены свердловчанин Мельнов и я».
Вторая контратака была предпринята ночью при поддержке пехоты. На этот раз вызволили четыре пушки и сразу же ввели их в строй. Удалось также найти труп старшего лейтенанта Иванова. Похоронили его в саду дома, где стоял штаб полка.
В этот же день первая батарея занимала оборону в двух километрах от берега.
«Мы услышали гул моторов и увидели немецкие танки, идущие к нашим боевым позициям, — рассказывает бывший заряжающий А. Б. Панкевич. — Наш расчет вступил в бой. С первого выстрела подбили передний танк, но идущий за ним вывел из строя нашу пушку. Оставшиеся орудия стреляли не переставая и подбили еще двенадцать вражеских танков. Однако и наши потери были велики. От батареи осталось двенадцать человек и — ни одной боеспособной пушки».
Досталось и второй батарее полка. Шестого октября она потеряла три орудия. Из строя выбыло более половины бойцов:
«Немцы начали атаку около 12 часов дня. Танки внезапно вынырнули из балки на расстоянии семидесяти метров от наших огневых позиций, — вспоминает бывший командир второй батареи старший лейтенант В. П. Костин. — Мы не слышали шум их моторов из-за рева самолетов. Пришлось стрелять по танкам в упор. Вражескую пехоту положил фланговый огонь пулеметов первой и третьей батарей».
Восьмое октября
Каждый день уводил за собой в вечность кого-то из бойцов, защищавших плацдарм на правом берегу Днепра. Вставало солнце, и люди в военных робах зачарованно смотрели в рассветное небо. К вечеру кто-то из них будет лежать недвижимым, кто-то будет стонать от боли и терять сознание. Как знать, в кого сегодня упрется перст его величества Случая? Быть может, для меня это последний рассвет, думал каждый боец. Но долго предаваться печали некогда. Начиналась атака. Чтобы выстоять, нужно действовать быстро и четко, забыв об естественном для всего живого страхе перед смертью.
Каждый день просеивал людей, как сито, деля их на живых, раненых и мертвых. Но и среди этих напряженных дней были сверхтяжелые, когда коса смерти ходила особо широко.
Один из таких дней на плацдарме — 8 октября. Батарея Халтурина занимала огневые позиции на танкоопасном направлении. Орудия стояли на прямой наводке. Неподалеку от них, на кургане, был оборудован командный пункт. «В этот день сюда прибыл начальник штаба полка капитан Спиваков, — вспоминает Халтурин. — Тот самый Саша Спиваков, который был командиром батареи в восьмой бригаде с момента ее формирования.
Фашисты не испытывали дефицита в бомбах и снарядах, а 8 октября стали налетать по восемнадцать — двадцать бомбардировщиков. Только
Бомбы рвались непрерывно, но Саша, не обращая на них внимания, рассказывал мне о своей семье, эвакуированной из Старой Руссы, где он служил до войны. Два года Спиваков разыскивал родных, мучаясь мыслью о том, что, возможно, их нет в живых. Наконец семья нашлась.
Когда Александр, попрощавшись, вышел из командного пункта, очередная группа вражеских бомбардировщиков вошла в пике. Спиваков вдруг упал и не поднялся. Его сразил осколок авиабомбы.
Во время этого же налета тяжело ранило командира четвертой батареи старшего лейтенанта В. Т. Корнеева (его командирский пункт находился рядом с нашим). Василий Терентьевич скончался на пути к переправе через Днепр».
В этот день тяжело контузило и Георгия Алексеевича Халтурина. Одна из крупных авиабомб взорвалась в метре от командного пункта его батареи и закопала всех, кто там находился: комбата, разведчиков, связистов, связных — всего семь человек. Их откапывали под пулеметным огнем противника.
В живых остались лишь те, кого откопали первыми. Это были комбат и его разведчик. Если бы рыть начали с противоположной стороны окопа, в живых, возможно, остались бы двое других бойцов.
Через сорок два года после этих событий, на встрече однополчан бригады в Белгороде, Халтурин обнял бывшего командира орудия четвертой батареи И. П. Шульгина, который был в числе тех, кто с лопатой в руках, рискуя собой, спасал ему жизнь. А она тогда еле теплилась. Извлеченный из-под земли комбат не мог ни слышать, ни говорить. Однако когда его хотели отправить в госпиталь, решительно воспротивился.
Последствия контузии проходили медленно. За Георгием Алексеевичем, отказавшимся уйти в госпиталь, наблюдал врач бригады Б. А. Никитин. Когда к контуженому частично возвратился слух, Борис Алексеевич учил его говорить, как учат детей. Занятия проходили успешно, но у комбата начался воспалительный процесс мозговой оболочки. Пришлось все-таки отправляться в госпиталь.
После пятимесячного лечения Георгий Алексеевич был уволен в запас. Так закончился боевой путь комбата, но с военным делом он не порвал. В марте 1944-го райвоенкомат Ленинского района города Свердловска направил Георгия Алексеевича начальником военной кафедры Свердловской госконсерватории.
Уже будучи дома, Халтурин прочитал в «Правде» Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении его за днепровские бои орденом Ленина.
Враг с трех сторон
Когда плацдарм наших войск на правом берегу Днепра был расширен до пяти километров по линии фронта, батареи 1844-го полка расположились на высотах, господствующих над местностью. Это было для фашистов словно нож в теле. Командир бригады гвардии подполковник Сапожников предупредил командира полка гвардии майора Кавтаськина: «Немец обязательно полезет на твои высоты. Надо выстоять!»