Иван Болотников

Замыслов Валерий Александрович

Устинья, словно во сие, ничего не видя перед собой, накинула на оголенные плечи мужичий зипун. Наконец пришла в себя, подняла голову. Приказчик попятился от ее взгляда – жуткого, леденящего.

– Ох, и зверь же ты… Надругался хуже татарина, – яро произнесла Устинья.

– Убирайся, баба. Не злоби душу мою, – лениво проворчал Кирьяк.

– Уйду, злыдень. Да только и ты со мной.

Устинья шагнула к столу и схватила острый хлебный

нож.

– Умри, ирод!

Кирьяк, однако, хоть и

был во хмелю, но успел перехватить руку обезумевшей бабы. Нож слегка лишь царапнул по его широкой груди; пнул коленкой бабу в живот. Устинья скорчилась от боли и выронила нож.

Приказчик рассвирепел и крикнул холопов с улицы.

– Тащите женку на сеновал!

Наглумившись, холопы выкинули бабу на улицу. Не вынеся позора, Устинья бросилась к реке и, не раздумывая, кинулась в черный глубокий омут.

Глава 2 «ИЛЬЯ ПРОРОК»

Нелегко бы пришлось в тот час и Василисе- дочери Устиньи. С глазами, налитыми кровью, приказчик шумел, бранился. А затем осушил еще три чарки медовухи и приказал холопам привести к нему Василису:

– На чадо бунташной крестьянки глянуть хочу!

Спасла девушку Сидоровна. Что было сил пустилась

она к Устиньиной избе, вбежала и, держась рукой за грудь, задыхаясь, выпалила:

– Ой, беда, Василиса! Беги, дитятко, в лес. Шибко разгневан батюшка Кирьяк. Прознал про тебя приказчик. Холопей за тобой снарядил. Поспешай, родненькая.

– А матушка как же? – оставаясь в неведении, вопросила Василиса.

– Потом, потом, дитятко. Торопись!

Василиса послушалась. Наскоро собрала узелок и огородами, мимо черных приземистых рубленок-бань побежала к лесу.

Долго бежала Василиса узкой лесной тропой, а когда опомнилась, лес стоял перед ней стеной – темный, сумрачный, лохматый.

Заметно темнело. Серели па прогалинах густые сумерки. А вскоре и вовсе в лесу стало черно. Загудели, завыли на разные голоса ели и сосны. Надвигалась гроза.

Жутко стало Василисе. Забралась она под ель, затаилась.

Над головой вдруг что-то ухнуло протяжно и гулко. Вздрогнула Василиса, крестное знамение сотворила. А на лицо наплывало что-то черное, мохнатое. Девушка к ели прижалась. Уж не леший ли в смолистых ветвях запутался и протягивает к ней руки. Пронеси господи! Василиса поджала под себя ноги, прикрыла их подолом льняного сарафана, но тотчас опять вскочила. Батюшки! Дождь хлещет, а узелок на тропе остался.

Выбралась Василиса из-под ели и разом взмокла вся. Принялась шарить рукой но мягкой мшистой тропе и вдруг перед самым лицом что-то задышало, затем лизнуло в щеку, всхрапнуло и тонко заржало.

Василиса вконец перепугалась, вскрикнула и повалилась на тропу. Сверкнул огненный змей, страшно и раскатисто, сотрясая землю, пророкотал гром.

Неподалеку

заполыхала ель, осветив на тропе гривастого светло-гнедого коня и большущего чернобородого всадника.

«Господи, сам Илья Пророк!» – пронеслось в голове. Девушка в преддверии смертного часа закрыла лицо руками, ожидая, когда всемогущий повелитель грозы и грома пустит в нее огненную стрелу.

Илья Пророк, засунув два пальца в рот, оглушительно, по-разбойному свистнул. Сзади его тотчас появились наездники с самопалами.

– Вот те на, ребяты! Баба – лесовица! – звучно произнес чудотворец и спрыгнул с коня, -г Ты чего тут бродишь, девонька? Едва конем тебя не замял.

Василиса упала на колени, часто закрестилась, дрожащим голосом вымолвила:

– Батюшка Илья, прости рабу твою, не казни душу невинную. Окажи милость, чудотворец.

– Спятила, знать, дуреха, – усмехнулся наездник и, вдруг поняв, за кого его приняла девка, расхохотался, схватился за живот и, давясь от звучного смеха, изрек:

– Ошалела, девка. За Пророка Илью меня приняла, братцы.

Ватажники загоготали. Василиса подняла с земли узелок и растерянно застыла среди дружно хохотавших лесных пришельцев.

– Ты откуда, девка красна? – перестав смеяться, пытливо вопросил девушку чернобородый всадник в кафтане, из-под которого виднелась чешуйчатая кольчуга.

Василиса смолчала. А вдруг это княжьи люди, что деревеньку ее зорили. Тогда погибель. Сидоровна не зря ее, поди, упредила.

– Негоже таиться, девка. Мы люди добрые, худа тебе не сделаем, – продолжал чернобородый. – Поди, из Березовки будешь? Уже не там ли приказчик Василия Шуйского дань с мужиков собирает?

– Там, батюшка, – тихо вымолвила Василиса, доверившись приветливому голосу ездока.

– Слава богу! – обрадованно воскликнул чернобородый. – На коней, други. Добро, коли Кирьяк еще в деревеньке. На осине повесим кровопивца.

При этих словах Василиса возрадовалась, заговорила торопливо:

– Всех селян приказчик изобидел. Последний хлебушек забрал. С моей матушкой чего-то недоброе содеял. А я вот в лесу упряталась.

Дождь хлынул с новой силой. Ель загасла, и снова все потонуло во мраке. Василисе стало зябко.

– Чего с девкой будем делать, Федька? – спросил чернобородого один из ватажников.

– В лесу, одначе, смедведем не оставим. Ha-ко, селянка, укройся, – вымолвил Федька, накинув на девичьи плечи свой суконный кафтан. Атаман взмахнул на лошадь и протянул Василисе руку. – Взбирайся на коня да за меня покрепче держись. Спешить надо, уйдет зверь.

Глава 3 КРЕСТЬЯНСКИЙ АТАМАН

Василиса – на дозорной ели. Сидит, прислонившись к седому, мшистому стволу.