Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
— Ты, Матвей? Что стряслось? С Василисой беда? — встревожился Болотников.
— Кругом беда, родимый. Бежать тебе надо и немедля.
Запыхавшийся бортник присел на крыльцо:
— На заимке у меня княжьи люди остановились. Василису успел припрятать. О том закинь кручину. Другое худо, родимый. Изловил Мамон семерых вотчинных мужиков, а среди них Евсейку Колпака из Федькиной ватаги. Отбился от Берсеня и в лапы пятидесятника угодил. Пытал его Мамон крепко. Под огнем сболтнул о грамотках
— Как о том изведал, отец?
— После обеда княжьи люди ко мне заявились. Злые, голодные. В подполье залезли. Медовуху с настойкой вытащили. Напились изрядно. Меж собой и проговорились о сундучке.
— Колпака видел?
— Богу душу отдал. Замучил его на пытке Мамон. Поспешай, родимый, беги из вотчины.
— Весь изъян на крестьян. Вот горюшко! — тоскливо вздохнул Пахом.
Иванка помрачнел. После недолгого раздумья проронил:
— Пойду Афоню вызволять.
Матвей всплеснул руками.
— Немыслимое дело затеял, родимый. В самое пекло лезешь. Туда сейчас княжьи люди нагрянут. Пытать Шмотка начнут.
— Тем более, отец. Афоню палачам не кину, — сурово проговорил Иванка и, засунув пистоль за кушак, решительно шагнул в темноту.
— Ох, бедовый!.. Исай-то как, Захарыч?
— Помер Исай. Два дня назад схоронили, — понуро вымолвил Пахом.
— Осподи Исусе! Да что ты, что ты, родимый! — ахнул бортник. Размашисто перекрестился и метнулся в избу к Прасковье.
Пахом, прихватив со двора веревку с вилами, побежал догонять Иванку.
— А ты пошто, Захарыч?
— Помогу тебе, Иванка. Нелегко будет Шмотка выручать.
— Ну, спасибо тебе, казак.
Подошли к княжьему тыну.
— Высоконько, парень. Забирайся мне на спину. Спрыгнешь вниз, а меня на веревке подтянешь, — тихо проговорил бывалый воин.
Так и сделали. Когда очутились за тыном, постояли немного, прислушались.
Застенок — позади хором. Возле входной решетки топтался дружинник с самопалом и рогатиной.
— Возьмем его тихо. А то шум поднимет, — прошептал Болотников.
Дождавшись, когда караульный повернется в другую сторону, Иванка, мягко ступая лаптями по земле, подкрался к челядинцу, рванул его на себя и стиснул горло.
— Рви рубаху на кляп, Захарыч.
Связанного караульного оттащили в сторону и подошли к решетке. На засове замка не оказалось. Иванка нашарил его сбоку на железном крюке и молвил сокрушенно:
— Выходит, припоздали мы с тобой, Захарыч. В Пыточной — люди.
— Ужель на попятную?
— Была не была, Захарыч. Бери самопал. Айда в Пыточную, — дерзко порешил Болотников.
В застенке находился Мокей. Раздосадованный мужичьей поркой, холоп еще час назад заявился в Пыточную, чтобы выместить свою
Афоню на дыбу он еще не вешал, а истязал его кнутом.
— Брось кнут! — крикнул Болотников, спускаясь с каменных ступенек.
Мокей оглянулся и, узнав в полумраке Иванку, выхватил из жаратки раскаленные добела клещи и в необузданной ненависти бросился на своего ярого врага.
Бухнул выстрел. Мокей замертво осел на каменные плиты. Болотников, выхватив из поставца горящий факел, наклонился над Афоней.
— Жив ли, друже?
Бобыль открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Жив бог, жива душа моя, Иванушка.
Иванка швырнул факел в жаратку и подхватил бобыля на руки.
Бортник ожидал Болотникова возле двора. Долго оставаться в избе было опасно: вот-вот должны княжьи люди нагрянуть.
Иванка до самого крыльца нес Афоню на руках. Подошедшему Матвею молвил:
— Добро, что нас дождался. Просьба к тебе великая, отец. Спрятал бы в лесу Афоню.
Матвей призадумался, бороду перстами погладил. Наконец промолвил:
— Нелегко будет, но в беде не оставлю. Укрою в Федькиной землянке. В ней и Василиса нонче прячется. Там не сыщут… Но туда сейчас по реке следует плыть. Челн надобен, родимый.
— Возьми наш челн, отец.
Спустились к Москве-реке. Афоня крепился, но перед самым челном протяжно простонал.
— Крепенько избил меня, собачий сын. Все нутро отбил, лиходей.
— Крепись, родимый, не горюй. Старуха моя тебя поправит. Нам бы только до землянки успеть добраться.
— Выдюжу, голуба.
Иванка усадил Афоню в челн, крепко поцеловал.
— Будь молодцом, друже. Даст бог — свидимся.
— Удачи тебе, — тихо проронил бобыль.
Болотников повернулся к Матвею.
— Василисе передай — вернусь я. Пусть ждет меня. Береги её, отец… Плывите с богом.
Пахом Аверьянов вывел навстречу Иванке коня, протянул меч в ножнах и узелок со снедью.
— Торопись, Иванка.
Болотников шагнул в избу, склонился над матерью, молча поцеловал и, проглотив горький комок в горле, вышел во двор.
— Не кручинься, сынок. За матерью я присмотрю. Прокормимся как-нибудь.
— Тяжело тебе будет, Захарыч. Мамона остерегайся. В случае чего — грамотками припугни. На меня сошлись. Скажи, что потайной ларец я с собой увез. Ну, давай прощаться.
— Далек ли путь твой, Иванка?
— В Дикое поле, к казакам, Захарыч.
— Праведную дорогу выбрал, сынок. Скачи!
Обнялись, облобызались, и Болотников взмахнул на коня.
Около своей полосы Иванка спешился и ступил к пожиночному снопу, подле которого три дня назад нашли мертвого Исая.