Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
Царь молится!
При трепетном пламени свечей Федор Иванович молится о священном чине, о всякой душе скорбящей, об избавлении от гладу, хладу и мору, огня, меча, нашествия басурманского и междоусобиц…
И поминутно разносится в палате протяжно, просяще и скорбно:
— Господи-и-и, поми-и-луй! Го-осподи, поми-и-луй!
По окончании утренней молитвы, Филарет окропил святой водой государя, а дьяк принялся читать духовное слово из Иоанна Златоуста.
Царь с благочестивым лицом внимал дьяку и все покачивал головой.
— Великий богомолец был праведник Иоанн. Помолюсь и за его душу, — сказал царь, утирая слезы.
— Помолись,
— Пошли к царице Сеньку, святой отец.
Постельничий вскоре вернулся и с низким поклоном доложил:
— Матушка наша, великая государыня, еще почивает.
Федор Иванович забеспокоился — грех заутреню просыпать — и поспешил на царицыну половину.
На широких лавках спали сенные девки. Царь ухватил одну за косу. Девка вздрогнула, подняла сонные припухшие глаза на государя и бухнулась с лавки на пол, встала на колени.
Но Федор Иванович после молитвы по обычаю был кроток, спросил лишь тихо:
— Отчего государыня не поднялась?
— Прости меня, грешную, государь. С вечеру скоморохи царицу тешили, припозднились. Проспали, батюшка.
Федор Иванович подошел к спящей царице. Ирина — молодая, цветущая, темноволосая, безмятежно спала, чуть приоткрыв полные розовые губы.
В опочивальне под низкими каменными сводами душно. Легкое тонкое покрывало сползло на пол, устланный яркими заморскими коврами. Ирина чему-то улыбается во сне, лежит на спине, широко раскинув смуглые обнаженные руки. На подушке вокруг головы — пышная копна волос.
Царь поднимает с ковра одеяльце и тихо покрывает им разметавшуюся во сне супругу. Но снова вспоминает о богослужении и слегка трогает царицу за плечо.
— Вставай, Иринушка. К молитве пора.
Государыня просыпается, по-детски трет кулачком глаза. Глянула на постное болезненное лицо царя и грустно вздохнула.
— Нешто уже заутреня скоро, батюшка?
Федор Иванович кивает и возвращается к духовнику. Садится на лавку и, пока царицу одевают, вновь рассказывает Филарету о привидевшемся челне с мертвым Иваном Шуйским.
— Скорбит душа моя, святой отец. Растолкуй, к чему бы это?
Филарет осенил царя крестом, подумал с минуту и пояснил:
— Все от господа, государь. Да токмо я так разумею. Рыбаки в скоморошьих кафтанах — то к вечерней потехе, к травле медвежьей. Челн — путь в монастырь на богомолье. Покойный князь Иван Петрович — к брани боярской на Совете… А вот щука — к покойнику, сохрани нас, господи.
Федор Иванович часто и испуганно закрестился на лики святых, забормотал долгую молитву. Потом молвил тихо:
— А Сенька меня обманул. Прогоню его из постельничих. Пущай в звонари идет, пустомеля.
Глава 15
На Кремлевской звоннице
Вскоре после заутрени в покои государя вошел ближний боярин — правитель и советник, наместник царств Казанского и Астраханского, конюший Борис Федорович Годунов. Ему лет сорок, статный, румяный, чернокудрый. На боярине белый атласный кафтан со стоячим козырьком, унизанным мелким жемчугом, бархатные малиновые штаны, сафьяновые сапоги с серебряными подковами. На голове — белая парчовая шапка, украшенная по верху дорогими самоцветами.
Борис Федорович отвесил поясной поклон царю, сказал по издревле заведенному обычаю:
— Доброго здоровья тебе, государь, и многие лета счастливого царствования.
Царь Федор Иванович, забывшись,
Позади царя стоял с открытым Евангелием крестовый дьяк, который при входе в опочивальню Бориса Годунова низко поклонился всесильному наместнику.
118
Зарбафный — из парчовой ткани.
Не дождавшись ответа от царя, Борис Федорович подошел к креслу, наклонился к Федору и молвил:
— В Грановитой бояре собрались. Ждем тебя на Совет, государь.
— А, это ты, Борис? О чем глаголишь?
Годунова не удивляла странная забывчивость царя. Вот уже три года Федор Иванович впадал порой в задумчивость. Наместник повторил свои слова.
Царь вздохнул, чему-то печально улыбнулся и поднялся.
— Идем, боярин. Идем дела державные вершить.
В кремлевских церквах ударили к ранней обедне. Понесся протялшый, медленный звон.
Федор Иванович остановился, широко осенил себя крестом, приложил палец к губам и молвил задушевно:
— Ишь благовест-то какой, господи. Пойдем, боярин, на звонницу. Сон мне недобрый привиделся. Надо о том сказать всевышнему. Бог-то любит, когда цари возле колокола с молитвой стоят. Идем, Борис, идем, а бояре дождутся. Превыше всего господь…
— Твоя воля, государь, — нахмурившись, произнес Борис Федорович.
Царь неровной старческой походкой побрел по сеням к выходу. За ним потянулись многочисленные слуги, духовные люди. Попадавшиеся навстречу бояре, окольничие и думные люди [119] , завидев государя, низко кланялись, касаясь рукавами цветных кафтанов с золотыми кистями пола.
119
Думные люди — чины должностных лиц («думцев»), в XVI–XVII вв. имевших право участвовать в заседаниях Боярской думы и в работе думных комиссий. К думным людям относились бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки, а также казначей, постельничий, дворецкий, оружничий, ясельничий и кравчий.
Годунов слегка кивал боярам величавой головой и с досадой думал: «Непристойно ближнему боярину по звонницам, словно захудалому пономарю, лазить. Да что делать. Набожному царю нонче не до мирской суеты».
Возле храма на паперти толпились нищие, бездомные бродяги, юродивые, калики перехожие. В рубищах, с обезображенными морщинистыми лицами, стонали, бормотали молитвы, истово крестились на златоверхие купола храма.
Увидев царя, упали на колени и ползком, с загоревшимися исступленными взорами потянулись к помазаннику [120] божьему, протягивая руки.
120
Помазанник — тот, кто помазан на царство. «Помазание» — церковный обряд, заключающийся в крестообразном мазании «миром» (благовонным маслом).