Итальянский след

Пронин Виктор Алексеевич

– Ты торопишься? – спросил Пафнутьев.

– Мы все торопимся.

– Куда?

– В одно место.

– Нас там ждут?

– Нет.

– Нам обрадуются?

– Вряд ли.

– Но мы все равно пойдем?

– Обязательно, Паша. Мы просто обязаны сходить сегодня в одно место и засвидетельствовать свое присутствие.

– Это нам ничем не грозит?

– Разве что потерей репутации.

– Тогда ладно, – легко согласился Пафнутьев. – Репутация – дело наживное. И потом, как говорят ученые, отрицательный результат –

тоже результат. А я добавлю, что плохая репутация – тоже репутация. Это лучше, чем никакой.

– Ты мудреешь, Паша, с каждым тостом. Это радует. Теперь слушайте меня внимательно… Мы заканчиваем эту бутылку и уезжаем. Не потому, что кончились бутылки, вовсе нет, просто мы должны сегодня быть трезвыми как стеклышки.

Худолей бросил быстрый взгляд на две пустые бутылки и почтительно склонил голову.

– За победу, – Халандовский поднял бокал. – На всех фронтах!

– И без потерь, – добавил Худолей.

– Согласен, – кивнул Халандовский и, подойдя к окну, отодвинул штору. На улице была уже ночь – редкие ночные фонари, фары машин и ни единого прохожего.

– Не поздновато? – спросил Пафнутьев.

– В самый раз.

– Ничего, что я без оружия?

– Это даже лучше. Без оружия, Паша, ты свободен в своих поступках, решениях, ты можешь произносить любые слова и совершать легкомысленные деяния. С пистолетом ты скован, как бы порабощен. Несамостоятелен. За тебя думает пистолет. И ты подчиняешься ему. Даже не задумываясь, прав ли он. Потому что уверен – пистолет всегда прав. Я уже не говорю о тех непредвиденных обстоятельствах, когда кто-то другой обнаруживает у тебя пистолет. Это уже полный отпад, Паша.

– Почему?

– Это опасно – носить с собой пистолет.

– Опасно?

– Человек, обнаруживший у тебя пистолет, имеет нравственное право поступить с тобой как угодно плохо. Твой пистолет дает ему такое право. Ведь ты мог поступить с ним как угодно плохо, значит, и ему позволено.

– Когда мы выходим?

– Когда подъедет твой Андрей?

– Через десять минут.

– Значит, мы выходим через десять минут. Вызывай Андрея.

– Если время так ограничено, – раздумчиво проговорил Пафнутьев, – мы должны успеть выпить.

– Я уже подумал об этом, – сказал Халандовский, снова задергивая штору. – Стаканы полны, мясо в достатке, мы едины, и даже тост произнесен с худолеевским уточнением – за победу на всех фронтах без потерь! – Халандовский, не присаживаясь, взял свой стакан, чокнулся со всеми и выпил.

Пафнутьев уже набирал номер на мобильнике, вызывал Андрея, Худолей втискивался в свой плащ, Халандовский, сгребя со стола посуду и бутылки, унес все на кухню, а вернувшись с полотенцем, тщательно протер стол.

– Посудой можно было заняться позже, – пробормотал Пафнутьев.

– Нет и еще раз нет! – с неожиданной твердостью произнес Халандовский. – Стол всегда должен быть готов к твоему приходу, Паша! Даже если мы, выйдя на площадку, по каким-то причинам

вернемся обратно, ты увидишь стол, готовый немедленно тебя принять, увидишь хозяина, готового снова накрыть этот прекрасный стол. Грязная посуда на столе – самое страшное, что вообще может быть в мире! – воскликнул Халандовский убежденно.

– Полностью с тобой согласен, – согласился Пафнутьев. – Только так и никак иначе.

– А ты, Худолей? – требовательно спросил Халандовский.

– Чистый стол – это чистый лист бумаги, на котором можно написать прекрасные стихи о любви к женщине, о мужской дружбе! – воскликнул Худолей.

– Сам придумал? – подозрительно спросил Пафнутьев.

– В календаре прочитал, – потупился Худолей.

Со двора донеслись гудки машины, приглушенные шторами, – приехал Андрей. Все быстро спустились вниз, вышли во двор. Мокрая машина с каплями на крыше и стеклах стояла у самого крыльца. Халандовский сел на переднее сиденье – ему предстояло показывать дорогу, Пафнутьев с Худолеем расположились сзади.

– Куда едем? – спросил Андрей, не оборачиваясь.

– Сегодня штурманом Халандовский, – ответил Пафнутьев. – Он скажет, куда, какой дорогой, с какой скоростью.

– Максимально разумной, – откликнулся Халандовский. – Значит, Андрюша… Со двора на проспект и направо. Нам предстоит очень важное дело, поэтому прошу не медлить.

– Намечается продолжение застолья? – усмехнулся Андрей, трогая машину с места.

На некоторое время в машине воцарилась тишина, поскольку слова Андрея были явно не в тон всему предыдущему разговору.

Первым заговорил Халандовский:

– В твоих словах, Андрей, прозвучало осуждение. Не надо нас осуждать. Мы не заслужили. Мы пили за победу на всех фронтах, причем совершенно без потерь.

– А так бывает?

– Так не бывает, но стремиться к этому надо. И выпить за это не грех.

– Потери могут быть даже сегодня?

– Даже сегодня, Андрюша, даже сегодня. Не говоря о тех, которые мы уже понесли, да, Худолей?

– Я в этом еще не уверен.

– Правильно говоришь, – Халандовский протянул руку назад, нащупал в темноте ладонь Худолея и крепко ее пожал. – Мы победим, Валя, мы победим.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– И опять хорошо сказал. А я добавлю – мы победим, если ты будешь тверд. Имей в виду, что многое зависит от тебя.

– Понял.

– Сразу за светофором направо, – подсказал Халандовский.

Потом был поворот налево, потом проезд в узкую арку, в которую «Волга» втиснулась, почти касаясь бортами кирпичной кладки, и выехала на просторный двор, производивший впечатление странное, если не сказать – жутковатое. Со стороны арки, в которую только что въехал Андрей, стояли десятка два самых разных машин, все они были выстроены в один ряд, и у всех были включены фары дальнего света. В самих машинах было темно, и нельзя было даже определить, есть ли внутри люди.