Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции
Шрифт:
Во первыхъ, народъ стоялъ за политику Людовика XI, которая была тсно связана съ его интересами. Аристократическая, Феодальная реакція, обнаружившаяся тотчасъ по вступленіи Карла VIII на престолъ, и пытавшаяся сдлать своимъ органомъ государственные чины, не встртила никакого сочувствія въ народныхъ массахъ; напротивъ, враждебное аристократіи расположеніе непривиллегированныхъ классовъ высказалось очень громко на государственномъ сейм 1484 года. Несоразмрныя притязанія и угрозы аристократовъ разбились объ упругую стойкость парламента и городовъ. Все, чего добилась аристократическая партія отъ государственныхъ чиновъ, состояло въ незначительной сумм денегъ, предложенной правительству, и въ согласіи парламента на казнь Оливье, брадобря Людовика XI. Пріобртенія, сдланный королевской властью на счетъ Феодализма въ предшествовавшее царствованіе, остались неприкосновенными [26] .
26
Ibid. Большинство историковъ смотритъ на государственные чины 1484 г. какъ на всеобщую, и преимущественно народную, реакцію противъ политики Людовика XI; но Мишле очень врно, какъ намъ кажется, замчаетъ, что это была только реакція аристократическая, т. е. реакція сословія, интересы котораго наиболе пострадали въ предшествовавшее царствованіе; народъ же едва ли могъ желать возвращенія ко временамъ Карла VII, о которыхъ вздыхали Феодалы. Единственнымъ обстоятельствомъ, могшимъ возбудить неудовольствіе народа противъ политики Людовика XI, было возвышеніе налоговъ, явившееся вслдствіе расширенія государственныхъ потребностей; но это обстоятельство не могло быть значительнымъ если принять во вниманіе, что Людовикъ XI, усиливая налоги, усиливалъ вмст съ тмъ порядокъ ихъ взиманія, и возвышалъ матеріяльное благосостояніе страны.
Вторую поддержку нашла Франція въ томъ обстоятельств, что во глав правленія, за малолтствомъ Карла VIII, стала умная и энергическая сестра его Анна Божё. Дочь Людовика XI, воспитанная въ его школ, одаренная холоднымъ, практическимъ, изворотливымъ умомъ, властолюбивая и ршительная, Анна Божё, подобно своей современниц, Изабелл Кастильской, была создана для широкой политической дятельности и могла превосходно выполнить трудную роль, указанную ей обстоятельствами. Едва умеръ Людовикъ XI, она захватила въ свои руки регентство надъ малолтнимъ братомъ,
27
Mem d'un part. 166 sqq. Michelet, Renaissance, 181 sqq.
Свидтельства современниковъ очень бдны извстіями о первыхъ десяти годахъ царствованія Карла VIII [28] . Молодой король не принималъ участія въ длахъ правленія, а политика Анны Божё, повидимому, была направлена исключительно къ сохраненію того порядка вещей, въ которомъ оставилъ Францію Людовикъ XI. Но съ 1494: года положеніе длъ измняется. Вмсто дальнйшаго развитія новыхъ началъ, положенныхъ Людовикомъ XI въ основаніе внутренняго быта государства, Франція устремляется во вншнія предпріятія. Наступаетъ эпоха французско-итальянскихъ войнъ, которыя, будучи тсно связаны съ реформою Людовика XI, указываютъ начатому имъ движенію новую форму. Борьба монархическаго начала съ сословными и корпоративными стихіями, приведенная Людовикомъ XI къ исходу, благопріятному для центральной власти, прекращается. Побжденное въ этой борьб феодальное начало перестаетъ быть значительнымъ факторомъ Французской исторіи; остатокъ неугомонныхъ феодальныхъ силъ пережившихъ критическую эпоху борьбы, находитъ исходъ въ итальянскихъ войнахъ. На поляхъ Форнуи, Равенны, Мариньяно королевская власть собираетъ обильную жатву съ феодализма. Цвтъ французскаго рыцарства падаетъ въ кровавыхъ битвахъ; храбрый, великодушный Баярдъ, послдній представитель средневковаго рыцарства, послдній «chevalier