Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции

Авсеенко Василий Григорьевич

Это постепенное совершенствованіе техники, вмст съ расширеніемъ задачъ и средствъ искусства, скоро привело къ такому пышному расцвту пластики, такому разностороннему развитію всхъ видовъ и отраслей ея, передъ которымъ должны были поблднть даже классическія воспоминанія. Сочетаніе античной граціи и пластической роскоши формъ съ христіанскимъ идеализмомъ среднихъ вковъ дало искусству временъ возрожденія богатство внутренняго содержанія, которымъ далеко не въ той мр были надлены произведенія древней пластики. Въ лиц своихъ величайшихъ представителей, Леонардо да Винчи, Микель-Анджело, Тиціана и Рафаэля, живопись временъ возрожденія возвысилась до недосягаемаго совершенства; она ршила великую задачу новаго искусства – влить христіанскій идеализмъ въ классическую пластику, облечь средневковыя стремленія въ роскошныя античныя формы. Задача эта ршена была не безъ борьбы, не безъ увлеченій: многіе художники, воспламенные слпымъ энтузіазмомъ къ древности, захотли вовсе отршиться отъ преданій христіанства, отъ идеальныхъ образовъ средневковой жизни, отъ всего того, что въ послдствіи было названо романтизмомъ; они хотли погрузиться до дна въ ослпляющую ослпляющую роскошь колорита, волшебную игру тней и полутней; хотли превзойдти древнихъ въ художественномъ сенсуализм. Но та же среда художниковъ временъ возрожденія воспитала, въ лиц Рафаэля, генія, произведенія котораго представляютъ дивное сочетаніе христіанскихъ идей съ антич-ною граціей формъ и роскошью колорита; его "Мадонна" и "Преображеніе", лучшіе перлы новой живописи, служатъ разгадкою великой задачи, о которой мы говорили – задачи примиренія античныхъ идеаловъ съ идеалами христіанства.

То же направленіе, т же стремленія встрчаемъ мы и въ архитектур временъ возрожденія. Торжеству классическаго идеала въ этой области искусства не мало содйствовало то обстоятельство, что готическій стиль никогда не проникалъ въ Италію во всей своей величавой суровости: средневковые итальянскіе зодчіе держались смшаннаго стиля, въ которомъ античная круглая линія сочеталась съ прямолинейными готическими очертаніями [80] . Въ эпоху возрожденія, греко-римскій стиль окончательно вытсняетъ готическій и проникаетъ даже въ церковную архитектуру, такъ точно, какъ языческая живопись проникла въ иконопись.

80

Lubke, Geschichte der, Architektur, 508.

IV.

Намъ остается еще разсмотрть, какъ относились итальянскіе гуманисты временъ возрожденія къ государству и свтской власти, т. е. какъ отразились идеи древняго міра въ ихъ политическихъ воззрніяхъ. Для этого намъ надо обратиться далеко назадъ, къ эпох возвышенія папской власти.

