Итальянская комедия Возрождения

Макиавелли Никколо

Конец комедии

ДЖОВАННИ МАРИА ЧЕККИ

СОВА

Перевод Е. Дмитриевой

ПРОЛОГ

Итак, о чем поведают, выйдя на подмостки, эти господа? Опасаются ли они, что не достигнут того блеска и той глубины, к коим, по-видимому, обязывает их или, лучше сказать, должно обязывать звание лицедеев, которое они себе присвоили? Коли опасаются — пусть оставят опасения, дабы показать каждому, что они не менее

смелы теперь, поднимаясь на подмостки, нежели когда присваивали себе это многообещающее звание, тем более что, невзирая на сжатость времени и прочие плебейские условности, они намереваются представить совершенно новую комедию, сочиненную одним из них ради собственного и вашего удовольствия, фабула которой не заимствована ни у Теренция, ни у Плавта, в чем вы сами убедитесь, а подсказана случаем, происшедшим недавно в Пизе с некими юными студентами и некими благородными дамами. Случай этот и вправду таков, что вполне заслуживает вашего великодушного внимания и, осмелюсь даже утверждать, вас позабавит. Если кто-нибудь ожидает, что комедия сия по примеру большинства комедий начнется с опустошения Рима, осады Флоренции,^{172} вынужденной разлуки детей с родителями либо с чего-то подобного, а закончится свадьбой, тот ошибается: в нашей комедии вы не услышите жалобных сетований о потерянных сыновьях или дочерях — ведь, как я уже сказал, в ней нет никого, кто бы мог их потерять, — равно как и речей о женитьбе или замужестве, ибо в числе многих прочих достоинств, даже преимуществ этой развеселой компании главное то, что ее участников не занимают мысли о браке — ни своем, ни чьем бы то ни было. И ежели вы спросите, что же составляет предмет комедии, я отвечу: одна история, продолжавшаяся всего десять часов, а может, и того меньше; вы ее скоро узнаете, уделив комедии свое благосклонное внимание, каковое желательно на подобных представлениях и каковое вы оказывали другим комедиям того же автора. Если же вдруг она покажется вам несколько более вольной по языку либо по интриге, нежели прочие его комедии, простите его, ибо, пожелав однажды отойти от такого предмета, как свидания и свадьбы, он не сумел этого сделать. Вот и все, что стоит сказать в оправдание автора и всех остальных; да они и сами считают, что перед вами, кои являетесь их друзьями и почитателями, оправдываться было бы излишне, а тем паче — перед людьми злобными: ведь это все равно что бросать слова на ветер, поскольку злобный человек не захочет выслушивать оправданий; и перед завистниками нет у них желания оправдываться, дабы не уронить себя слишком низко — учитывая ничтожество этих людей, коль скоро позволительно называть завистников людьми. Они уповают на ум зрителей и надеются на их похвалу за то, что, будучи молоды, откровенно предаются молодым утехам. А впрочем, пусть всяк судит по-своему — это не меняет дела. Единственное, о чем они просят каждого зрителя, — выслушать «Сову» молча от начала до конца. Потом же любой волен браниться или восхищаться в зависимости от того, что подскажет ему природа, ибо брань не вызовет у них гнева, а хвала не вскружит им голову. Однако они уже выходят на сцену. Слово им.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мессер Джулио, студент.

Мессер Ринуччо, студент.

Мессер Амброджо, старый адвокат.

Мадонна Оретта, его жена.

Мадонна Вьоланте, ее сестра.

Джорджетто, слуга мессера Джулио.

Джаннелла, слуга адвоката.

Мадонна Вердиана, святоша.

Мадонна Аньола, служанка.

Угуччоне, брат мадонны Оретты.

Действие происходит в Пизе.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мессер Джулио, студент, и Джорджетто, его слуга.

Джулио. Когда

бы отец с матерью, а за ними и вся Флоренция приехали в Пизу, от них не было бы мне такой пользы, какая может быть от тебя.

Джорджетто. Рад служить вам.