sans peur et sans reproche», истекаетъ кровью въ битв при Романьяно. Короли, не тревожимые боле безпокойными средневковыми стихіями, направляютъ свою дятельность въ другую сторону. Очарованные пышнымъ цвтомъ итальянской культуры, ослпленные идеей свтскаго абсолютизма, такъ широко и разнообразно развившейся на разорванной въ клочки итальянской почв, они стремятся перенести въ предлы своего государства, итальянскую цивилизацію временъ возрожденія. То, что коварствомъ, угрозою, грубою силою пріобрлъ Людовикъ XI, они стремятся сохранить за собою силою нравственнаго вліянія. Ставъ во глав цивилизующаго движенія, они пріобртаютъ новый авторитетъ въ глазахъ народа: они являются передъ нимъ среди пышной придворной обстановки, окруженные всми тонкостями итальянскаго этикета. Легко понять, впрочемъ, что французскіе короли, устремляясь во вншнія предпріятія, не вполн сознавали ихъ важность и значеніе и не во всемъ объем предъугадывали громадное разнообразіе ихъ результатовъ Въ дйствительной жизни, причины и послдствія событій далеко не имютъ той преднамренной связи, какою соединяетъ ихъ историческій прагматизмъ. Вншняя политика Карла VIII, Людовика XII, и даже Франциска I, если исключить его войны за политическое равновсіе, была обусловлена рядомъ мелкихъ, частныхъ, разнородныхъ побужденій; но мы должны были указать на ея отдаленные результаты, чтобы врне оцнить историческое значеніе событій, разсмотрнію которыхъ посвященъ нашъ трудъ.
28
Вс бывшія въ нашемъ пользованіи лтописи о царствованіи Карла VIII начинаются приблизительно 1494 годомъ. Комминъ начинаетъ 1484 г., но вслдъ за тмъ длаетъ быстрый переходъ къ 1494 году; вообще, въ его мемуарахъ нтъ никакой связи между царствованіями Людовика XI и Карла VIII.
Ближайшею причиною французско-итальянскихъ войнъ была честолюбивая мысль, запавшая въ голову Карла VIII. Co времени завоеванія Неаполитанскаго королевства Карломъ Анжуйскимъ, братомъ Людовика Святаго, французскіе короли не переставали заявлять на него свои притязанія. Іоанна II, послдняя королева Неаполитанская изъ дома Карла I (Анжуйскаго), умерла бездтною, завщавъ престолъ герцогу Анжуйскому Рене; но вельможи Неаполитанскіе отказались присягнуть ему и призвали Альфонса V Аррагонскаго, владвшаго уже Сициліей. Рене, побжденный въ борьб съ Альфонсомъ, но не отказавшійся отъ своихъ притязаній, завщалъ королевство Неаполитанское своему племяннику, Карлу Анжуйскому, который въ свою очередь, умирая бездтнымъ, передадъ его Людовику XI. Занятый внутренними длами и не любившій рисковать ради отдаленныхъ и сомни-тельныхъ предпріятій, Людовикъ XI не спшилъ воспользоваться своими правами въ Италіи; такимъ образомъ, по смерти его, Карлъ VIII оказался прямымъ наслдникомъ притязаній на Неаполитанское королевство, и едва достигнувъ совершеннолтія, ршился искать завоеваній за Альпами. На первыхъ порахъ, честолюбивый планъ его былъ встрченъ сильнымъ сопротивленіемъ со стороны однихъ, и восторженнымъ увлеченіемъ со стороны другихъ. Французскій дворъ представлялъ тогда дв партіи, постоянно враждовавшія между собою. Одна изъ нихъ, имвшая во глав Анну Божё, и состоявшая изъ старыхъ сподвижниковъ Людовика XI, воспитанныхъ въ его школ, заботилась исключительно о сохраненіи порядка вещей, созданнаго предъидущимъ царствованіемъ, и враждебно относилась къ честолюбивымъ замысламъ Карла. Вторую партію составляли молодые любимцы Карла VIII, щеголеватые миньйоны съ распущенными нравами, о которыхъ иронически говорить одинъ современникъ:
