Итоги № 4 (2014)
Шрифт:
— Когда у вас сформировалась своя система изучения языков? Наверное, когда уже сами освоили десяток-другой?
— Своя система стала формироваться, когда я понял: если применять обычную стандартную схему обучения, мне не хватит жизни, чтобы освоить интересующее меня количество языков. То есть цель была сугубо эгоистическая: найти какие-то обходные пути, в каких-то местах срезать дорогу, чтобы быстрее подойти к мало-мальски приемлемому уровню, который можно обозначить как владение языком. А когда это стало получаться для себя, захотелось поделиться и с другими. Стал проводить тренинги. Работал как индивидуально, так и с целыми группами в формате семинаров. Ряд моих коллег преподают по этой методике в созданном мною Центре инновационно-коммуникативной
Надо оговориться: есть уровень профессионального владения, который нужен переводчикам, преподавателям, филологам. В этом случае не обойтись без очень глубокого освоения языка. Но 95 процентам людей язык нужен для более практических целей — для поездок, общения, переписки, знакомства с информационными источниками. У многих просто нет необходимости вникать очень глубоко во все богатство языка. Им нужен более быстрый и практический результат. Собственно, ради этого я и попытался сформулировать основные принципы методики. Суть ее сводится к следующему: есть ряд базовых алгоритмов, некая матрица, «таблица умножения» языка, которую необходимо как можно быстрее довести до автоматизма. Кроме того, важно следовать собственной мотивации. Язык дается, когда вы находите к нему свой собственный пароль, когда подбираете код для того, чтобы войти в новое пространство и чувствовать себя в нем комфортно.
— Как вы стали переводчиком-синхронистом? Кстати, ученые утверждают, что это одна из самых трудных специальностей, требующая нереального напряжения всех зон мозга…
— Поначалу я выбрал общее направление в жизни, не представляя себе, во что это выльется. А вообще интересно: в русском языке есть одно слово, которое обозначает эту профессию, — «переводчик». В большинстве других языков понятия «устный переводчик» и «письменный переводчик» передаются разными словами. Это два принципиально разных направления, которые требуют особых умений. В работе синхрониста комбинируются не просто знание и навыки иностранного языка, но некоторые спортивные и даже артистические способности. Спортивные — потому что требуются высокая стрессоустойчивость, быстрота реакции, физическая выносливость. А в плане артистических способностей нужна имитация манеры, даже темперамента человека, которого ты переводишь, а также некоторая степень идентификации с ним. Это своего рода подключение. Характерный пример — когда переводчик-мужчина переводит женщину, то он говорит от первого лица в женском роде: «я пришла», «я сказала» — и наоборот.
— Первый свой опыт в качестве переводчика помните?
— Это было еще в советское время — какая-то профсоюзная конференция с участием английской делегации. Но поскольку это было 35 лет назад, я не помню подробностей.
— Во времена становления русского капитализма вы уже работали переводчиком?
— Конечно. И очень активно. Кстати, в работе приходится учитывать такой фактор, как разница менталитетов. Менталитетов столько же, сколько народов. Немцы, испанцы, японцы — это очень разные иностранцы, у каждого свои представления и подходы к делу. Однажды я оказался с делегацией наших бизнесменов в одном из американских штатов. В США принят формат делового обеда — люди садятся за стол, перекусывают, а после этого начинают обмен презентациями и выступлениями. Я предупреждал американскую сторону, что так с нашими людьми нельзя. Если хотите обсудить дела, то это и надо сначала сделать, а потом уже за стол. Но они не вняли. Когда через полчаса после начала делового обеда они попытались позвонить в колокольчик, привлечь всеобщее внимание и объявить повестку дня, было уже поздно. Им сказали: мы ознакомились с повесткой дня, она очень интересная и насыщенная, так что давайте уже поднимем бокалы и продолжим обсуждение в более узком кругу, так сказать, по секциям.
— Доводилось ли вам переводить с «пацанского» на английский?
— Особенно в начале 90-х, когда определенная часть бизнеса была криминального толка. Многие пришли в бизнес по комсомольской и
— Не было такого, что на вас пытались взвалить ответственность за неудачную сделку?
— Такого не припомню. В этом смысле возможны два сценария. С одной стороны, если переводчик допускал промашку не один раз, его увольняли. Но, с другой стороны, немало переводчиков настолько прониклись темой, на которую приходилось переводить, что потом сами ушли в бизнес. Когда ты постоянно говоришь об одном и том же в течение какого-то времени, то неизбежно становишься в этом профессионалом.
Сейчас российские предприниматели заметно изменились. Разумеется, сложно говорить об усредненном портрете, но сегодня это люди, которые получили образование и воспитание уже после развала Союза, многие из них обучались в престижных учебных заведениях за рубежом, поэтому тип российского бизнесмена более или менее сравнялся с международным. Мы видим глобальный образ, который, несмотря на этнические различия, становится универсальным.
В нашу эпоху язык — это источник информации. С помощью английского можно общаться на определенном уровне со всем миром. Кроме того, знание еще одного-двух дополнительных языков дает и другие преимущества — в первую очередь эмоциональный контакт с иностранцами, ведь каждый народ ценит интерес к себе, к своей культуре со стороны других людей.
— Вы работали с президентами — с Горбачевым, Ельциным, Путиным. У каждого — характерная речь. Какие особенности приходилось учитывать?
— Любой человек — это индивидуальность. Что касается синхронного перевода, переводчики действуют попеременно, в парах. То есть как бы долго ни говорил человек, каждый переводчик работает 20—30 минут. Учитывать необходимо и статус человека, и его профессиональную сферу, и тематику. Перевод политиков — не самая страшная тема, поскольку они говорят, как правило, заранее подготовленную речь и достаточно абстрактно, общими фразами. В отличие от специалистов по информационным технологиям или по финансам, которые используют массу цифр, технического материала, терминов. Политики говорят в основном глобально и на всякий случай так, чтобы можно было интерпретировать и в одну, и в другую сторону.
— Были случаи, когда вам приходилось сглаживать сказанное, допустим, если выступающий использовал игру слов, метафору?
— Закон перевода метафор сводится к тому, что ни в коем случае не стоит пытаться переводить что-то буквально — это величайшая ошибка. Переводчик, в особенности синхронный, должен передавать ход мысли. А для этого подключать систему образного восприятия. Человек, который пытается переводить слово в слово, обречен на неудачу. Как только ты открываешь рот и начинаешь переводить человека, ты растворяешься в его мыслях и стараешься придерживаться лишь линии, которую он выдерживает в своем выступлении, ни в коем случае не цепляясь за отдельные слова и обороты, которые он произносит. Как правило, метафоры или образная речь не должны представлять трудностей.
— Но тот же Ельцин, например, частенько мог выдать некую загогулину…
— Над вопросом, как перевести загогулину, ни один профессиональный переводчик даже думать не будет. Важен контекст. Ведь отдельные слова не стоят, как остров в океане, они используются среди прочих фраз и предложений. Любое слово — часть огромного контекста, и именно на нем мы фокусируем свое внимание.
Не могу вспомнить в связи с моей работой с президентами каких-то курьезов, которые изменили бы ход мировой политики. Но я достаточно четко помню общие параметры, которые приходится выдерживать. Междометия, пословицы, анекдоты ценны настолько, насколько они нужны в контексте данного выступления. Ни один переводчик не в состоянии переводить все произносимые слова, это и не требуется. Нужно перевести мысль — раз, и весь фактический материал: цифры, названия — это два.