Извстно, что въ первыя пять столтій, непосредственно слдовавшія за паденіемъ западной римской имперіи, папство вовсе не имло того универсальнаго, космополитическаго характера, какимъ отличалось оно, начиная съ XI вка. Въ этотъ пятисотлтній періодъ, папскую власть одушевляли совершенно иныя стремленія хотя, въ то же время, она не разъ громко заявляла т неограниченныя притязанія, поддержаніе которыхъ въ послдствіи сдлалось ея традиціонной политикой. Источникъ первоначальныхъ тенденцій папства коренится въ событіяхъ, сопровождавшихъ паденіе западной римской имперіи, т. е. въ явленіяхъ той эпохи, когда развнчанная Италія должна была съ собственными скудными средствами противостоять наплыву новыхъ народовъ и новыхъ юридическихъ понятій. Въ этой коллизіи, на сторон Италіи были только великія историческія воспоминанія, на сторон враговъ ея была физическая сила; такимъ образомъ, исходъ борьбы можно было предсказать заране. Но мы видимъ, что съ теченіемъ времени классическія воспоминанія Италіи всплыли на верхъ и западный міръ сомкнулся въ дв, преемственно следовавшія одна за другою, имперіи – сначала Франкскую, потомъ Германскую. Въ обоихъ этихъ явленіяхъ средневковой исторіи, Италія принимала только страдательное участіе: правда, безъ Италіи стала немыслима имперія, но имперія была не въ Италіи. Великая страна, заключавшая когда то весь цивилизованный міръ въ своихъ предлахъ, теперь была не боле, какъ провинціей Германіи. Если принять въ соображеніе, какъ живучи были у итальянской націи ея великія классическія преданія, какъ самолюбива была эта нація, которая даже въ XVI столтіи называла своихъ заальпійскихъ сосдей варварами почти въ томъ смысл, въ какомъ употребляли это слово Геродотъ или Тацитъ, то не трудно будетъ понять, до какой степени тяготило Итальянцевъ X вка сознаніе ихъ политическаго ничтожества. Они чувствовали потребность возвратить свое прежнее міровое значеніе, а для этой цли имъ надо было, централизовавшись сначала у себя дома, сосредоточить потомъ въ этомъ центр интересы всего западнаго міра. И вотъ, обнаруживается въ Италіи патріотическое движеніе, стремившееся стать во враждебное отношеніе къ императорской традиціи, и найдти точку опоры въ другомъ, вполн національномъ учрежденіи, въ папств. Папство было именно тмъ вполн итальянскимъ, туземнымъ учрежденіемъ, которое могло сосредоточить въ себ разрозненныя силы полуострова и стать въ оппозицію къ другому учрежденію, хотя и выросшему на итальянской почв, но воплотившему въ себ интересы другой народности, къ императорской власти. Этимъ значеніемъ, которымъ національное честолюбіе Итальянцевъ окружило папскую власть, въ извстной мр объясняется, по нашему мннію, то упорное, почти систематическое противодйствіе притязаніямъ императоровъ, какое постоянно обнаруживала не только римская курія, а вся итальянская нація. Но такое положеніе длъ не могло быть продолжительнымъ. Папство могло служить національнымъ знаменемъ Италіи только до тхъ поръ, пока оно было абсолютнымъ, всми признаннымъ авторитетомъ, пока его окружалъ ореолъ величія и славы, пока въ немъ сосредоточивались интересы всего христіанскаго міра. Какъ скоро оно упало съ той высоты, на какую возвели его Григорій VII и Иннокентій III, оно должно было утратить обаяніе, приковывавшее къ нему умы итальянскихъ патріотовъ. Такъ именно и случилось, когда, со временъ Бонифація VIII, началось нисходящее движеніе папства. Папы сдлались вассалами французскихъ королей, поносили другъ друга бранью и анаемами, подчинились авторитету вселенскихъ соборовъ, тхъ соборовъ, на которыхъ національная гордость Итальянцевъ была сильно оскорблена. Всего этого было слишкомъ достаточно, чтобъ лишить папство суеврнаго уваженія Европы и въ особенности того великаго національнаго значенія, ка-кое имло оно въ глазахъ Итальянцевъ. Уже одинъ тотъ фактъ, что въ Италіи могла образоваться сильная гибеллинская партія, достаточно обнаруживаетъ, какъ не велико было въ то время довріе Итальянцевъ къ своему національному учрежденію: гибеллинизмъ на итальянской почв представляетъ, прежде всего, отрицаніе тхъ надеждъ и упованій, которыя Италія возлагала на папство во время его величія и блеска.