Pour assaillir un feminin donjon Trop plus propres que dix aultres milliers [29] .Эти люди должны были сочувствовать отдаленному предпріятію, которое представляло имъ возможность окончательно овладть довріемъ короля и достигнуть почестей и славы; по свидтельству Гвиччардини [31] , одни изъ нихъ, кром того, были подкуплены Людовикомъ Сфорцой, другіе надялись получить помстья въ завоеванномъ королевств. Руководимые этими побужденіями, миньйоны Карла употребляли вс усилія, чтобъ поддержать въ молодомъ корол его честолюбивые замыслы. Людовикъ Орлеанскій (будущій Людовикъ XII), стоявшій во глав придворной молодежи, старался пробудить въ Карл страсть къ военнымъ упражненіямъ, и съ этою цлью устроилъ пышные турниры въ Ліон, гд жилъ король. Рыцари, переодтые Греками, Римлянами, Маврами, Турками, украшенные гордыми девизами, выходили ежедневно на арену, окруженную блестящею публикою [32] . Вдохновеніе поэтовъ, симпатіи дамъ были направлены въ одну сторону, къ завоеванію Неаполя. То прибгая къ вліянію метрессъ молодаго короля, то дйствуя на его воображеніе чудесными разсказами о почестяхъ и слав, ожидавшихъ его въ этомъ предпріятіи [33] , фавориты Карла воспламеняли его честолюбіе и увлекали его къ необдуманному походу. Скоро воображеніе молодаго короля разгорлось въ такой степени, что завоеваніе Неаполя не удовлетворяло уже его честолюбивыхъ стремленій: онъ предпринялъ намреніе изгнать Турокъ изъ Европы, овладть восточной имперіей, освободить св. землю изъ рукъ неврных [34] ; въ этомъ обширномъ план, завоеваніе; Неаполя являлось только незначительнымъ эпизодомъ. Идея крестоваго похода еще разъ возродилась въ воображеніи французскаго народа; но это была только минутная реакція противъ новаго порядка вещей, созданнаго ходомъ событій. Карлъ VIII, руководимый Брисонне и Вескомъ, поспшилъ однако же обратить въ свою пользу это неожиданное обстоятельство: прикрываясь религіознымъ характеромъ предпріятія, онъ могъ успшне домогаться субсидій отъ духовенства [35] , волновать массы, возбуждать въ нихъ сочувствіе къ святому длу. Ничто не было имъ упущено изъ виду, чтобъ склонить на свою сторону народныя симпатіи; заказаны были процессіи и публичныя моленія за успхъ, предпріятія; поручено было опытнымъ людямъ распускать подъ рукою слухи о томъ, что древнее пророчество предопредлило Карлу короны іерусалимскую и константинопольскую [36] . Появились въ печати памфлеты, заключавшіе въ себ предсказанія о несомннныхъ успхахъ короля въ его святомъ предпріятіи. Въ одномъ изъ нихъ, Андрей де-Винь разсказываетъ пророческій сонъ, въ которомъ, между прочимъ, христіанство взываетъ къ Карлу: «не ты ли тотъ великодушный мститель, котораго общала мн Сивилла, сказавъ, пятьсотъ лтъ назадъ, что меня вознесетъ на высочайшую ступень славы молодой король, по имени Карлъ, внчанный на тринадцатомъ году своей жизни?» [37] . Новое немаловажное обстоятельство явилось содйствовать ршимости Карла: къ нему прибыли послы
29
Mem. d'un part. 169. Странно, что ни одинъ историкъ не обратилъ вниманія на существованіе двухъ партій при двор Карла VIII, между тмъ какъ на него ясно указываютъ Гвиччардини, Комминъ и Mem. d'un part. Оттого многія обстоятельства царствованія Карла VIII остаются у нихъ необъясненными; Мишле, напр. не можетъ понять, почему Комминъ и др. лтописцы такъ рзко отзываются о Брисонне и Веск, тогда какъ ихъ дйствія обнаруживаютъ замтныя дарованія. По нашему мннію, это объясняется очень просто: Комминъ принадлежалъ къ старой придворной партіи, a Брисонне и Вескъ были любимцами Карла VIII и сторонниками неаполитанскаго похода. Впрочемъ, Комминъ самъ себ противорчить, говоря въ одномъ мст, (р. 431) что Брисонне былъ человкъ очень свдущій въ финансахъ, homme riche et bien entendu en finance, a черезъ нсколько страницъ (p. 439) отзываясь о немъ и о Веск, какъ о людяхъ ни къ чему неспособныхъ: deux homines de petit estat, et qui de nulle chose n'avoient eu experience.
