Итальянская комедия Возрождения
Шрифт:
Мессер Джаннино. Что можешь ты сказать в свое оправдание, несчастная? Меня ты променяла на какого-то Лоренцино?
Лукреция. Коли выслушаете, увидите и вы, мессер Джаннино, что гневаетесь на меня понапрасну.
Мессер Консальво. Послушаем ее. Невелика услуга.
Гульельмо. Сказывай, что надумала.
Лукреция. Наперед всего знайте, Гульельмо, что тот, кого вы принимаете за Лоренцино, вашего слугу, равно со мною знатен и уже много лет приходится мне законным супругом. С той поры, как мы обвенчались, и до
Гульельмо. Как у тебя только язык поворачивается, лгунья! Вспомни-ка, что ты плела, когда приютил тебя под своим кровом: будто похитили ее из родимого дома, что под Валенсией; чуть ли не из рук родной матушки вырвали. А уж супруга и в помине никакого не было.
Лукреция. Слукавила я тогда. Родом я вовсе не из Валенсии, и звать меня не Лукрецией. Притворствовала я для того, чтобы вы не повестили моего дядю, признав меня; ибо совестно мне было за то, что бежала из родительского дома вместе с моим суженым, коего зовете вы Лоренцино.
Гульельмо. Чего же было совеститься, коль он муж тебе, как ты уверяешь?
Лукреция. Полагала я, что не поверит мне дядя, ежели не представлю в свидетели моего мужа, коего почитала павшим от рук похитивших меня сарацинов. Так и таилась я до сей поры.
Гульельмо. Тогда что за охота была бежать из родимого дома?
Лукреция. Дядюшка мой ни в какую не соглашался отдать меня за него. Потому и обвенчались мы тайком. С того самого дня я дала обет не знать более ни одного мужчины, кроме него. Кому, как не вам, должно быть ведомо: первое, о чем просила я вас, попав в ваш дом, было скорее убить меня, чем заговаривать о моем замужестве. Тысячу раз согласилась бы я умереть, нежели стать добычей другого мужчины.
Мессер Джаннино. Боже! Сердцем предчувствую такое, что и не вымолвить.
Гульельмо. А этот твой новоявленный супруг, как он очутился в моем доме и отчего не открылся сполна?
Лукреция. Он полагал, что веры ему все равно не будет, вот потому и надумали мы тайно уехать под покровом ночи. Только судьба по-иному расположила.
Гульельмо. Так расположила, что не сладилось у вас извести вашего благодетеля, гнусные мошенники!
Лукреция. Подобного мы и в мыслях не держали. Верно лишь то, что Лоренцино, как он вам и признался, готов был защитить меня от любого, кто взялся бы нам помешать.
Гульельмо. Тебя послушать, так выходит, что не было еще на свете женщины более целомудренной и более постоянной в любви, чем ты. Только все одно я тебе не верю.
Лукреция. Заклинаю вас, Гульельмо, если вы и впрямь любили меня как дочь, окажите последнюю милость в мой предсмертный час, поверьте мне, ибо сказанное мною — чистая правда. И открылась я вам единственно для того, чтобы не таили на
Гульельмо. Как же я исполню твою волю, коль не услышал еще, какого ты роду-племени и кто твой дядя?
Мессер Джаннино. Отец, послушайте. Я почти уверен, что это Джиневра.
Гульельмо. Боже правый!
Мессер Джаннино. Ответь нам, из каких ты мест и как величали твоего отца?
Лукреция. Педрантонио Молендини из Кастилии.
Мессер Джаннино. Джиневра, сестрица милая, вот твой отец и дядя. Я же твой родной брат.
Гульельмо. Доченька!
Мессер Консальво. Драгоценная моя племянница!
Лукреция. Возлюбленный батюшка, бесценный дядя, брат любезный! Теперь и умереть не страшно!
Гульельмо. Ах, несчастный старик! Жалкий горемыка! О, злосчастная судьба, что в одночасье вернула мне дочь и моими же руками лишила ее жизни! О-хо-хо-хо!
Лукреция. Не печальтесь, батюшка, не лейте горьких слез, ведь я умираю со спокойной душой. Перед смертью сподобилась я лицезреть дорогих моему сердцу родичей, о чем мечтала долгие годы. Теперь моя невинность ясна всем. Да и любимый мой муж, Ферранте ди Сельваджо, с готовностью отправится со мной в последний путь.
Гульельмо. Джиневра, дочь моя, прости своего горемычного отца за те обиды и унижения, что снесла от меня.
Мессер Консальво. Не время сейчас слезами заливаться, Педрантонио. Пошлем не мешкая за врачом, дабы сыскал он противоядие.
Гульельмо. Матерь Божья! Слишком крепкий отвар заготовил для меня маэстро Гвиччардо! Однако попытка не пытка. Живее, Маркетто, хоть из-под земли достань мне маэстро Гвиччардо и сейчас веди его сюда: дело, мол, наипервейшей важности.
Маркетто. Вмиг обернусь; он, поди, в лавке аптекаря Грегорио. А, чтоб вас всех! Невелика охота нестись сломя голову. Однако надо, хоть снадобьем здесь уж вряд ли пособишь.
Гульельмо. Ступай в дом, Лукреция. Прилягте вместе с Ферранте: пусть хорошенько прошибет вас пот. Вскоре подоспеет лекарь и чем возможно вас попользует.
Мессер Джаннино. Позволь, я сниму с тебя оковы, сестрица.
Лукреция. Все исполню, как вы велели. И помните, коль не изыщете вы способа исцелить нас, мы умрем безропотно.
Гульельмо. Чего только не творит с нами фортуна, мессер Консальво! В единый миг бросает нас то в жар, то в холод.
Мессер Консальво. Ни разу не встречал я на своем веку такого постоянства и преданности, какие выказывает Джиневра.
Мессер Джаннино. Лишь бы поскорей явился маэстро Гвиччардо.
Гульельмо. Вот и он. Мчится что есть духу. Помоги, Господи!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