Джулио. Признаюсь тебе: с того дня, как ты отсюда уехал, то есть вот уже скоро два месяца, нет среди здешних студентов никого несчастнее меня.

Джорджетто. Может, обстановка непривычная? Или в науках переусердствовали? Я вам, хозяин, так скажу: вы только первый год в студентах и навряд ли уж столь быстро выучитесь, что не придется, по крайности, еще на годик здесь задержаться. Тише едешь — дальше будешь.

Джулио. Тише, говоришь? Да ежели честно — только ты меня не выдавай, — я за все это время, пожалуй, и четырех часов не занимался. Так что, как видишь, тише некуда.

Джорджетто. Да, такое ученье усердным не назовешь, прямо скажем.

Джулио. Какое уж тут усердие, когда я умираю от любви? Когда места себе не нахожу ни днем, ни ночью?

Джорджетто. Выходит, у вас на уме другая наука. А вашу любовь разделяют?

Джулио. И да и нет. Но лучше бы не разделяли, ибо что касается предмета моей любви, то я влюблен без взаимности, а что касается соперников, то, увы, те же чувства разделяет и мессер Ринуччо Гваланди, в доме которого мы с тобой живем. Он и есть мой соперник, о чем сам не подозревает. И неприятнее всего, что он посвятил меня в свои чувства и вечно обсуждает их со мной да еще просит, чтобы я ему помог.

Джорджетто. Уже неплохо: вы про него знаете, а он про вас нет. Ну и как — везет ему в любви? Движется дело?

Джулио. Потихоньку. Думаю, он с ней даже еще не говорил, зато нашел общий язык с ее служанкой.

Джорджетто. А вы-то объяснились в любви — хоть сами, хоть через кого-то?

Джулио. Пока нет.

Джорджетто. Втрескались два месяца назад и еще не объяснились? Господи, до чего глупо! Ни в какие ворота не лезет.

Джулио. В таком деле нельзя горячку пороть.

Джорджетто. Будь я на вашем месте, она бы у меня давно забрюхатела — уж я бы два месяца не тянул.

Джулио. Ты что? Это тебе не какая-нибудь потаскуха, с которой можно переспать за три-четыре юлия,^{173} а одна из благороднейших женщин в городе.

Джорджетто. Молоды вы еще, вот что я вам скажу. Баклуши бить — это вы умеете, а как до дела доходит, грош вам цена. Вот увидите, я вам помогу все в два счета обтяпать. На ловца и зверь бежит. Скажите только, кто она.

Джулио. Скажу. Но понимаешь, Джорджетто, я бы не…

Джорджетто. Оттого что будете некать, вы ничего не выиграете. Неужто, черт возьми, у вас было мало случаев испытать меня и вы не знаете, на что я гожусь?

Джулио. Мне известна твоя преданность и твое умение хранить тайны. Тем не менее я считал нелишним напомнить тебе об этих качествах, ибо, всплыви все наружу, я погиб.

Джорджетто. Не бойтесь, скажите же, кто она.

Джулио. Жена мессера Амброджо да Кашина, пизанского адвоката, ее зовут мадонна Оретта де’Сисмонди, и живет она вон в том доме.

Джорджетто. Совсем рядом — прямо рукой подать.

Джулио. А проку-то что?

Джорджетто. Как что? Разве это не великое удобство — найти себе даму по соседству? По крайней мере, вы можете видеть ее в любое время.

Джулио. Как бы не так! В лучшем случае я вижу ее раз в полмесяца, да и то мельком.

Джорджетто. Неужто она до того боится свежего воздуха, что в окне не показывается?

Джулио. Ни в дверях, ни в окне. Мессер Амброджо сторожит бедняжку хуже, чем в тюрьме, ревнуя ее так, как только может мужчина ревновать женщину. Понимаешь? Раньше, я слышал, он, подобно прочим законникам, частенько отлучался из города по своим адвокатским делам, теперь же дома сидит, никуда не ездит.

Джорджетто. Надо думать, сколотил деньгу.

Джулио. Да, он смерть как богат.