31
Guicciardini, Histoire des guerres d'ltalie, I. 29.
32
Mem. d'un part, 164.
33
Ibid. 184. Guicciardini I. 22.
34
Foncemagne, 512 sqq. Guicciardini I. 22.
35
Foncemagne, 549.
36
Ibid. 542.
37
Ibid. 543–544.
Людовика Сфорцы, правившаго Миланомъ за малолтствомъ герцога Джіованни Галеаццо, и который, тревожимый властолюбивыми замыслами, не встрчавшими поддержки въ Италіи, ршился прибгнуть къ помощи иностранцевъ. Въ длинной и напыщенной рчи, которую, можетъ быть въ изукрашенномъ вид, передаетъ на четырехъ страницахъ in 4 Гвиччардини [38] , послы Людовика Сфорцы старались убдить Карла VIII въ чрезвычайной легкости, съ какою соединено было завоеваніе Неаполя, и воспламенить его воображеніе блистательными тріумфами, ожидавшими его въ этомъ предпріятіи [39] . Противъ совокупной силы подобныхъ побужденій ничего не могли сдлать благоразумныя увщанія Анны Божё и старой придворной партіи. Умная дочь Людовика XI понимала, что итальянскій походъ, общая, даже въ случа удачи, только отдаленныя и сомнительныя выгоды для Франціи, въ то же время грозилъ существенною опасностью ея собственному положенію въ государств. Легко было предвидть, что молодые любимцы Карла VIII, овладвъ особою короля, постараются упрочить при немъ свое вліяніе ко вреду противной партіи; что Карлъ VIII, изъ благодарности къ миньйонамъ, поддерживавшимъ его воинственное ршеніе и раздлявшими съ нимъ труды и опасности предпріятія, по возвращеніи изъ похода не откажетъ имъ въ своемъ довріи; а въ такомъ случа, участь Анны Божё и ея партіи не представляла ничего утшительнаго. Движимая подобными соображеніями, дальновидная правительница употребляла вс усилія, чтобъ отклонить Карла VIII отъ его легкомысленнаго предпріятія [40] . Нкоторое время, дйствительно, молодой король находился въ нершимости: походъ то откладывали, то снова принимались за приготовленія [41] ; но наконецъ вліяніе любимцевъ одержало верхъ надъ благоразумными предостереженіями Анны Божё, и Карлъ VIII началъ дятельно готовиться къ походу. Съ Людовикомъ Сфорцой заключенъ былъ договоръ, по которому послдній обязывался дать Карлу свободный пропускъ чрезъ свои владнія, снарядить для него на свой счетъ отрядъ изъ 500 человкъ, дозволить ему вооружить въ генуэзской гавани нужное число кораблей, и снабдить его, до выступленія изъ Франціи, 200,000 дукатовъ. Карлъ VIII, съ своей стороны, обязывался защищать оружіемъ герцогство миланское и поддерживать въ немъ правительство Людовика Сфорцы. Независимо отъ того, Карлъ VIII обязывался особымъ актомъ уступить Людовику, тотчасъ по завоеваніе Неаполя, княжество Тарентское [42] . Чтобъ добыть необходимыя денежныя средства, Карлъ VIII занялъ въ генуэзскомъ; банк 100 т. дукатовъ, на весьма тягостныхъ условіяхъ [43] . Затмъ изданъ былъ манифестъ, которымъ Карлъ VIII объявлялъ во всеобщее свдніе, что предпринимая завоеваніе Неаполя, онъ не намренъ оскорблять свободу и независимость Италіи, а стремится только освободить Неаполь отъ ига узурпатора. При этомъ присовокуплялось, что немедленно по завершеніе итальянскаго похода, Карлъ VIII отправится на отыщеніе св. земли, оскверненной присутствіемъ неврныхъ [44] . Окончивъ вс эти приготовленія, Карлъ VIII принялъ личное начальство надъ войсками и выступилъ изъ предловъ Франціи.
38
Commins, 431. Guicciardini I. 23–27.
39
Комминъ прибавляетъ, что послы Людовика Сфорцы старались при этомъ дйствовать также на любимцевъ Карла VIII, генерала Брисонне и Стефанфа Веска (р. 431).