Въ такомъ фазис своего развитія находилась вчно-живая, никогда не умиравшая идея національнаго единства Итальянцевъ, когда и ученіе памятниковъ классической древности открыло передъ ними новый міръ. Чтеніе укидида, Ксенофонта, Ливія, открыло передъ ними картину государственнаго быта, мало сходнаго съ тмъ, среди котораго они жили. Въ особенности римскіе историки должны были оказать сильное вліяніе на воспріимчивое воображеніе Итальянцевъ, Древній Римъ, величественно выступающій изъ разсказовъ Ливія, его республиканскія формы, суровый, гордый патріотизмъ его гражданъ, обаятельно дйствовали на такихъ людей, какъ Петрарка и Коло ди Ріенцо. Связанные чувствомъ дружбы, основанномъ на родств стремленій и взаимномъ уваженіи, эти люди шли рука объ руку къ осуществленію классическихъ идей, навянныхъ чтеніемъ Ливія; ихъ дятельность такъ неразрывно связана, что трудно ршить, была ли революція Коло ди Ріенцо осуществленіемъ идей Петрарки, или, напротивъ, республиканскія мечты Петрарки были возбуждены дятельностью Ріенцо. Въ ихъ личномъ характер было много общаго, хотя и нельзя сказать, чтобъ они во всемъ походили другъ на друга. Петрарка былъ поэтъ и отчасти идеологъ, которому природа отказала въ большомъ практическомъ смысл и большой энергіи къ длу. Ріенцо былъ по преимуществу человкъ дла, страстная и безпокойная натура, созданная для заговоровъ и революцій. Вмст съ тмъ, онъ былъ способенъ увлекаться великими идеалами, былъ проникнуть восторженною любовью къ древности. Живя въ Рим, онъ съ увлеченіемъ перечитывалъ Ливія, Саллюстія, Валерія Максима, и скоро воображеніе его воспламенилось ихъ разсказами. Образъ древняго міра въ величественной красот возникъ въ его представленіи. Онъ задумалъ обширный политическій переворотъ, и благодаря анархіи, господствовавшей въ Рим, благодаря вліянію, какое доставилъ ему дружественный союзъ съ Петраркою, привелъ его въ исполненіе. Средневковой Римъ облекся въ классическія формы; столица папъ преобразовалась въ республику; древній форумъ наполнился народомъ, тснившимся передъ трибуной Ріенцо. Но обманъ продолжался не долго: Римъ отрезвился, минутная вспышка погасла, и Ріенцо поплатился жизнью за свою классическую комедію [81] . Впрочемъ, трагическая развязка дла, въ которомъ Петрарка принималъ самое непосредственное участіе, не поколебала его гордаго республиканскаго духа: онъ сохранилъ на всю жизнь свои юношескія стремленія, свое благоговніе предъ древнимъ государственнымъ бытомъ, его широкою политическою жизнью. Недоврчиво и строго относился онъ къ поколнію, среди котораго поставила его судьба; онъ весь уносился въ прошлое, онъ жилъ среди Рима временъ Катона и Сціпиона, и сожаллъ о ихъ недостойныхъ потомкахъ, для которыхъ слово «свобода» утратило всякій смыслъ, всякое очарованіе. Въ энергическихъ выраженіяхъ призывалъ онъ Римлянъ оглянуться на свое великое прошлое и почерпнуть въ немъ урокъ для настоящаго. «Если хотя капля древней крови течетъ въ вашихъ жилахъ, страшитесь утратить завоеванную свободу», писалъ онъ къ римскимъ гражданамъ, когда Ріенцо усплъ на нкоторое время утвердить среди нихъ республиканскія формы [82] . Но республика пала, и отъ классическихъ мечтаній Петрарки и Коло ди Ріенцо осталось только продолжительное броженіе въ Рим, долгое время бывшее источникомъ смутъ и безпорядковъ.

81

Voigt, 31–34, 76 sqq.

82

Ibid. 36 sqq. 60 sqq.