40
Commines, 439. Guicciardini I. 27 sqq. Michelet, Renaissance, 184.
41
Commines, 440. Guicciardini, I. 30.
42
Guiccardini I. 30. Гвиччардини прибавляетъ, что въ этомъ договор со стороны Франціи принимали участіе только Брисонне и Вескъ. Нкоторое время его отъ всхъ таили.
43
Карлъ VIII обязывался вносить въ генуэзскій банкъ 14 т. дукатовъ каждые четыре мсяца, что составляло въ годъ 42 %. Commines, 440.
44
Foncemagne, 547.
«Италія была счастлива и безмятежна, пока война не нарушила ея покоя. Въ продолженіи тысячи лтъ, съ тхъ поръ, какъ римская имперія, ослабленная порчею нравовъ, начала ниспадать съ той высоты, на какую вознесли ее ея счастіе и ея геройскія добродтели, никогда Италія не была въ такомъ цвтущемъ состояніи, какъ въ 1490 году. Глубокій миръ царствовалъ во всхъ областяхъ ея; горы и долины были одинаково плодородны; богатая, хорошо населенная, и не признававшая ни-какого чужеземнаго владычества, она блистала щедрымъ великолпіемъ своихъ государей, красотою и многочисленностью, своихъ знаменитыхъ городовъ, величіемъ Рима, столицы вры. Науки и искусства процвтали въ ндрахъ ея; у нея были тогда и великіе государственные люди, и искусные полководцы. Счастливая внутри, она пользовалась извн уваженіемъ и удивленіемъ иностранцевъ» [45] .
45
Guicciardini I. 2.
Такъ начинаетъ Гвиччардини свое скорбное повствованіе объ "Итальянскихъ войнахъ". Оскорбленное чувство патріота, дкая, полная раздраженнаго скептицизма насмшка надъ настоящимъ, и грустное сожалніе о прошломъ, характеризующія этого историка и проникающія въ каждую страницу его лтописи, формулируются въ этой скорбной фраз, которою онъ начинаетъ разсказъ о бдствіяхъ своей родины: "Италія была счастлива и безмятежна, пока война не нарушила ея покоя".
Въ чемъ же заключались это счастіе, эта безмятежность Италіи, объ утрат которыхъ сожалетъ ея лтописецъ? Былъ ли это мертвый, стоячій покой, результатъ истощенія всхъ элементовъ борьбы и развитія, или мирное, спокойное процвтаніе, вызванное напряженіемъ жизненныхъ силъ? Въ чемъ заключается смылъ той эпохи, въ которую Италія, прозябавшая въ теченіе тысячелтія, шумно и радостно выступаетъ на поприще исторической дятельности, чтобы, пройдя во глав человчества пространство двухъ вковъ, снова на нсколько столтій погрузиться въ тяжелую дремоту? Въ чемъ, однимъ словомъ, заключается внутреннее содержаніе эпохи, которую исторія назвала великимъ именемъ возрожденія?
Мы знаемъ еще другую эпоху, боле близкую къ нашему времени, боле понятную нашему уму, и сохраняющую поразительное сходство съ той, о которой предстоитъ намъ рчь: это вкъ Людовика XV. Какъ ни далеко удалены эти эпохи едва отъ другой, но чрезъ пространство раздляющаго ихъ времени не трудно различить родственныя черты, подводящія ихъ подъ одинъ и тотъ же историческій типъ. Вкъ возрожденія умственное, художественное и политическое движеніе, которое въ конц XIV столтія, охватило средневковую Европу и призвало ее къ новой жизни, играетъ точно такую же роль относительно реформаціи, какую философское движеніе XVIII вка играетъ относительно революціи. И тамъ и здсь, мы наблюдаемъ аналогическое явленіе: революцію мысли противъ авторитета. Когда религіозные идеалы, повелвавшіе жизнью средневковаго общества, оказались несостоятельными для того, чтобъ продолжать регулировать вс отправленія политической и умственной дятельности, тогда Макіавелли указалъ другой идеалъ – идеалъ, правда, не новый, находившійся уже въ государственной практик, но не закрпленный еще наукою, не формулированный въ теоріи. Онъ далъ новый авторитетъ обществу – авторитетъ политическій, государственный, національный, и поставилъ его въ рзкую оппозицію авторитету духовному. Но Макіавелли былъ дурно понятъ новою Европою: изъ его ученія сдлали теорію, абсолютную въ пространств и времени, тогда какъ онъ предлагалъ только принципы для своей эпохи, для своего народа. Торжество макіавеллизма, понятаго въ такомъ извращенномъ смысл, скоро обнаружило его узкую односторонность, и потребность реакціи вызвала умственный и политическій переворотъ XVIII вка, который, такимъ образомъ, является какъ бы заключительнымъ звномъ цлаго ряда событій, обнимающаго четыре столтія исторической жизни Европы.
Аналогія между этими двумя эпохами простирается еще дале. Мы безъ труда можемъ различить еще одну общую, характеристическую черту, которая роднитъ эти два вка, такъ далеко отстоящіе одинъ отъ другаго. Черта эта заключается въ томъ, что в въ XV и въ XVIII столтіи, движеніе вка попало въ руки дятелей частныхъ, а не оффиціальныхъ, въ руки общества, а не правительства. Обновленіе началось снизу, а не сверху; вождями движенія явились литераторы и ученые, а не власть, противъ которой ополчился духъ времени. Авторитеты, съ которыми боролись реформаторы XV и XVIII вка, сохраняютъ во все продолженіе борьбы апатическое бездйствіе, или довольствуются крайне слабымъ, пассивнымъ сопротивленіемъ. Они не обнаруживаютъ никакого напряженія, никакой энергіи; имъ какъ будто нтъ дла до новыхъ идей, новыхъ требованій, проникающихъ во вс слои общества. Они не предпринимаютъ никакихъ своевременныхъ мръ противъ враждебнаго имъ движенія; напротивъ, они готовы ему покровительствовать, и иногда даже сами поддаются сил общаго теченія. Они находятся въ томъ період исторической перезрлости, когда могущественныя прежде учрежденія, прійдя въ ветхость, теряютъ всякій нравственный авторитетъ и ни въ чемъ боле не находятъ поддержки для своего существованія, кром злоупотребленія властью, готовою ускользнуть изъ ихъ рукъ. Сикстъ IV, Иннокентій VIII, Александръ VI, стоятъ точно въ такомъ же отношеніи къ эпох возрожденія, въ какомъ регентъ Филиппъ и Людовикъ XV стоять къ умственно-политическому перевороту VIII вка: и тамъ и здсь, мы встрчаемъ нравственное убожество характеровъ, отсутствіе принциповъ, вялость воли убжденія, слабость, апатію, порочность. Въ послднемъ отношеніи, сравниваемыя нами эпохи представляютъ нашему наблюденію еще одно аналогическое явленіе, въ равной степени любопытное и для историка и для психолога. Подъ этимъ явленіемъ мы разумемъ то изумительное паденіе нравственности, тотъ циническій развратъ, которые характеризуютъ названныя эпохи и идутъ рука объ руку съ побдоноснымъ движеніемъ разума. Въ эпоху возрожденія, въ вкъ Людовика XV, рядомъ съ самыми смлыми порывами мысли, съ самыми возвышенными стремленіями духа, мы встрчаемъ такія грубыя проявленія чувственной природы человка, примръ которыхъ можно встретитъ только въ лтописяхъ императорскаго Рима. Вкъ Петрарки и Макіавелли, вкъ Вольтера, Руссо, Монтескье, извстны въ исторіи какъ эпохи, наимене уважавшія добродтель и нравственность. Такія личности, какъ Александръ VI, Цезарь Борджія, Филиппъ Орлеанскій и Людовикъ XV невольно представляются нашему воображенію, какъ скоро за-ходить рчь о XV или XVIII столтіи. И этотъ публичный, оффиціальный развратъ, это циническое презрніе къ принципамъ нравственности, охватываютъ не одну старую, отживающую половину общества: язва проникаетъ въ крпкіе, здоровые организмы, поражаетъ силы, полныя энергіи и напряженія. Итальянскіе гуманисты временъ возрожденія и передовые дятели XVIII вка сами были заражены тою нравственною порчью, которая, на ихъ глазахъ, быстро разъдала организмъ стараго общества. Недозрлыми плодами цивилизаціи одинаково пользовались и люди новаго и люди стараго порядка.