Несравненно важне по своимъ послдствіямъ былъ переворотъ, произведенный въ политическихъ идеяхъ Италіи и всей Европы твореніями Макіавелли. Мы указывали уже на историческое значеніе Макіавелли, какъ дятеля возрожденія. Значеніе это заключается въ томъ, что онъ призвалъ къ жизни государственную идею, управлявшую классическимъ міромъ и забытую въ средніе вка, что на мсто павшаго духовнаго авторитета онъ далъ человчеству другой авторитетъ – политическій, національный, государственный. Въ этомъ, по нашему разумнію, заключается главная историческая заслуга Макіавелли, и она, а не его парадоксальная теорія свтской власти, изложенная въ извстной книг его: "Il Principe", должна была по настоящему упрочить его имя въ исторіи. Макіавелли былъ государственный дятель, съ головы до ногъ. Его литературные труды, его общественное служеніе, даже его честная, домашняя жизнь, все въ немъ было посвящено государственнымъ цлямъ. "Рдко, говорить Блунчли, можно встртить человка, который бы такъ всецло и исключительно былъ преданъ государству, какъ Макіавелли. Какъ вода для рыбъ и воздухъ для птицъ суть единственныя стихіи, среди которыхъ они могутъ существовать, такъ Макіавелли могъ жить только среди государства. Онъ – государственный человкъ въ полномъ смысл слова. Онъ чувствуетъ себя призваннымъ играть политическую роль, и не можетъ жить вн политики. Его дарованія, его помыслы, его склонности посвящены государству. Онъ страстно любитъ государство, и готовъ пожертвовать ему всми своими силами. Онъ жертвуетъ ему своимъ спокойствіемъ, своимъ состояніемъ, своими друзьями, самимъ собою, даже своею честью и совстью. Выше политической дятельности онъ ничего не знаетъ и ни къ чему такъ не стремится; политическія науки стоять для него на второмъ план. Онъ съ большею охотою пишетъ реляцію о посольств, отъ которой онъ ожидаетъ непосредственнаго дйствія, нежели рчь о какомъ нибудь политическомъ вопрос. Четырнадцать лтъ (1498–1512), въ теченіе которыхъ онъ, какъ секретарь флорентинской республики, принималъ непосредственное участіе въ длахъ, были счастливйшими въ его жизни, хотя многое шло тогда противно его желаніямъ, и хотя онъ занималъ мсто, слишкомъ скромное для его необыкновенныхъ способностей. Ему было въ высшей степени больно, когда онъ, въ самомъ цвтущемъ возраст (онъ род. 1469), въ слдствіе государственнаго переворота и возвышенія Лоренцо Медичи, былъ отставленъ отъ своей должности и принужденъ жить частнымъ человкомъ. Онъ не могъ перенести этой вынужденной праздности. Какъ трогательны его жалобы, которыя онъ обращалъ къ своему другу Веттори. Какъ страдаетъ онъ, оттого что для него закрыта политическая дятельность, какъ безплодно и бдно кажется ему все, что онъ длаетъ! Онъ едва находить, чмъ убить время. Ему опротивла ловля птицъ, которой онъ издавна любилъ заниматься; чтеніе поэтовъ, прелести природы развлекаютъ его только на короткое время; печально проводить онъ послобденные часы за картами и трик-тракомъ, въ обществ трактирщика, мясника, мельника и кирпичника. Зато вечеромъ онъ весь сосредоточивается. Онъ снимаетъ свою всегдашнюю нарядную одежду и надваетъ платье государственнаго человка. Онъ уединяется къ себ въ кабинет, ведетъ таинственную бесду съ государственными людьми прежнихъ временъ, задаетъ себ политическія проблемы и упражняется въ ихъ ршеніи. Если онъ не можетъ заниматься дйствительными длами, то занимается по крайней мр вымышленными. Политическими науками онъ занимается только по нужд; въ нихъ ищетъ онъ только исхода для внутреннихъ стремленій. которыя лучше желалъ бы обнаружить въ политической дятельности" [83] .

83

Bluntschli, Deutsches Staatsworterbuch, VI. 512–513.

Въ связи съ тмъ вліяніемъ, какое необходимо должна была оказать на современниковъ государственная

идея, такъ рзко высказывавшаяся и въ литературныхъ трудахъ, и въ практической дятельности Макіавелли, находятся его патріотическія стремленія, также оказавшіяся не безъ вліянія на западную Европу. Съ этой стороны, политическая дятельность Макіавелли является въ самой непосредственной связи съ предшествовавшей исторіей Италіи. Мы старались уже указать, какъ къ концу среднихъ вковъ, папская власть, служившая до того времени національнымъ знаменемъ Италіи, потеряла кредитъ въ глазахъ итальянскихъ патріотовъ, и какъ въ слдъ за тмъ Петрарка и Коло ди Ріенцо пытались найдти выходъ изъ тяготившаго ихъ порядка вещей въ возвращеніи къ государственному и политическому быту классической старины. Теперь, въ лиц Макіавелли, патріотическія стремленія Италіи находятъ другой исходъ. Макіавелли точно также, какъ и его предшественники, скорбитъ о политическомъ ничтожеств своей родины, о ея національной разрозненности, разорванности, объ отсутствіи между отдльными частями ея единой централизующей связи; но онъ указываетъ другой путь къ достиженію политическаго могущества и единства Италіи. Убдясь, что папство не въ силахъ выполнить этой великой задачи, онъ обращается къ свтской власти, но не къ чужеземной, не къ императорской, какъ это длали гибеллины, a къ такой власти, которая возросла бы на итальянской почв и дйствовала бы итальянскими силами, Онъ ищетъ кругомъ себя итальянскаго государя, который, тмъ или другимъ путемъ, честно или безчестно, могъ бы настолько возвыситься надъ другими владтельными домами Италіи, чтобъ въ его лиц осуществилась идея итальянскаго единства. Такого государя находить онъ въ Цезар Борджіа. Сынъ Александра VI, порочный, хитрый, мстительный, жестокій, одержимый безграничнымъ честолюбіемъ и одаренный замчательною силою воли. Цезарь Борджіа, при боле благопріятныхъ условіяхъ, могъ бы съ успхомъ выполнить задачу, которой такъ сочувствовалъ Макіавелли. Этимъ объясняются дружественныя отношенія, въ которыхъ находился великій флорентинець къ Цезарю Борджіа. Онъ видлъ въ немъ государя, который могъ силою и коварствомъ сосредоточить въ своихъ рукахъ господство надъ Италіей и вырвать ее изъ рукъ чужеземцевъ [84] . Обстоятельства сложились такимъ образомъ, что планъ, начертанный честолюбіемъ Цезаря Борджіа и патріотизмомъ Макіавелли, не могъ быть приведенъ въ исполненіе; но этотъ планъ все таки иметъ великое значеніе, потому что здсь смло заявленъ принципъ національности, которому, по видимому, предстоитъ высокая роль въ исторіи. Съ другой стороны, патріотическія стремленія Макіавелли имютъ для насъ тотъ же смыслъ, какъ и классическія мечты Петрарки, и республиканскіе планы Коло ди Ріенцо: это не боле, какъ разнообразныя проявленія все той же живучей патріотической идеи, которая не умирала въ продолженіе столтій, и которая служить мотивомъ современнаго итальянскаго движенія.

84

Патріотическими стремленіями Макіавелли объясняется, между прочимъ, и его теорія свтской власти, изложенная въ Il Principe. Цезарь Борджіа служить какъ бы олицетвореніемъ того идеала, который начерталъ Макіавелли въ этой книг.

Въ этихъ краткихъ очеркахъ, мы разсмотрли общую картину итальянскаго гуманизма, какъ важнйшаго явленія эпохи возрожденія. Въ дальнйшемъ мы постараемся съ другихъ сторонъ обозрть внутреннее состояніе Италіи конца XV и начала XVI вка и указать, въ чемъ и насколько отразилось вліяніе его на Францію. Но для этого намъ надо обратиться къ Карлу VIII, котораго мы оставили на границахъ Италіи.

* * *

Грозныя знаменія возвстили Италіи нашествіе варваровъ. Говорили, что въ темную ночь, среди страшныхъ ударовъ грома и ослпительнаго блеска молніи, взошли надъ Апуліей три солнца, окруженныя черными тучами; что масса вооруженныхъ всадниковъ, появилась въ воздух надъ Ареццо; эти всадники сидли на коняхъ колоссальнаго роста, и отъ нихъ долеталъ страшный громъ барабановъ и трубъ; что многіе благочестивые люди видли, какъ потъ выступалъ на образахъ и статуяхъ святыхъ [85] . Этимъ сверхъестественнымъ явленіямъ природы какъ нельзя боле вторила вдохновенная рчь Савонаролы:

85

Guicciardini, I. 67.

"О Италія! о Римъ! восклицалъ проповдникъ. Я призову людей, которые сотрутъ васъ съ лица земли. Они придутъ, голодные и ярые, какъ львы. За ними вслдъ я призову чуму, отъ которой никто не убжитъ. Смерть будетъ повсюду. Дома будутъ полны мертвыми, и могильщики начнутъ ходить по улицамъ съ крикомъ: выносите мертвыхъ! Горы тлъ будутъ повсюду, тлами завалятъ рвы и рки. По улицамъ ничего не будетъ слышно, кром крика; мертвыхъ! У кого есть мертвые, выносите за ворота! Выйдутъ за ворота семьи, и отдавая трупы, скажутъ; вотъ мой сынъ, мой братъ, мой мужъ. Мало останется живыхъ, травою заростутъ улицы, лсами покроются дороги, и варвары наводнять Италію… О Римъ, покайся! Покайтесь Венеція, Миланъ!" [86]

86

Статья г. Эссена о Савонарол (по Villari), помщенная въ Библіотек для чтенія за 1860 г. стр. 15 sqq. N 9.

Эти страшныя знаменія, эти рчи, эти стоны, наполняли ужасомъ сердца Итальянцевъ, и они съ сомнніемъ и страхомъ измряли силы приближавшагося врага. Численность французскаго войска, осенью 1494 г. вступившаго въ предлы Италіи подъ личнымъ предводительствомъ Карла VIII, простиралось, приблизительно, до 60.000 ч [87] . За исключеніемъ Швейцарцевъ, шедшихъ въ авангард, оно состояло исключительно изъ Французовъ, издавна славившихся своею личною храбростью, преданностью королю, патріотизмомъ и честолюбіемъ. Оно не было, подобно итальянскимъ войскамъ, навербовано изъ подданныхъ различныхъ государствъ, раздленныхъ между собою взаимными антипатіями; оно повиновалось одному государю, шло подъ однимъ знаменемъ, сражалось за одни интересы [88] . Главную силу его составляла артиллерія, въ которой Франція не имла тогда соперниковъ. Карла VIII сопровождали 1000 мортиръ (grosses bombardes), 1200, тяжелыхъ ружей на лафетахъ (тогда еще не были извстны ручныя ружья), 200 опытныхъ артиллеристовъ, 600 плотниковъ и саперовъ, 300 литейщиковъ, боле 8000 упряжныхъ лошадей [89] . Огромный багажъ, навьюченный на муловъ, слдовалъ за арміей [90] . Французскіе артиллеристы славились своимъ искусствомъ и опытностью; громъ французскихъ выстрловъ былъ такъ силенъ, что оглушалъ большихъ рыбъ, плававшихъ въ окрестныхъ ркахъ [91] . Къ большимъ французскимъ мортирамъ были припряжены лошади, между тмъ какъ Итальянцы перевозили свои орудія на волахъ вслдствіе чего ихъ артиллерія не всегда могла поспвать за арміей. Французы такъ быстро строили батареи, залпы слдовали у нихъ за залпами такъ часто, что они, по словамъ Гвиччардини, въ нсколько часовъ совершали то, на что Итальянцамъ требовалось нсколько дней [92] .

87

Michelet, Renaissance, 174. Въ сказаніяхъ современниковъ эта цифра различно измняется, смотря по тому, берутъ ли они численность французскаго войска до перехода черезъ Альпы, или посл перехода.

88

Guicciardini I. 76 sqq.

89

Mem. d'un part. 188.

90

Desrey, Relation de l'entreprise du voyage du roy Charles VIII etc (помщено въ Archives curieuses de l'histoire de France, 1-re Serie I. 1, p. 205.

91

Mem. d'un part. 189. Guicciardini I. 75.

92

Guicciardini I. 75.

Это превосходство французскихъ войскъ надъ итальянскими уравновшивалось до нкоторой степени недостаткомъ въ денежныхъ средствахъ, который терплъ Карлъ VIII. Нужда въ деньгахъ была такъ настоятельна для молодаго завоевателя, что онъ, прибывъ въ Туринъ, долженъ былъ заложить за 12.000 дукатовъ брильянты герцогини Савойской, и потомъ за такую же сумму денегъ заложилъ драгоцнности маркизы Монферратской [93] . «Пріятно видть, замчаетъ по этому поводу наивный комментаторъ Коммина, какъ государыни закладывали для короля свои драгоцнности; но прибгая къ займамъ, Карлъ VIII начиналъ тмъ, чмъ другіе оканчиваютъ, и онъ продолжалъ просить денегъ изъ дому въ домъ – обстоятельство, роковое для его предпріятія» [94] . Въ Асти Людовикъ Сфорца, прибывшій туда на встрчу Карлу VIII, еще разъ снабдилъ его деньгами [95] . Эта предупредительная готовность, съ какою владтельныя лица полуострова жертвовали своимъ достояніемъ для чужеземнаго завоевателя, указываетъ уже, какою смертельною язвою пораженъ былъ политическій организмъ Италіи. Великая страна заключала въ своихъ ндрахъ богатый запасъ политическихъ силъ; но эти силы были убиты, парализованы отсутствіемъ національнаго единства. Разнородныя, большія и малыя, государства Италіи, были разъединены взаимными антипатіями, и для своихъ частныхъ интересовъ жертвовали благомъ цлаго полуострова. Если мы взглянемъ на взаимныя отношенія итальянскихъ государей передъ походомъ Карла VIII, то увидимъ путаницу мелкихъ интригъ, личныхъ симпатій и антипатій, частныхъ, разрозненныхъ стремленій, среди которыхъ исчезаетъ идея національнаго единства. Въ семь итальянскихъ государей, вс во вражд другъ съ другомъ. Людовикъ Сфорца ненавидитъ Фердинанда Неаполитанскаго; Людовика поддерживаетъ въ немъ эту ненависть; оба они, кром того, ненавидятъ Джіованни Галеаццо, и жену его Изабеллу, внуку короля Неаполитанскаго; Неаполитанскій домъ, въ свою очередь, отплачиваетъ Сфорцамъ тою же монетою. Внутри миланскаго герцогства та же вражда, то же разъединеніе: народъ ненавидитъ Сфорцу за его тиранію и любитъ Галеаццо; Галеаццо ненавидитъ Сфорцу и равнодушенъ къ народу; Сфорца ненавидитъ и Галеаццо, и народъ. Во Флоренціи, Петръ Медичи держитъ сторону Неаполя, а народъ, волнуемый проповдями Савонаролы, сочувствуетъ Карлу VIII. Флоренція угнетаетъ Пизу; Пиза ненавидитъ Флоренцію и съ упованіемъ смотритъ на французское знамя. Папа находится во вражд со всей Италіей, и въ собственномъ семейств его братъ ненавидитъ брата, сынъ замышляетъ погибель отца. Подъ стнами Рима кипитъ кровавая борьба между Колонна, Орсини и Вителли. Венеція, по видимому, еще въ мир со всми; но, не обнажая оружія, она выжидаетъ, пока сосди, истощенные взаимной борьбой, сами попадутъ въ лапы льва св. Марка. Подобныя же отношенія существуютъ и между мелкими владльцами Италіи. Такимъ образомъ, на пространств всего полуострова, кипитъ междоусобная вражда, открытая и тайная, между государями съ одной, и между государями и подданными съ другой стороны. Подъ радужной оболочкой цивилизаціи, впервые такъ роскошно расцвтшей на почв новой Европы, гноятся смертельныя язвы. порожденныя политической разрозненностью и деспотизмомъ. Отсутствіе національнаго единства, недостатокъ гражданскаго чувства и политической честности, какъ неизбжное слдствіе деспотизма, мертвятъ Италію. Это оборотная сторона медали, которую мы показали въ предшествовавшихъ очеркахъ. Это то больное, истерзанное сердце Италіи, къ которому, по выраженію Муратори, варвары припали сосать кровь [96] . Ему ли было противостоять первымъ, грознымъ ударамъ, обрушившимся на него изъ за Альпъ?

93

Commines 440. Guicciardini I. 68.

94

Commines, 440, note.

95

Guicciardini I. 74.

96

Библ. для чт. 1860. N 9. Савонарола, стр. 1.